Однажды Люда, при живых родителях с раннего детства находившаяся в детдоме, поведала мне, что ей тоже хотелось бы попасть в семью. Сказала, что ей приснился сон, будто удочерили не второклассницу Аллу, а её, Люду. А потом, в самый разгар летних каникул, подруга прибежала ко мне и спросила, нет ли у меня какой-нибудь сумки – она срочно уезжает, нужно собрать вещи.

...Правда, причёска эта пока ещё походит на девичью. Хотя кто их теперь разберёт? Они сейчас все мохнатые. При этом дочурка красится в самые немыслимые цвета. Хуже всего, что я знаю: внутри она – типичная девочка, такая же, как тысячи самых обычных девчонок. Хрупкая, очень ранимая, чуткая, ласковая, с нежным девичьим голоском, изящными жестами. Но с виду – резкая пацанка.

Мама и папа поженились, когда ей было 18, а ему 20, поэтому вопросами воспитания особо не задавались. Папа в рейсах, сына не видел по полгода, маме тоже некогда – младшему ребёнку исполнился всего годик. Не то чтобы Костику совсем не уделяли внимания, просто считали, что всё само собой образуется, сын перерастёт. Наша медсестра рассказала, что ребёнок сменил несколько садиков, везде случались какие-то недоразумения.

В один из таких бесконечных летних дней, после обеда, я сидел на сундуке возле мутного небольшого оконца и от нечего делать болтал пыльными босыми ногами, думая о том, как провести сегодня оставшуюся уйму времени. То ли пойти за сарай и начать муштровать полчища клопов-«солдатиков» в ярко-красных мундирах, то ли побежать через дорогу к ближайшей ярушке и закончить начатую утром постройку запруды на холодном роднике.

Учительница сына оказалась молодой, приветливой и общительной. Мы порадовались, да рано: очень скоро поняли, что попали не в школу, а в некое анархическое заведение. Какие-то непонятные уроки по тридцать минут – не успеешь отвести ребёнка, уже надо его забирать. Заданий нет, оценок нет, более того, учителям вообще запрещено как-либо выделять детей!

Однажды я стала свидетелем того, как они обсуждали: стоит ли заехать в Ленинград, куда приглашал папин сослуживец. Решили в поездку взять меня, пятилетнюю. В Ленинграде нас встретили замечательно. Мне выделили детскую, а ведь дома мы жили в одной комнате всей семьёй – родители, брат, бабушка и я. Для меня это была сказка. Особенно поразил прикроватный светильник в форме цветка.

Вскоре дочь сообщила, что снова нашла тысячу. Я не поверила и заподозрила неладное. Только вот мне и в страшном сне не могло присниться, откуда эти деньги. Муж даже попенял мне, что не верю ребёнку, но он всегда готов её оправдать. А потом мне понадобилось достать из копилки тысячу – зарплату давали на следующий день. Утром попыталась вытрясти купюры. 50 рублей, ещё 50 и ещё. Всё.

Дети в лагере очень разные, попадаются и невоспитанные. Кто-то без разрешения берёт чужие вещи. Кто-то обзывается и дерётся. Много таких нюансов. Мою, например, задразнили картавой, она плохо выговаривает звук «р». Мы, конечно, работаем с этой проблемой. Но ни в саду, ни в школе, ни во дворе она ни разу не слышала такого слова в свой адрес. А тут чуть ли не травля…

...Машины – ладно. А чужие люди, которые могут причинить моему наивному ребёнку вред? Разговоры веду постоянно, дочь прекрасно знает слова «нельзя», «запрещено», кивает в ответ. Как-то спросила, понимает ли она значение слова «убивать». Не таракана, не муравья, не осу, а человека. Ответила, что да, понимает. Понимает, что доверять можно только самым близким. Но одно дело разговоры, а другое – наша реальная жизнь. А она, к сожалению, спокойствия не добавляет.

Столько лет прошло, мне уже под 50, а каждый раз, вспоминая о том случае, я съёживаюсь от ужаса и стыда. Чтобы ясен был масштаб пережитого детского горя, скажу, что до сих пор вижу сны, в которых я бегу обнажённая и пытаюсь спрятаться. Вот что было в голове у этой женщины? Из-за сильнейших комплексов, идущих из детства, я наделала кучу ошибок в личной жизни. Хотя я, как верующий человек, каялась в грехе злопамятства...

В тот период я снималась у Володи в длинном сериале, возвращалась за полночь. Маленький Стёпка оставался то с няней, то с дедом. В ту ночь с ним дежурил дед. Кто-то из них перед сном запер входную дверь на внутренний замок. С внешней стороны открыть дверь ключом было невозможно. Минут сорок я жала кнопку звонка, одновременно тарабаня в дверь, звоня то на мобильный, то на домашний, – ноль эффекта!

Нам с сыном очень помогла игровая терапия: проговаривали его страхи и тревоги, а потом играли с ними. Например, игрушки боялись оставаться одни, или больших собак, или высоты, а большой и умный Саша объяснял им, что бояться не надо. Иногда поругивал Крокодила, за то, что тот не хотел отпускать маму на работу, а Медвежонка – за то, что боялся выступать на сцене. Не сразу, но тревожность прошла. Возможно, просто с возрастом, с желанием стать похожим на других детей.