Котёнка-то мы себе оставили, но привязанности к нему я вначале не чувствовала. До тех пор пока совсем ещё маленького не вынесла погулять, прижав к груди. Походив так с младенцем, я вдруг стала ласково приговаривать:
– Максик-шмаксик, котик-шмотик…

Тепло котёнка на моей груди, его мягкая шёрстка и беспомощность разбудили во мне материнский инстинкт, и с прогулки я вернулась другим человеком. В области сердца появилась какая-то теплота и нежность, и с этого момента Максик стал моим питомцем, воспитанником, сыночком.

Пока был совсем маленьким, он сосал молоко своей матери Чернушки, предпочитая один сосок всем другим. Мы пытались пристраивать его к другим соскам, но котёнок упорно их выплёвывал и присасывался к любимой тите, которая стала огромной и вытянутой, как сосиска. Наверное, кошке было больно, когда сын хватал её за этот бедный сосок, потому что она вздрагивала и беспокоилась. Наконец Чернушка перестала подпускать котёнка к себе, и нам пришлось кормить его самим. Как раз в это время аспирантам раздали американскую гуманитарную помощь – напомню, дело было в начале 90-х.

Я с горечью говорила:
– До чего мы дожили, опять «союзнички» тушёнку присылают.

Когда мы открыли коробку, то нашли в ней несъедобные консервы, безвкусные галеты, влажные салфетки и большой пакет сухого молока. Вот это была удача. Каждый день я аккуратно разводила порошок тёплой водой и поила Максика. Он с удовольствием лакал это молочко. Чернушка пыталась пристраиваться, отталкивала котёнка от мисочки, но я её не пускала, боялась, что малышу не хватит.

Характер у кошки оказался зловредным. Как только Максик немного подрос, она стала его трепать. Например, была у них такая игра. Маленький холодильник стоял на тумбочке, между этим сооружением и стеной оставался зазор. Максик залезал туда и выбегал то с одной, то с другой стороны, а мать его ловила. Обычно она угадывала, с какой стороны выбежит ребёнок, но как-то раз он её обманул и выбежал со спины. Как Чернушка разозлилась!.. Стала кусать котёнка с таким остервенением, что мы испугались за его жизнь и оторвали мамашу от малыша.

Потом кошке пришло в голову прятать Макса от нас. Она вертикально, вниз головой, с котёнком, пищавшим в её зубах, упрямо лезла в угол между батареей и стеной. Бросала там детёныша, вылезала вертикально хвостом вверх, как акробатка, и шла по своим делам. Сами достать оттуда Макса мы не могли. Приходилось ждать, когда горе-мамаша снова залезет в «колодец» и вытащит котёнка. После этого мы плотно забили проход, чтобы Чернушка не угробила Макса.

Иногда казалось, что у неё совсем нет материнских чувств – так она терзала своё дитя. Однако вскоре мы убедились, что ошибались в нашей кошке. Довольно рано, месяца через полтора после рождения, мы стали выносить Максика во двор погулять. Сначала только на руках. Чернушка нас сопровождала – то бегала рядом, то уносилась куда-то далеко. Территория университетского городка казалась огромной, там были и деревья, и кустарники, и аллеи, и полузаброшенные здания.

Во дворе, справа от входа в наше общежитие, одно время лежала груда песка. Кажется, там мы впервые отпустили Максика с рук – пусть пороется в песочке. Причём я сказала Володе: мол, давай смотреть в разные стороны, чтобы никто к котёнку не подбежал и ничего с ним не сделал. Не успел Володя кивнуть, как смотрим – попу Максика нюхает огромный пёс! Ужас! Как он успел? Куда мы смотрели? Я закричала, бросилась вперёд и услышала за спиной самодовольный голос хозяина:
– Не бойтесь, он сытый.

У меня потом руки дрожали от пережитого страха, что могли так глупо потерять своего котёнка.

Как-то вечером мы гуляли в малолюдном заросшем углу университетского парка, я прижимала Максика к груди. Вдруг из кустов выскочил и встал прямо перед моим носом здоровенный дог. Он учуял котёнка и лез ко мне, пытаясь его достать. Мы растерялись: собака огромная, вдруг искусает, как защитить Максика и самим не пострадать? Я пятилась, кричала «Уйди!», Володя махал на дога руками, но тот упорно лез. А в нескольких метрах от нас стоял хозяин собаки и ничего не предпринимал.

Максика спасла Чернушка. Она взвилась как молния, подскочила высоко вверх и ударила когтистой лапой собаку по морде. Та взвизгнула и отскочила. Чернушка ударила ещё раз – псина не выдержала и дала дёру. Хозяин был ошарашен, всматривался в нас, а мы стояли неподвижно, приходя в себя от стресса. Было уже темно, чёрную кошку на расстоянии не видно, так что поведение пса осталось для его хозяина загадкой.

После этого мы стали больше уважать Чернушку.

В другой день недалеко от того же места мы увидели уличную кошку с котятами, обитавшую, видимо, в соседнем подвале. Они были примерно такого же возраста, что и наш Максик. Я отпустила котёнка в траву, он пошёл к собратьям, которые вылезли из убежища, они стали обнюхивать друг друга. Их мать была рядом, она интуитивно чувствовала, что нас не нужно бояться, и не убегала. Тут откуда ни возьмись Чернушка. Она, видимо, неправильно оценила ситуацию, бросилась на чужую кошку, стала трепать её и прогнала. Испугавшись за участь котят, мы поспешили забрать Макса и увести нашу валькирию подальше.

Отойдя на несколько метров, с облегчением увидели, что чужая кошка вернулась к своим детям.

Наш Максик исследовал весь корпус общежития. В одиннадцать вечера вахтёрша закрывала входную дверь, и мы отпускали котёнка гулять по этажам. Первое время сопровождали его, а потом просто через час или полтора выходили искать. И однажды не нашли.

Бродим, зовём, а котёнка нет, не отзывается. С перерывами выходили несколько раз, обшарили все общественные комнаты – Максика нет. Я догадалась, что кто-то прячет его у себя. И точно, в первом часу ночи мы обнаружили кота на втором этаже, где жили одни девицы, в основном сентиментальные. Я негодовала: нашли игрушку, сами бы завели себе котёнка, так нет, чужих воруют.

Однажды, выйдя поздно вечером за Максом, я проходила мимо комнаты отдыха на втором этаже и заглянула туда. Там сидела небольшая компания, люди тихо пили, закусывали и общались, отмечая чью-то защиту.

– Вы не котёнка ищете? – спросили меня.
– Котёнка, – ответила я.
– Он здесь, селёдочные головы ест.

Какой позор! Наш котик, которого мы к этому времени стали уже кормить мясом, поскольку Володя устроился в фешенебельную гостиницу ночным оператором посудомоечной машины и получал доллары, – так вот, наш котик под столом грыз голову чужой селёдки!..

Я забрала Макса и в красках рассказала обо всём мужу. Ему тоже не понравилось, что наш котёнок прикидывается казанской сиротой и подъедает всякую гадость.

Материальное положение наше улучшилось, по крайней мере, денег стало хватать на еду и лекарства. Я покупала говяжью вырезку, разделывала её на маленькие кусочки и раскладывала по пиалам для Максика. Сами мы мясо ели очень редко, но наш котик – каждый день. Всё общежитие знало, что в пиалах мясо для кота, и его ни разу не украли. А хранить-то приходилось в морозилке общественного холодильника, потому что наш собственный агрегат ничего заморозить не мог. Вот тогда кто-то из коллег-аспирантов первым и произнёс фразу, часто звучавшую потом из разных уст:
– Хочу быть вашим питомцем!