Котилась Лялька тяжело. Подготовилась в срок, перестала есть часов за двенадцать, на неделю вперёд прокакалась. В десять вечера отошли воды и начались слабые потуги. Но быстро закончились. И через пару часов кошка передумала рожать. Поела и совсем забыла о процессе. Только иногда похаживала взад-вперёд, ударяя хвостом по ляжкам. Ложилась, снова ходила…

В два часа ночи стало ясно, что дело плохо, и мы вызвали ветеринаров. Уколы окситоцина, массаж живота. Через час котята пошли. Тяжело шли. Лялька вопила, как радистка Кэт:
– Мама! Мамочка!..

Доктора уже готовились к кесареву. Но к девяти утра роженица выдавила из себя четырёх котят.

Вытерев тревожный пот и отдав врачам круглую сумму, мы с женой решили, что больше наша кошка через такое проходить не будет.

Первые-то роды тоже были сложными. Мы тогда списали всё на неопытность первородящей. А получается, дело в другом. Может, таз у кошки узковат, может, гормональный фон не тот, но ясно, что в природе она бы не окотилась. Погибла бы.

Так что – всё. Котята – большая радость, но не такой ценой.

Когда всё закончилось и кошка ещё тяжело дышала, но уже вперемежку с мурчанием, когда она вылизала и покормила младенцев, мне приспичило их взвесить. Поставил на кухонные весы мисочку и, схватив первого спящего ребёнка, потащил на процедуру.

Ребёнок заверещал, а мать… Мать глянула с отчаянием и тихо-тихо захныкала. Только что слёзы из распахнутых глаз не брызнули.

Я догадался, что происходит. Я ведь еду всегда взвешиваю – считаю калории. И Лялька эту ежедневную процедуру хорошо изучила. К моменту взвешивания она всегда на табуретке у обеденного стола. Ждёт угощения.

И вот отнерестившийся зверёк, думающий, что беда кончилась, а счастье началось, вдруг видит, что это выстраданное счастье хватают и несут на весы. Как сосиску или котлету. Дотянулась лапа Ирода до младенцев! И сил уже нет остановить злодейство. Только смотреть, всхлипывать и молиться.

Хорошо, что я это понял. Положил котёнка назад и других уже не хватал. Прости, Лялька!

Вот мы привыкли думать, что новорождённые котята воюют друг с другом за самые молочные соски, более рослые отталкивают слабеньких, которым надо помогать, давать им внеочередной доступ к молоку, чтобы совсем не ослабели.

Но принимавший роды ветеринар объяснил, что всё сложнее. По его словам, котята уже в утробе знают, за кем какой сосок закреплён. У них готовая схема в головах. Проекция расположения в рогах матки. Они знают свои номера и своё место в столовой. Могут подлезать друг под друга, толкаться, меняться сосками, но в большинстве случаев питаются от своего законного крана. И возвращаются к нему, даже если их приложить к более молочному. Невкусно им на чужих номерах, неуютно.

Честно говоря, не поверил, но, присмотревшись, подумал, что ветеринар прав. Причём схема касается не только мест питания, но и отдыха. Это особенно наглядно у двух серых, перенявших отцовский окрас, пацана и девочки. Они вместе сосут, вместе спят. Вместе просыпаются и поднимают голодный писк. Причём пищат до тех пор, пока к «своим» кранам не присосутся.

С двумя другими, в принципе, то же самое, но на одноцветных закон природы выявляется нагляднее.

Интересно, изучают ли биологи кошачье поведение? Защищают ли диссертации по нему? Если нет, то зря.

С момента родов мы живём в сказке. Тут тебе и «Городок в табакерке», и «Хроники Нарнии», и куча других, где можно заглянуть внутрь домашнего предмета и увидеть нечеловеческий мир.

Зверьки похожи на карликовых людей или на оживших солдатиков в коробке. Или на шахтёрчиков, впившихся в пуховый живот, как в горную породу. Давят, ногами упираются. В брюшном пухе миниатюрные отбойные молоточки не видны…

Да много на кого они похожи. Лялькино гнездо – портал в другую реальность. Сунешь голову внутрь и не оторвёшься. Как на огонь смотреть или на снег. Завораживает.

Как и положено животным в сказке, Лялька разговаривает. Где-то в середине беременности она постепенно переходит с обычного мявканья на аналог речи. Появляется разделение на слоги и фразы. На письме это трудно передать, но какая-то смесь кряхтения, ворчливых и гневных стонов, бормотания. Какое-то плямканье:
– Мня-мням.

Особой ласковости, между прочим, в разговорах с детьми нет. Всё крайне строго. Лекции и нотации. Иногда жалоба. Голос сиплый, несколько похож на леоновского Винни-Пуха. Но не такого беззаботного. Серьёзный, нагруженный долгом Винни-Пух. А котята пищат, как Пятачок из того же мультика – один в один.

Если кто-нибудь из котят отползает от материнского пуза, Лялька поворачивает голову в его направлении и покрякивает адресно, раздражённо, властно, как полицейская сирена. И тут же успокаивающе бормочет послушному ребёнку, которого разбудила мамкина ругань.

И помню по прошлому году, что с раздачей котят закончились и сложные разговоры. Как у всех зверей в конце сказки. Прошло волшебство, и вот уже кошка стала просто кошкой. Трётся о ногу, мурчит, ничего не понимает.
Но у нас впереди ещё месяца полтора сказки. Грустить рано.

Из четырёх котят себе мы решили оставить девочку, похожую на маму. Так её изначально и называли – Лялькой-два.

Но не может в семье быть две Ляльки. Путаница выйдет, и Ляльке-маме не понравится, что её именем зовут кого-то ещё.

Сладкие банальности типа Корицы или Плюши нам на душу не легли. По-моему, кошек надо звать забавно, с приколом. А прикол как раз в пущей серьёзности. То есть человеческое имя надо дать усатой морде, и построже. Тогда возникает когнитивный диссонанс, смех и желание потискать полосатого Василия Никифоровича или черепаховую Зинаиду.

Но из сотен человеческих имён что выбрать? Мне вот почему-то хотелось – Постумию. Солидно, строго. Но смысл не подходит. Постумия у древних римлян – та, что родилась после смерти отца. А я-то живой. И биологический отец, кот по кличке Нюша, в полном здравии. Не годится.

В православные святцы заглянул. На 10 февраля из женских там лишь Ольга. Ну-у, в принципе можно… Как вариант.

В католических святцах выбор побогаче. Но Аустреберта, Бальдегунда и Сотерида для русского уха слишком вычурны. Забавную Схоластику – отметил.

Вполне возможны Екатерина и Елизавета.

Ещё есть Клара. Даже не знаю… Коту бы пошло быть Карлом, а кошке Кларой – не так интересно. Хотя – Клара Цеткин, Восьмое марта… А мы цветочники. Вдруг её покровительство поможет нам цветы продавать? Серьёзный вопрос.

Думали, перебирали и в конце концов назвали Евой. Не знаю почему.

Начинаю понимать старух, у которых в квартире живёт по двадцать кошек. Азарт коллекционера. Невозможно остановиться. В собрании просто необходимы вон та в полосочку, и эта пятнистая, и тот рябенький. Руки жадно дрожат, и пальцы холодеют.

Мы из четверых котят изначально выбрали полосатую мамину копию. Ещë до рождения. Потому и с рыжим котом Ляльку не случили, чтобы он не перебил своей апельсиновостью нужную масть.

И вот когда запланированный ребёнок родился таким, как нужно, когда назвали его Евой и привыкли к мысли, что будут у нас жить два похожих зверя, тут-то и началось непредвиденное.

Одна из двух пошедших в толстощёкого серого папу близняшек, которых мы готовили исключительно к продаже и даже не разделяли по именам, а называли общим прозвищем Маленькие Нюши, – вдруг включила зомбирующее обаяние на полную мощность.

Ничего особенного не делала, а так… То лапки поставит на край корыта-гнезда и глядит кротко. То при малейшем касании включает громкую урчалку. То кверху пузиком перевернётся и потешно лапами болтает.

Любой из однопомётников, если его схватить, истерично верещит, зовёт на помощь мамку, а эта сидит в ладонях молча и только урчать начинает. Показывает, какая для неё честь и какое удовольствие – наши руки. Только глазками вверх – луп-луп: мол, дяденька, вы же меня никому не отдадите? Нет?..

Выбор, меняющий судьбы. Так, наверное, гаремные девчонки соблазняли султанов. Кроткий взгляд, пугливая скромность и вот уже можно кричать: «Господин назначил меня любимой женой!» А прежняя любимая задвигается в архив.
Я и понимаю, что – нехорошо, несправедливо, а что сделаешь, если пухлая щекастая милашка поймала нас на крючок? Уже люблю её, не могу. И жена моя так же. Назвала новую избранницу Зефиркой, целует её и тискает.

А перед худышкой Евой нам стыдно за свою переменчивость. И как бы долг давит, обязательства: уже выбрали, пообещали. Куда ж её теперь… А тискать хочется Зефирку.

У жены ещё и другой мотив есть. Она устала себе отказывать в лучшем. Вот, например, цветы. Если хотим квартиру украсить или освежить её весной мимозно-тюльпановым запахом, то берём себе пересортицу – что-нибудь сломанное или второй свежести. Потому что лучшие цветы предназначены клиентам. Тратить на себя рука не поднимается. На то и бизнес. Не для удовольствия, для заработка. И поговорка о сапожнике без сапог – о том же. Классика. Всегда так было.

А моей жене этот экономический закон надоел. Она взбунтовалась. И начать решила с котят. С Зефирки, на которую уже облизываются два покупателя. Решила этот вкусный кусочек никому не отдавать. Прямо не бизнесвумен, а какая-то дикая помещица. Не будем вишнёвый сад сдавать дачникам, а продадим и поедем отрываться в «Мулен Руж». На тройке с бубенцами!

А мне и потерянных денег жаль, и ещё больше – Еву. Пообещали же ей.

Видимо, обеих оставлять придётся. Хотя это и накладно. Затраты были немалые: кормёжка, медицина, аренда кота.

Но что сделаешь. Любовь и долг. Долг и любовь. И надежда, что два предназначенных к продаже котика в последний момент не станут нас гипнотизировать. Это уже чистое безумие было бы.