Справа высилась старая кухонная мебель, зимой служащая холодильником, а летом – пристанищем для пауков. Слева стоял колченогий столик, который глава семейства время от времени использовал в качестве верстака. Под ним жила сумка на колёсиках, купленная ещё в доавтомобильные времена, и рядочком теснились шестилитровые баклажки, наполненные водой на случай отключения.

Наконец мы нашли то, что искали. Эту барышню сделали в России, и она была похожа на наших советских Кать и Оль или на гэдээровских кукол той поры. У куклы оказались светлые длинные волосы – мечта любой девочки, оранжевое платье, туфельки, носочки и закрывающиеся большие голубые глаза. Мы не могли оторваться от неё, потому что представляли себя в детстве с этой куклой: как бы мы её расчёсывали и переодевали, как бы она была нашей дочкой.

С удивлением мы обнаружили, что извлечённое из шкафов и антресолей имущество не умещается в однокомнатной квартире. Пришлось, извинившись перед соседями, разместить часть нажитого непосильным трудом барахла на лестничной площадке, благо она просторная и закрывается на общий замок. Переезд растянулся на неделю. Сначала близкий друг перевёз в новую трёшку самое хрупкое – посуду, технику, фотографии и картины.

Школу я окончил в 1982 году, университет – в 1987-м. Времечко было – не соскучишься. У моего поколения, пожалуй, самая причудливая судьба. Куда только не разметало моих одноклассников и однокурсников. Кто-то моет посуду в Париже, кто-то стал олигархом. Есть среди них российские бомжи, американские профессоры, многодетные и многовнучные итальянские бабушки, воры, правозащитники, брокеры, ветераны горячих точек…

Я извернулась и рыбкой нырнула за спины мужчин, стоявших рядом, чтобы просто исчезнуть с её горизонта, потому что она в давке ещё и ущипнуть меня пыталась. Вступаться никто не стал, а сама я не решилась пререкаться, потому что на голову ниже неё и легче килограммов на двадцать. Пропала я, значит, из поля зрения этой женщины – так она прицепилась к мужчине. Но тот недолго думал и на полустанке просто выкинул вампиршу из вагона, а следом швырнул её корзину.

...В это время и появлялся из дома Штинглер-Раскосов, устраивался на скамейке под деревьями, расправлял гармонь. Устроившись, он доставал накрытую гранёным стаканам бутылку, нарезал помидоры с хлебом и колбасой. И раскладывал всё на скамейке, как опытный солдат перед боем неторопливо раскрывает в окопе свой боекомплект: запасные рожки к автомату, пару гранат, штык-нож, чтобы, когда дойдёт до дела, всё было под рукой.

С этим вопросом я обратилась в Академию наук Татарстана, мне ответила главный учёный секретарь Д.Ф. Загидуллина. Приведу фрагменты её письма: «Каждый из нас не раз попадал в неловкую ситуацию, не зная, как обратиться к незнакомой немолодой женщине или незнакомому мужчине. Обращение «товарищ» ушло из обихода, поскольку в восприятии людей оно всегда несло в себе некое политическое содержание… Разумеется, возвращение в наш язык слов «сударь», «сударыня» можно только приветствовать…»

После окончания школы в жизни героя начинаются серьёзные перемены, причём события развиваются сразу в двух направлениях. Согласно первой версии, он поступает в медицинский вуз, где все профессора, заметив его талант, хором прочат ему мировую известность и выдающуюся карьеру. По второй версии, со слов героя, он попадает в Ленинградскую высшую военную академию, где сразу же становится одним из лучших курсантов.

Бразилия – сокровенная мечта Остапа Бендера. В актёрской инкарнации Андрея Миронова. «О, Рио, Рио, грохот прилива…» Для тех, кому за сорок, Бразилия – это очаровательная рабыня Изаура с очень узко посаженными глазами и мясистой улыбкой кашалота. Капоэйра, самба, кофе. Амазонка. Пираньи. Карнавал, конечно, где сутками неугомонно трясутся маслянистые мулатки, похожие на кур гриль в бикини.

Через какое-то время мимо нас прошла женщина с маленькой дочкой, попросила у проводника веник и совок – сказала, орешками немного насорили. Мы от безделья переговариваемся: мол, вот нормальная тётенька – ребёнок намусорил, что естественно, – она за ним убирает, как полагается. И чистота, и ребёнку воспитательный пример. Смотрим им вслед – хоть какое-то развлечение в дороге.

Я изумлённо проводила её взглядом. Мы с мужем вроде оба работаем, но на полезные продукты «без химии» так и не заработали. А есть в том же переходе ещё одна горластая попрошайка, деваха непонятного возраста. Раздражает тем, что орёт на весь переход как ненормальная: «Помогите! Помогите!» В августе я поймала себя на мысли, что в переходе стало тихо.

И так было всегда: упадёшь, испачкаешься, возникли какие-то потребности, что-нибудь ещё – отец тут же комментирует это на всю улицу, магазин, квартиру, полную гостей, и так далее. Иммунитет к смущению у меня так и не появился, скорее наоборот, в разы выросла ранимость. Вспоминая детство, слышу успокаивающий голос мамы: «Ну чего ты? Папа же шутит!» Да, отец шутил, ему это казалось смешным. Он вообще слыл весельчаком и душой компании. Вот только мне почему-то не было весело.