Мне было четырнадцать, когда я приехала в деревню на летние каникулы. Бани в деревне топили нечасто, и мы с подругой Раей приспособились мыться под краном с тёплой водой на ферме, в помещении, где ополаскивали бидоны. Мама Раи работала дояркой, и моя подружка была в курсе, где взять мыло, полотенца, в какое время дойка и когда там никого нет. Тайком мы устраивали помывку.

Как только утренняя дойка завершилась, коров выгнали на пастбище и доярки ушли домой, мы пришли на ферму. Было пусто, тихо, пахло навозом и молоком. Мы по очереди подставляли голову под кран и намыливали волосы. Райка быстро справилась со своей стриженой шевелюрой и с интересом наблюдала, как я мыла косы.

– Ты их как бельё стираешь, – заметила она и полюбопытствовала: – Не тяжело носить столько волос на голове?

Мой ответ: «Не замечала», – был встречен гримасой недоверия.

После банной процедуры, чтобы нас не застукали с мокрыми волосами и не задали неудобных вопросов, мы отправились в деревню задворками. У подножия водонапорной башни хлопал крыльями голубёнок.

– Летать учится, – констатировала Райка. – Наверное, с башни упал, там птичьи гнёзда.

Сизокрылый птенец был абсолютно беззащитным. Пока летать не умел, его мог съесть кто угодно: хорёк, кот… Да и лиса время от времени шастала у фермы. Сердце сжалось от жалости к малышу. Оставить его в опасности я не могла. Забрать домой… Но что скажет бабушка? Что его заклюет наш рыжий петух? Скорее всего, так оно и будет. Однако бросить птенца на произвол судьбы совесть не позволяла.

Его может не найти мама! И даже если найдёт, как она его поднимет в гнездо? Что он будет есть? Мысли сменяли одна другую. Я лихорадочно искала выход. Райка отнеслась к ситуации на удивление спокойно:
– Закон природы – пищевая цепочка, слабый не выживает! – произнесла она фразу с урока биологии.

Меня её спокойствие покоробило, и я твёрдо заявила, что наш долг спасти несчастного.

Райка посмотрела на меня долгим взглядом, потом перенесла внимание на птенца и подключилась к поиску путей спасения. Скорее всего, она делала это из-за меня, а не из-за голубёнка.

– Отнесём его в коровник. Туда лиса не зайдёт, – предложила она.

Но вариант не подходил – там его могли затоптать коровы. Мы думали-думали и ничего умнее не решили, как поднять птенца на башню.

Подруга была на год младше, поэтому я взяла ответственность на себя. Кто, если не я? Без колебаний засунула голубёнка под майку, где он оцепенел от страха, и стала взбираться по приваренной к башне металлической отвесной лестнице. Это было несложно. Я смотрела вверх, переступала с одной перекладины на другую, и с каждой минутой расстояние между мной и оголовком водонапорной башни сокращалось.

Там действительно жили голуби, и я отпустила пернатого к его собратьям. Потом с облегчением вздохнула и окинула взглядом открывшийся горизонт. Было необычно высоко и просторно. Даже показалось, что здесь, наверху, воздуха больше, и я вдохнула полной грудью, наслаждалась нежностью ветерка, синевой неба, простором…

Гордясь благородством своего поступка, я направилась к лестнице и глянула вниз… И вдруг мне стало до жути страшно. Я боялась поскользнуться и упасть. Подойти к краю не могла, если только подползти…
Что делать? Я запаниковала. Горизонт сразу сузился, простор потерял привлекательность, меня бросило в пот. Даже башня показалась неустойчивой. Я села на крышу и не решалась встать. А ведь всего пару минут назад любовалась панорамой. Теперь подойти к краю было выше моих сил.

Я стала кричать Райке, что не могу спуститься, а потом просто сидела в полном отчаянии. Представила, что просижу так несколько дней, а может, и больше, от голода придётся съесть голубей. И стоило спасать? А как быть с водой? Человек от жажды умирает быстрее, чем от отсутствия еды. Ждать дождя? А если начнётся гроза? Странно умереть от жажды, сидя на водонапорной башне.

И что скажет бабушка? Представила, как бабуля закроет рукой подбородок, покачает головой и скажет:
– Ай-яй… Чего тебя туда понесло? Надо сначала думать, а потом делать.

«Почему у меня всегда получается наоборот?» – горевала я. Даже слёзы навернулись от жалости к себе. И, конечно, бабушка расскажет маме…

В таком отчаянии сидела часа два. За это время моё лицо и руки покраснели от солнца, я почувствовала сонливость и прилегла. «Неужели придётся здесь, на семи ветрах, ночевать? Хорошо, что лето, не замёрзну». Чего только я не передумала…

Не знаю, какие уж там шаги предприняла Райка, но по лестнице поднялся мужчина в клетчатой рубашке. Я почувствовала запах солярки и мазута. Стоя на перекладине и держась левой рукой за поручень, он протянул мне правую:
– Держись, я помогу спуститься. Вниз не смотри. Куда ставить ногу, буду говорить. Смотри только вверх! – уговаривал он меня. – Я всё время буду за твоей спиной.

Но я всё равно боялась приблизиться к лестнице.

– Ну! Не бойся! – подбодрил он властно и строго. Если бы не этот командный уверенный тон… Я подползла к лестнице и протянула ему руку.

Вниз не смотрела. Держась за перила, я ощупью поставила ногу на перекладину. Дальше мы спускались так: я смотрела вверх или перед собой, а он, находясь за моей спиной, командовал, куда переставлять ногу. Мы спускались параллельно.

О, какое счастье снова почувствовать землю под ногами! Такое чувство, наверное, бывает у космонавтов и моряков после полёта или долгого плавания. Захотелось закричать: «Земля!» – но это было бы уже чересчур. Внизу сразу стало легко, и я успокоилась. Мы с Райкой радовались, что я спустилась, обе поблагодарили дядечку и со всех ног бросились домой.

Лица мужчины я не запомнила – точно не из нашей деревни, потому что об этом инциденте никто у нас не узнал. Иначе бабушкиного ремня было бы не миновать, да и родители бы не одну нотацию прочитали.