Я – закоренелая татарка, а мой муж египтянин. Мы передавали в мечети Коран, надеясь, что каждый раз при открытии священной книги зачтутся наши скромные молитвы в пользу указанных людей. Жертвовали килограммы конфет для детей, метры пирогов и литры чистой воды для бездомных кошек – дело было в Египте. Мы делали всё, что могли, но ничего не помогало. Однако визиты усопших родственников закончились сами собой с рождением сына, и с тех пор никто меня не беспокоил. Среди вереницы снов особо запомнился один, очень странный.

В 30 лет он сделал головокружительную карьеру, став начальником строительной организации целого района. И когда родился я, отец строго-настрого запретил меня крестить. Боялся, что узнает начальство и его попрут из партии, а это значило потерять должность, которую он обрёл в борьбе за выживание семьи. Так я и остался некрещёным. Впрочем, та же участь ожидала моих младших брата и сестру. Ну, это ещё ничего. В пьесе Шварца «Дракон» Ланцелот говорит: «Всех так учили. Но зачем же ты оказался первым учеником, скотина этакая?»

Борщевик зелёными джунглями окутывает могилы на сельском погосте, раскрывает зловещие зонтики над полуистлевшими деревянными крестами, пирамидками из арматуры и редкими современными надгробьями. В прошлом году борщевик косили всем миром и даже вытеснили за кладбищенскую ограду, в придорожные кюветы.

...Той осенью моего сына должны были забрать в армию, но возникли некоторые медицинские проблемы. В выходной я выехала к сыну, который тогда жил с моим отцом, чтобы в понедельник отправиться с ним в поликлинику. Муж находился в командировке. В тот вечер я не позвонила его маме, подумав, что один раз можно и пропустить. И в ближайшую ночь испытала нечто ужасное. После полуночи за окном вдруг поднялся страшный ветер, загрохотало, завыло, погас свет. Было ощущение, будто балкон сейчас унесёт или крышу разорвёт на части.

В номере стояло две кровати, и у Риты зародилось беспокойство, что на вторую могут кого-нибудь подселить, но администратор снова успокоила – свободных номеров достаточно, никто не потревожит. Разобрав чемодан, Рита переоделась в льняную юбку и белую рубаху из марлёвки, бросила в пляжную сумку купальник с полотенцем и решила сразу отправиться на озеро. Прогулка начиналась приятно: дикие полевые цветы расплёскивались по обе стороны тропы, над ними жужжали пчёлы, в траве стрекотали кузнечики.

Свет у нас отключали часто, но впервые мы остались без электричества на весь вечер и всю ночь лишь в 1988 году, во время трансляции Олимпиады в Калгари. Помню, как расстроился: лыжную гонку не посмотреть, и уроки вовремя не сделал. Собрался было погулять с ребятами, сходить на теплотрассу – а что толку дома торчать? – как мама мигом вернула меня к суровой реальности: «А уроки?» «Мам, ты что, какие уроки? – возмутился я. – Света ведь нет!» «Ничего страшного, сделаешь при свечах».

Речь шла о древнем магическом ритуале. Чтобы человек мог превратиться в волка или другого зверя, нужно перекувырнуться через особый заговорённый нож, воткнутый в пень. Говорят, прыгать через него следует обязательно спиной. Простой неподготовленный человек так сделать не может: нужно с малых лет знать особые обряды, а значит, разбираться в колдовстве. Но, видимо, в глухой деревушке, затерянной среди лесов и болот на Брянщине, такое поведение когда-то считалось нормальным.

Помню, как в детстве мы страшно боялись покойников. Если в подъезде кого-нибудь хоронили и на этаже стояла крышка гроба, мы думали, что в ней живёт дух мертвеца. Проходить мимо неё считалось делом опасным: мы верили, будто она может упасть на того, кого захочет забрать с собой усопший. А ночью крышка двигалась – это не подвергалось никакому сомнению. А уж кладбищенские покойники на нас и вовсе наводили смертельный ужас: все эти истории про голоса из могил, девушек, умерших от несчастной любви и мстящих любимым после смерти...

К тому времени мои старшие дети уже учились в Белгороде – два студента и два школьника. Но они мечтали учиться в Санкт-Петербурге. Об этом городе им много хорошего рассказывал отец, Леонид Арсенович. Он когда-то сам жил в Питере, окончил там технологический институт. Так мы приняли решение перевезти туда старших детей, хотя к тому времени не имели ни российского гражданства, ни регистрации. Но уповали на то, что всё как-нибудь образуется. Сначала я отвезла в Петербург старших дочерей. Слава богу, мне повезло довольно быстро найти работу. Девушки поселились в съёмной квартире.

Мы приехали сюда после заката, но было ещё светло. Компанию нам составила молодая приятельница подружки. Вскоре я поняла, что здесь действительно творятся непонятные дела. Возникло странное ощущение, когда я озиралась по сторонам. Что это – храмовый комплекс, древний город или вообще инопланетная база? И тут и там камни больше напоминали фрагменты стен, словно оставшихся от древних фундаментов. Кто их строил, если согласно официальной науке тогда ещё не закончился каменный век?

Остановка не входила в наши планы, но настолько сильно было желание зайти в этот храм, что мы причалили к берегу. Поскольку наша лодка шла по реке первой, мы быстрее остальных высадились и направились к церкви. Пока народ неторопливо фотографировал вид реки, дикие пионы, одуванчиковое поле, я помчалась к храму. Он предстал настолько душевным и тёплым, что казалось, будто я слышу собственное сердцебиение. Даже остановилась и прислушалась: не моё ли это сердце стучит?

Я учился в деревенской школе. В нашем классе из 28 учеников было лишь семеро мальчишек. Смотрю часто на чёрно-белую фотографию: вот девчонки, а мы, мелкие ребята, как и положено, устроились у их ног. Сидим на корточках рядком. 2-й класс. Все семеро на одно лицо: стриженные под «канадку», одинаковые маленькие чубчики, доверчивый открытый детский взгляд, устремлённый на фотографа, за спиной которого стоит классная руководительница. Очень добрая, любящая, но строгая женщина, пользовавшаяся у нас абсолютным авторитетом.