К сожалению, я попала в семью, совсем не похожую на нашу. У свекрови жизнь тоже не сахар: двое детей, муж алкоголик и буян. Но, в отличие от моей мамы, это такая злая тётка! Именно тётка, по-другому язык не поворачивается её назвать. Мужу я предлагала снимать квартиру, но в целях экономии он от этого отказался, тем более что дом его родителей достаточно большой.

Как же я не люблю все эти поезда, электрички, метро. Влезешь туда – и от тебя уже ничего не зависит, народ тупо везут, как кур в клетках. Автобус ещё можно попросить остановить. В самолёте можно просто ни о чём не думать, повезёт – совершим посадку. А вот поезда… Вспомнила нашу поездку в поезде всей семьёй. Правда, не помню, куда мы ехали, маленькая ещё была, лет шести-семи.

Правда, тогда у 21-летнего Михаила Михайловича ещё «нос не дорос» ставить спектакли и фильмы. Зато уже через 10–12 лет Козаков сумел вписаться в структуру телевидения и сделал несколько удачных спектаклей, одним из которых был «Удар рога». Начинающий режиссёр умудрился осилить сложнейшую работу, в которой использовал рисунки и оригинальные визуальные приёмы.

...Хотя впечатлительной и обидчивой, правда сказать, была всегда. Родные и близкие относятся к этому с пониманием. Но мне ведь и с другими людьми приходится общаться – обращаться в поликлинику, в какие-то учреждения, встречаться на улице с бывшими коллегами, ходить в магазины. Так вот, если я чувствую спокойное и доброжелательное отношение, то и сама веду себя хладнокровно и адекватно, могу поговорить на любую тему, пошутить.

Вооружённые матросы Кронштадта собирались устроить массовую демонстрацию, чтобы свергнуть Временное правительство. Большевики же сомневались – и в том, что правительство уже надо свергать, и в том, что для этого достаточно сил. Ещё одна проблема состояла в том, что матросики не очень-то слушались большевиков. И заявили: если верные ленинцы не захотят присоединиться к выступлению революционных масс, то массы обойдутся и без них.

В тот страшный день Лёшке исполнилось три года. Готовились отметить его день рождения, мужики резали кабана, бабушка пекла пироги. Мы, сёстры, пошли на речку Сунжу, чтобы постирать бельишко и искупаться. Стираное сушили на кустах и горячих камнях. С нами был и Лёша. Он бегал по нашей запруде, мутил воду, а мы его шлёпали, чтобы не мешал. Брата собирались мыть отдельно душистым мылом, что приберёг для него отец. Я ни на секунду не теряла Лёшу из виду, а он норовил утащить мыло.

Кто пробовал, уверяет, что семьдесят рублей «калыма» – железно твои. В смысле 70 тысяч рублей заработка в месяц чистыми. Но – другая беда… Семья, очаг и собственная личность как-то вдруг стираются во времени, как грязь с лобового стекла. Ты работаешь до ненависти к асфальту, светофорам, пассажирам, одному звуку хлопающей двери, до изнеможения и пустоты внутри, как у выеденного яйца. А в итоге…

В августе 1999 года дель Понте сообщила швейцарскому правительству, что российская организованная преступность проникла в экономику Швейцарии. Несколько лет Карла трепала нервы нашим высокопоставленным политикам-бизнесменам. И, скорее всего, довела бы дело до конца, если бы в августе 1999 года Совет безопасности ООН не назначил её на должность обвинителя в Международный трибунал по бывшей Югославии.

Кавказ, самое начало 90-х. Прибывает Мишина группа горников к началу подъёма, покупает билеты, грузится в вагончик фуникулёра вместе с разнородной группой праздношатающихся людей, которые просто решили прошвырнуться до верхней станции. Это три тысячи метров. Их цель – побродить по горам, осмотреть сверху горные виды, пофотографировать. Нормальное человеческое желание – прикоснуться к красоте первозданной природы.

Я, естественно, не смогла молчать и сразу же сообщила ему, что всё знаю. Он извинился и пообещал прекратить общение с Машей. Но обманул: я сама видела, что в тот же вечер он опять переписывался с ней как ни в чём не бывало. И она ему написала: «Когда же мы с тобой встретимся? Мне сейчас так нужна твоя поддержка». А потом я уже не смогла ничего посмотреть в их переписке, потому что Дима сменил пароль!

Особого страха перед тараканами я не испытывала. Но тогда в баре мы просидели весь вечер, шоу было весёлым, настроение – игривым. И я почему-то напрочь забыла, что не боюсь этих тварей. Ка-а-ак заору! Подруга тут же меня поддержала. Но она-то по-настоящему, от страха кричала, потому что действительно до смерти боится всяких таракашек. И вот стоим мы, две русские тётки, орём в два голоса. Вдруг в туалет вваливается целая толпа англичанок, привлечённых нашими воплями.

Первый раз меня испугал отец, мне тогда было лет пять. Он принёс домой огромную мёртвую птицу, наверное, коршуна. Помню, у нас были гости. Все сидели за круглым столом, и я вместе с ними. Мама – на кухне. Отец взял птицу за крыло и стал подносить к нам, сидевшим за столом. Я испугалась и заплакала. Отец не унимался. Тогда я забилась под стол, но он стал её проталкивать и туда. Остальные взрослые что-то ему говорили, я ревела.

Воевать с никотиновой зависимостью было для меня делом привычным, но такой сильной ломки я ещё никогда не испытывал. Каждая клеточка организма вопила от навязчивого желания утолить никотиновую жажду. Скакало давление, колотилось сердце, а на коже выступал холодный пот. Время словно замедлилось, минуты казались часами, и чем дальше, тем невыносимее.

Мне скоро шесть, и меня распирает от самостоятельности. Зима. Утром мама упаковала меня в сад и выставила на лестничную площадку, чтобы мне было не жарко. Сад напротив дома – его видно из окна на лестнице. И я решила, что могла бы сама до него дойти, что и сделала. Зашла в раздевалку, переоделась и направилась в группу. Воспитательница даже спросить ничего не успела, как прибежала мама. Наказывать меня не стали. Время ожидания мамы на лестнице по утрам значительно сократилось.

Северный флот – это не катание на прогулочном катере, это серьёзная служба! Но благодаря отцу и маме у меня не возникло с этим больших проблем. К тому же в армии я играл на гитаре, пел. Был солистом ансамбля «Горизонт», и на первом рок-фестивале в Мурманске нам даже дали Гран-при. Ради участия в этом фестивале мы переоделись в гражданскую форму, за что начальник политотдела нас по головке не погладил.

...Доходим до мостика. Кошка дала взять себя на руки и посадить на плечо. Приступаю к переправе. Место критическое – пара метров по скользкому притопленному брёвнышку, слева-справа вода. Ступаю аккуратно, по линеечке, балансируя изо всех сил, в одно ухо воют осатаневшие комары, в другое кошка блажит с плеча: топят-убивают! И тут она увидела кустик посреди мостка. Приняв его за землю обетованную, со всей дури сиганула туда, отпихнув меня четырьмя лапами.