«Познакомившись с Лизой, я поняла, что надо делать, когда кажется, что ничего сделать нельзя. Человека, погружённого в душевную боль, надо крепко обнимать. И так сидеть или лежать с ним, молча, тесно прижавшись, напрямую отдавая тепло, столько, сколько понадобится… Так делала Лиза. Эти объятия – один из самых удивительных уроков, который она, всегда избегавшая поучений, мне преподала», – говорит о докторе Лизе Глинка её подруга, журналист Ксения Соколова.

…Лиза родилась в 1962 году в Москве. Отец – военный, мать – врач, позднее известная в СССР телеведущая Галина Поскрёбышева. В семье было четверо детей – девочка Лиза, её родной брат и двое двоюродных, которых Поскрёбышевы усыновили после смерти их родителей.

Лиза с двух лет играла в доктора. Мама работала в «Скорой помощи», и девочка, можно сказать, выросла в поликлинике, причём всё время носила белый халат. Он был ужасно велик, но Лиза в нём чувствовала себя счастливой. Когда дочери исполнилось пять, папа изготовил для неё печать с надписью «Доктор Лиза». И девочка выписывала рецепты своим куклам.

В 2005 году этот псевдоним узнала вся страна. Елизавета Глинка тогда работала с пострадавшими от войны в Косове; связи с друзьями почти не было, и один приятель завёл для неё страницу в интернете, которую назвал doctor-liza.

Её муж Глеб говорит, что она такой родилась – «пропускала через себя каждого несчастного, обречённого, убогого, увечного, безнадёжно больного, погибшего». Они познакомились в 1986-м, когда гражданин США, потомок русского аристократического рода, адвокат Глеб Глинка приехал в Москву. К тому моменту Лиза уже окончила медицинский институт по специальности «Детский реаниматолог-анестезиолог».

Молодая пара уехала в США. Там растили сыновей, Константина и Алексея. Как потом вспоминала сама Лиза, в Америке она впервые увидела хосписы – больницы для умирающих, в СССР таких учреждений не существовало. Тогда она чётко поняла, что «работа со смертью» – её призвание.

В США Лиза получила второе медицинское образование по специальности «Паллиативная медицина» и несколько лет работала в американских хосписах. В девяностые Глеб Глинка по работе переехал в Киев, а жена с детьми последовала за ним. Там в 1999 году при финансовой помощи мужа Елизавета основала свой хоспис, первый на Украине.

Один обязательно поправится

Работая в хосписе, Лиза публиковала некоторые истории больных в своём интернет-дневнике. Вот лишь три из них.

«Давала интервью киевскому ТВ прямо в хосписе. Больные видели съёмочную группу и тем же вечером собирались обязательно посмотреть репортаж. Зная об этом, я на прямой вопрос молоденького корреспондента: «А правда, что все ваши больные умрут?» – ответила, что все мы когда-нибудь умрём, в том числе и больные моего хосписа. Потом представила себе реакцию больных и их близких и прибавила, откровенно соврав, что в хосписе всегда будет один больной, который поправится. Ну не удержалась, бывает. На следующий день во время обхода в каждой палате слышала одну и ту же фразу: «Елизавета Петровна, мы вас вчера видели, вы же обо мне сказали, правда? Я сразу понял(а)». Действительно, надежда умирает последней».

«Владимир спросил: «Это всё?» Таким голосом, что мне захотелось исчезнуть с лица земли. Пересилив себя, сказала: «Пока нет. Но Наташа умирает». «А мне что надо делать?» – прохрипел он. Мать закрыла лицо руками. Я спросила, не хотят ли они взять Наташу на руки. Потеплевшим голосом он спросил: «А можно?» Усадила их на диван и передала им ребёнка. Они держали её последние десять минут. Она издавала только хрип. Но чем реже дышала маленькая Наташа, тем спокойнее становился отец. Это он сообщил, когда девочка перестала дышать: «Всё. Она ушла. Разрешите мне подержать её ещё». Они долго сидели, держа в руках девочку…»

«Он (умирающий мужчина) попросил меня принести ему маленького козлёнка с не пробившимися рожками. Потому что, оказалось, вырос в деревне. Его растила мать, отец умер очень рано, и единственное светлое воспоминание для него – маленький козлёнок, с которым он играл в деревне, когда был мальчиком. Козлёнка я ему принесла. Он обкакал мою ординаторскую и блеял. Зайдя в палату, санитарка сказала В., что «сейчас будет сюрприз». Принесли козлёнка – его до вечера дал напрокат молочник. В. не мог встать, и козлёнка положили в кровать. Он обнял его и заплакал. Впервые за пять месяцев».

Не ходи на Павелецкий

В 2005-м Лиза вернулась в Москву – заболела мама. Два с половиной года Галина Ивановна находилась в коме в госпитале Бурденко. Именно тогда Лиза организовала свой фонд.

«Я, наверное, сделала это, чтобы не сойти с ума. Потому что у нас в реанимацию пускают два раза в сутки: в восемь утра и шесть вечера. Я ходила к маме, а в промежутках работала с бездомными», – расскажет она спустя годы.

Почему с бездомными? Однажды Лизе позвонил знакомый, сказал, что к больному бродяге на Павелецком вокзале слишком долго не едет «скорая», попросил приехать помочь. Когда она примчалась, то увидела не одного, а несколько больных бездомных. Стала их лечить.

С тех пор на протяжении девяти лет каждую среду доктор Лиза вместе со своим товарищем доктором Петровичем приезжала на Павелецкий. С утра до позднего вечера лечила, мыла, перевязывала, успокаивала, помогала добраться до дома, у кого был дом, найти родственников. «Неважно, почему опустился человек. Представьте – вы там. Мы же все люди, это же чей-то сын! Сегодня мы благополучны и ездим в дорогих машинах, но неясно, что будет с нами завтра. Дистанция между благополучием и нищетой – очень маленькая», – часто повторяла она.

Работая в Москве, она обрела и своего третьего сына – Илью. Его мать умерла от рака, родных не осталось. Лиза и Глеб усыновили мальчика.

Кажется, что именно деятельность доктора Лизы разбудила страну: у нас появилась потребность, даже страсть помогать тем, кому хуже. Этой страстью она заражала многих. Один мой знакомый юрист начал бесплатно работать в её фонде «Справедливая помощь». Другой знакомый, журналист, каждую среду помогал Елизавете Петровне на Павелецком вокзале.

Я тоже бывала в офисе доктора Лизы. Впервые оказалась там 7 марта 2009-го. Помню, тогда чувствовала себя очень несчастной, как каждая одинокая женщина в мартовские праздники. Увидела малюсенькую Лизу в подвальном помещении, среди подгузников, бинтов, медикаментов и праздничных букетов. Она спросила меня: «Вы – кто?» Я ответила: «Мама».

Не помню, какими словами она убедила меня не приезжать по средам к бездомным на Павелецкий. Но помню, что на прощание вдруг схватила со своего стола охапку разноцветных тюльпанов и вручила мне. Букет был такой огромный, что я едва его удержала. И ещё Лиза обняла, как умела только она. И я возвращалась от неё холодной ночью, танцуя от радости. Потом несколько раз обращалась к Лизе с личными и профессиональными просьбами. Удивительно, но, даже будучи очень занятой, она всегда отвечала быстро и тепло.

Она ругалась с чиновниками, боролась за каждого, кому требовалась помощь, лечила, хоронила, успокаивала. И она очень много улыбалась, смеялась, шутила. Говорила, что почти никогда не плачет. Но мне кажется, 2014 год многое в ней изменил.

Сделайте лучше, чем я

Незадолго до гибели на вопрос Ксении Соколовой «Как бы ты вообще хотела, чтобы складывалась твоя жизнь?» Лиза ответила: «Я просто хочу, чтобы всё было, как до войны».

Уже в марте 2014-го вместе с солдатскими матерями она поехала в Донбасс.

В июне в её интернет-журнале появилась запись «Нет войне»: «Пожалуйста, остановите военные действия. Лучше насовсем, но если это невозможно, то на неделю – десять дней, хотя бы для того, чтобы оказать квалифицированную медицинскую помощь всем раненым, эвакуировать гражданских лиц, ставших заложниками непрекращающихся боёв. Для организации нормальных гуманитарных коридоров и доставки медикаментов, детского питания. Для того, чтобы похоронить погибших. Прислушайтесь. Помогите. Остановите войну».

Вскоре Лиза требовала уже на правительственном уровне: «Прежде чем вы перейдёте к обсуждению вещей, которых я абсолютно не понимаю, я вам сейчас расскажу, что в Донецке находятся больные, тяжело раненные, безрукие, безногие дети… Если их сейчас не забрать, они умрут». Заседание вёл Путин. Очень скоро вышло постановление правительства: детей, эвакуированных с территории военных действий, оперируют, лечат и реабилитируют в России за государственный счёт.

За два года Лиза спасла более пятисот детей! Сначала вывозила в Россию тяжёлых больных. Например, мальчика, которому требовалась срочная операция, она несла на руках до поезда. А он ей говорил: «Бросьте меня, я тяжёлый – во мне тридцать два килограмма! Я всё равно не выживу!» Но Лиза привезла мальчишку в Москву, его вылечили, сейчас он с мамой живёт в созданном Лизой московском «Доме милосердия».

Сотни раненых, больных детей из Донецка, Горловки, Луганска Лиза везла через блокпосты, объясняя воюющим, что дети не выживут, – пропустите! Искала жильё, везла медикаменты, помогала устроиться в России. А пока спасала пострадавших, в сытой Москве её начали травить. Сразу несколько «представителей интеллигенции» обвинили Елизавету Петровну в том, что она принимает помощь от российского государства.

Маленькую женщину травили мужчины, о которых сама Лиза в интервью Ксении Соколовой сказала так: «Почему женщина ездит на войну за детьми, а мужчины поливают её за это дерьмом, сидя дома, в Москве или Германии, в тепле на диване? Я даже ответить на их обвинения не могу. Как я могу отвечать людям, которые не в теме, не понимают, чем я занимаюсь? Скажу так: «Господа критики, поезжайте вместо меня, спасите детей, сделайте это лучше, чем я! Ну, давайте!» Вам что, лучше было бы, если бы дети, которых я вывезла, умерли? Если бы умер Никита Тепляков, нуждавшийся в пересадке почки, которого я вывезла поездом. Тогда вы бы получили возможность написать в интернете: «Кровавый режим Путина задавил Никитку Теплякова». Или умерла бы Лена, которой пересадили кожу, и она как танцевала, так и будет танцевать. Она даже не хромает! Или умер бы Богдан с полностью раздробленным тазом? Кому от его смерти лучше бы стало? И знаешь, если за все эти «мразь» и «сука» в мой адрес Бог даст мне возможность спасти ещё хотя бы одну жизнь, то я согласна».

«Мелкие бесы, одержимые ненавистью, завистью и обидой, убеждённые, что ничего бескорыстного в России делаться не может, что любое добро – это ширма» – так сегодня говорит о критиках Лизы её муж Глеб.

Метод Лизы

Смерть Лизы предчувствовали многие. Включая её саму. 8 декабря прошлого года, получая в Кремле Государственную премию за выдающиеся достижения в области благотворительной и правозащитной деятельности, она сказала: «Завтра я лечу в Донецк, а оттуда – в Сирию. Так же, как и десятки других добровольцев, которые занимаются гуманитарной деятельностью. Мы никогда не уверены в том, что вернёмся, потому что война – это ад на земле, и я знаю, о чём говорю. Но мы уверены, что добро, сострадание и милосердие работают сильнее любого оружия».

Друзья, поздравляя её с премией, предостерегали от поездки в Сирию. Последнюю запись в своём интернет-журнале Лиза оставила 21 декабря, за четыре дня до трагической гибели в авиакатастрофе под Сочи. «Я жду и верю, что война закончится, что все мы перестанем делать и писать друг другу напрасные, злые слова. И что хосписов будет много. И не будет раненых и голодных детей».

В фильме Елены Погребижской на вопрос о смерти Лиза отвечает: «Меня пугает смерть. Неизвестностью. Я боюсь того, чего не знаю. Но как у человека религиозного, у меня есть ощущение, что там будет лучше».

То, что осталось в наших душах после ухода Елизаветы Глинки, трудно передать словами. Но, кажется, метод Лизы можно просто показать. Подойти к человеку и обнять его. Тепло, крепко. Сказать добрые слова. Помочь бескорыстно. И любить так сильно, словно смерть стоит рядом и объятие может оказаться последним. Наверное, в этом состоит метод Лизы.