После тёплой зимы наступила тёплая весна. Я отправилась на местный рынок – побродить, подышать свежим воздухом, купить продуктов. Иду себе, глазею.

К мясным рядам подъехала грузовая машина. Открылись двери. Что-то тёмное метнулось к ним и оказалось большим лохматым чёрным псом. Сердце моё ёкнуло: «Волчок! Наш пропавший Волчок!» Собака села у машины. Грузчик покопался в ящиках с мясом, достал не просто большую – огромную мотолыгу и бросил её псу. Тот долго примеривался, потом взял кость и степенно направился к прилавку с рыбой. Положил лакомство рядом, лёг, свернувшись калачиком.

Я стояла в оцепенении. Это был и Волчок, и не Волчок. Очень похож на нашего исчезнувшего любимца, такой же чёрный, лохматый, с карими глазами-бусинами, но только более крупный. Уши вроде другие. В одном – новомодная пластиковая бирка, знак того, что побывал у собачников. Сейчас у них новая фишка в борьбе с бродячими животными: усыпляют снотворным, увозят, делают прививки и дезинфекцию, стерилизуют и выпускают, только не там, где взяли.

Я наблюдала за псом. Тот спал или делал вид, будто спит. Кость лежала рядом. Я рискнула, присела перед ним и позвала потихоньку:
– Волчок! Волчок!

Никакой реакции. Будто не к нему обращаются. Даже глаз не открыл, хотя вижу, что слушает. Наш Волчок даже по прошествии долгого времени так бы не поступил. Как он встречал хозяев, кружась за собственным хвостом, повизгивая от радости! Чуть зазеваешься – и сильные лапы обнимают тебя за плечи, а улыбающаяся морда норовит ткнуть в твоё лицо.

Хорошо, давай по-другому.

– Черныш! – сказала я.

Глаза приоткрылись, равнодушно скользнули по мне, не нашли ничего достойного внимания и закрылись. Этот пёс меня не знал или не помнил.

Я заметила, что продавец рыбы, рядом с прилавком которого всё происходило, исподволь наблюдал за нами, и решилась спросить:
– Вы знаете, что это за собака и давно ли она здесь?
– Это мой друг Черныш. Месяца три назад приблудился.

Всё сходится! Именно тогда пропал наш Волчок, а Черныш – его вторая кличка.

Я опять присела возле собаки. Погладить не решалась. Только тихо стала говорить, так тихо, будто сама с собой беседую:
– Знаешь, Черныш, я тебя понимаю. Ты натерпелся от этих собачников. Привык доверять людям, а они поступили вероломно, усыпили, мучили. Лишили дома. Ведь ты раньше где-то жил? Тебя кормили, ты укрывался там от непогоды. Значит, это твой дом. И теперь ты не подпускаешь никого близко несмотря на то, что здесь тебе хорошо и сытно. Спи, спи. Хотя я знаю, что ты меня слушаешь. Наш Волчок был уже в летах, борода чуть с проседью. Долгое время он жил у одного большого предприятия, где работало много людей. Все его любили, и каждый норовил угостить. Так что жизнь у Волчка – кстати, многие звали его Чернышом, – была сытая и вольготная.

Потом настали лихие времена, предприятие закрылось, людей распустили. Осталась только наёмная охрана, которой дела не было до пса. Тогда и поселился он в заброшенном сквере под деревом. Спал там в траве в любую погоду. Только в самый лютый мороз прятался у тепловой камеры, грел бока. Кормился чем придётся.

Вот тут с ним и познакомились мы с приятельницей. Так сказать, по наследству перешёл он к нам от бывших сотрудников закрытого предприятия: «Вы уж совсем не бросайте нашего Волчка, приглядывайте».

Что ж, стали приглядывать. Мы работали недалеко от того заброшенного сквера. На работу теперь несли два обеда, свой и собачий. Каждый перерыв месили ведёрко с едой, шли к скверу, звали: «Волчок! Волчок! Волчок!» И он бежал навстречу крупным галопом, с развевающейся на ветру чёрной волнистой шерстью. Потом от радости кружился на месте, ловил свой хвост. Норовил обнять грязными лапами за плечи и лизнуть в лицо того, кто не успел увернуться. Ел не спеша, оглядываясь. Давал понять, что ждёт нас не только из-за кормёжки, но и для общения.

Черныш лежал со своей большой костью возле рыбного прилавка. Карие глаза-бусинки были открыты. Он, как и продавец, слушал. Прохожие и покупатели удивлённо наблюдали за лежащей чёрной собакой и присевшей возле неё странной тёткой, которая всё говорила и говорила:
– А потом к компании в сквере стали прибиваться новые питомцы. Рыжий кот с зелёными глазами – он не боялся собак, а те уступали ему самый лакомый кусочек. Белая собачка Белочка, очень пугливая, кормить её нужно было отдельно. Голосистая Монтсеррат Кабалье, попросту Монса, – детская любимица. Бесшабашная Мася – вечно беременная или с выводком щенков. Состав менялся: кто-то исчезал, кто-то появлялся. Уже никого не надо было звать на обед. Ещё до наступления перерыва мне и подруге все наперебой сообщали, что нас уже ждут. А на выходе из офиса нас встречала вся стая с довольными мордами. Мы в окружении собак и кота направлялись в сквер, где, как нам казалось, никому не мешали. Там, всё на той же тепловой камере, открывалась столовая: мы доставали с дерева миски, наполняли их по количеству голов и раздавали. Потом слышалось дружное чавканье, иногда беззлобный рык, когда кто-нибудь совал нос не в свою порцию. Затем весёлая команда: «Сдаём посуду!» Миски опять отправлялись на дерево, и начиналось веселье! Стая соперничала из-за внимания: кого погладили, кого ласково назвали, с кем поиграли. Из окон окружающих домов жильцы наблюдали за двумя прилично выглядевшими дамами в окружении собак, щенков и кота, резвившихся в безлюдном сквере.

Пёс сидел напротив меня, слушал. Его надбровья смешно двигались вместе с глазами. Будто он силился понять, что рассказывает ему эта тётка. Конечно, он не уяснял смысла слов, но чувствовал интонацию, и она его занимала. Продавец рыбы присел, подпёр щёку рукой и спросил:
– А дальше что?
– Дальше… Продолжалось это почти три года. Основным, официальным, так сказать, нашим подопечным был Волчок. Свита постоянно менялась. Рождались щенки. Мы их старались пристроить. Если не удавалось, те подрастали и присоединялись к стае. Кормили животных не только мы, но и жильцы близлежащих домов – варили кашу, выносили остатки со стола. Жизнь на «скотном дворе» била ключом. Мася с семейством постоянно была в бегах, в поисках приключений. Воспитанная Монса сопровождала на прогулках девочек. Щенки Белочки получались на удивление ладными и уходили на ура по объявлениям. Почти все наши животные были в ошейниках. Некоторых стерилизовали.

Но, как всегда, нашлись те, кому собаки мешали. И вот однажды мы вышли в обед – а собак нет. Ни одной. Исчезли бесследно. Поползли слухи, что забрали собачники. Попытки разыскать, звонки в соответствующие службы ни к чему не привели.

– Так это он? Ваш Волчок?
– Нет, но очень похож. Сначала я думала, что просто забыла детали, какой он был. А сейчас вижу, что Черныш – чужой пёс. Он меня не знает, да я и сама уже разглядела, что чужой. Но так хотелось, чтобы Волчок нашёлся!

Я поднялась, попрощалась с продавцом и побрела в сторону дома. Вдруг моей опущенной руки коснулось что-то холодное и влажное. Рядом стоял Черныш. Он заглянул мне в глаза и лизнул руку! Потом вильнул хвостом, развернулся и потрусил на своё место.

Теперь каждый свой поход на базар я начинаю с рыбных рядов. Потихоньку киваю Чернышу. Он отвечает едва уловимым движением хвоста.