Где я?

«В конце апреля 184… года в Охотском море гордо рассекал волны русский военный корабль… Была ночь. Корабль плыл в виду утёсистых берегов Азиатского материка, как вдруг последовал сигнал убрать паруса и бросить якорь в расстоянии версты от берега. Два дюжих моряка вывели из трюма молодого человека с завязанными глазами, посадили его в гичку и поплыли в глубоком молчании к берегу – так начинается захватывающая повесть Николая Сибирякова «Русский Робинзон Сергей Петрович Лисицын». – Молодой человек был высокого роста, строен и имел гордую осанку; руки его были связаны… Матросы высадили его на берег, ввели на утёс, поросший густым лесом, посадили под деревом, развязали руки и возвратились в гичку, на которой отплыли к кораблю».

Молодой человек остался один. Снял повязку с глаз, увидел чёрное подножие утёса, сквозь шум волн услышал вой голодных волков. Забрался на сосну, чтобы спастись от хищников. И пытался понять, куда его занесла судьба.

«Две недели находясь под арестом, он не знал, где в последнее время плыл корабль, и не мог определить, на остров или на материк он высажен. Если это остров, он должен принадлежать гряде Курильских или Алеутских островов. Если же это материк, то он находится теперь или на западном берегу Америки, или на восточном берегу Камчатки, или на севере необитаемого Приамурского края», – пишет Сибиряков.

Но за какую провинность был подвергнут изоляции в необитаемых местах 24-летний красавец-дворянин Лисицын?

Забияка, гуляка, повеса

Он родился в Курской губернии. Отца-офицера, убитого турками на Дунае, не помнил. И мать умерла рано. В родовом имении мальчика растила бездетная тётка. Баловала сироту, вот и вырос юноша капризным, самовлюблённым, своенравным, ни в чём не знавшим ни отказа, ни меры.

Уже в гимназии пристрастился к азартным играм, вину, но товарищи его любили – за физическую силу и ловкость, за смелость и дерзость, за смекалистость и напористость. Сергей легко окончил физико-математический факультет Петербургского университета. Но жизнь учёного его не прельщала.

Забияка, гуляка, повеса, Лисицын вёл настолько разгульную жизнь в столице, что родственники, дабы он не промотал батюшкино состояние раньше времени или не погиб в пьяной драке, отдали его в гусары. И вот уже Сергей Петрович – бравый усач, сердцеед, храбрый вояка. За бесстрашие он получает офицерский чин. Однако взбалмошный характер подводит парня. Он хватается за пистолет после первого же бокала шампанского, дуэли следуют одна за другой. Всё это приводит к отставке Лисицына. И снова беспокойные родственники ломают голову: как оградить искателя приключений Серёжу от очередного рискованного поступка?

Подсуетился дядюшка, служивший в то время в правлении Российско-Американской компании. Он выхлопотал непутёвому племяннику местечко у себя на службе – на краю американского континента. Лисицын согласился и с охотой отправился на корабле военно-морского флота к берегам Аляски.

Бунт на корабле

В пути Лисицын стал душой офицерской кают-компании: много пил, веселился, буянил, грубил капитану. Стал подбивать мичманов и гардемаринов к мятежу. Бунт на корабле! Этого командир судна не потерпел. Смутьяна посадили под арест в трюм, однако и оттуда Лисицын подговаривал матросов «повесить капитана на рее».

Терпение опытного морского волка закончилось. В воспитательных целях он приказал высадить смутьяна на необитаемый берег – «поставить в медвежий угол».

Сергей Петрович прекрасно играл на скрипке и в карты, мастерски прожигал жизнь, но сроду не занимался физическим трудом. В имении его обслуживали крепостные, а в полку – денщик. И вот беда: он оказался абсолютно один за тысячи километров от человеческого жилья, в непривычном суровом климате, в окружении незнакомой природы и многочисленных хищников.

Чтобы Лисицын сразу не замёрз и не умер от голода, великодушный капитан снабдил его одеждой и утварью. На берегу Сергей увидел оставленные матросами чемоданы и ящики с провизией: голландское бельё, одеяла, сапоги, дублёнка, дуэльные пистолеты, пистоны, булатный кинжал, зажигательное стекло, письменные и бритвенные принадлежности, серебряные столовые приборы, сахар, чай, пуд сухарей, две огромные фляги с водкой и двести гаванских сигар.

Ко всему этому прилагалось педагогическое наставление от капитана: «Любезный Сергей Петрович! По Морскому уставу вас следовало осудить на смерть, но ради вашей молодости, ради ваших талантов, а главное – вследствие подмеченной мною доброты вашего сердца, испорченного воспитанием и дурным обществом, я дарю вам жизнь, ограничиваясь высадкой на необитаемый берег. Душевно желаю, чтоб уединение и нужда исправили ваш несчастный характер. Да поможет в этом вам Бог, которого вы теперь не признаёте, но которого узнать научит вас пустыня… А. М.»

Мужик с большим топором

Делать нечего, надо как-то выживать, решил Лисицын и начал обустраиваться. Смастерил хижину из деревьев, ивовых прутьев и глины. Экономя патроны, сделал пращу, лук и стрелы для охоты на зверей, снасти для ловли рыбы. Собирал грибы и ягоды, отстреливал волков, ходил даже на медведя. А на свои именины 25 сентября устроил настоящий пир вдвоём с забредшим в его жилище ёжиком.


К этому времени он уже выложил в хижине печь, собрал много запасов на зиму. А когда она наступила, стал вести записи в дневнике – весьма печальные.
«Его жизнь стала казаться ему хуже каторги, никакие занятия его не развлекали, труд сделался тягостным, пища казалась отвратительной, даже привязанность ежа приводила его в негодование. Внутренний голос твердил ему: иди! иди! иди! Лисицын долго боролся с обуревавшими его мыслями, но болезнь (так я назову душевное его состояние) одержала победу над рассудком, и он решил оставить своё мирное жилище», – пишет Сибиряков.

В конце января, в самую стужу, бесшабашный Лисицын отправляется вдоль морского берега на запад, таща за собой на самодельных салазках шкуры убитых животных, одеяла, мешок со съестными припасами. По замёрзшей тайге, через озёра и реки, ночуя в пещерах или на деревьях, шёл Лисицын несколько месяцев.

В апреле, в годовщину своего одиночества, он вдруг увидел лежавшего на морском берегу бородатого мужика в крестьянском тулупе с большим плотницким топором за кушаком. Сергей Петрович реанимировал незнакомца, растирая его снегом и вливая в рот водку. Когда мужчина пришёл в себя, представился: «Кузнец, тележник и плотник Василий».

Вместе с сыном Петрушей и огромной командой Вася плыл на купеческом корабле, заполненном под завязку скотом, хозяйственными орудиями и оружием для устройства земледельческого хутора на Камчатке. Но во время шторма корабль бросило на мель, все путешественники перебрались на шедший следом парусник, а Василий с сыном в это время работали в трюме – так и остались одни терпеть бедствие. Ночью буря сняла их корабль с мели, прибила к берегу. Василий вплавь добрался до земли.

Подростка Петрушу Лисицын нашёл на обломках корабля. А вместе с ним – стадо мычавших в трюме коров, овец, разной домашней птицы и даже собак.

Оказия

– Мы теперь, барин, находимся в обширном Приамурском крае; я это достоверно знаю. Здесь – не жизнь! – описывал Василий их местоположение.

Так Сергей Петрович узнал, что всё-таки находится не на острове, а на континенте, хотя и в безлюдной местности.

Плотник поделился своей заветной мечтой:
– Стоит только перевалить через горы – мы очутимся в привольной стороне, изобилующей всем, чего только человек пожелать может. То страна великая, по которой течёт река-море, имя ей Амур. По одну её сторону, по правую, сидят китайцы, а по другую, стало быть по левую, лежат пустынные необитаемые земли, не видавшие сохи. Там растут леса дремучие, непроходимые; течёт много рек многоводных, в которых рыба кишмя кишит. По тем местам ершатся горы высокие, а в них текут жилы серебра и золота!

С юных лет трудяга Василий мечтал попасть на Амур, вот и подвернулась оказия.

– До Амура страшная даль; нужно перейти горы, леса, болота и реки, – сопротивлялся Лисицын.
– Что ж за диво – горы перейти. С нашими-то теперешними средствами! – показывал Вася на корабль, полный приспособлений.
– Кто же будет нашим проводником в этой стороне?
– Во-первых, Бог, потом компас и, наконец, я, – уговорил мужик барина Лисицына вместе со всем скотом и корабельным скарбом пойти в Приамурье. Благо начиналось лето.

Вещи уложили на арбы, к ним привязали животных, помолились Богу усердно и двинулись в путь на юг. Прокладывали тракт, спиливая или срубая деревья, застилали связками хвороста болота, сооружали бревенчатые мосты через ручьи, узкие реки, пропасти. А для переправы через озёра и широкие реки соорудили плот – барку с перилами, чтобы животные не свалились в воду.

К сентябрю добрались до многоводной реки, которую Лисицын назвал Алмазная. По ней проплыли на огромное озеро, в самом центре которого возвышался живописный остров. «Приют» – так назвал его Сергей.

На Приюте решили остановиться.

«Скорее всего, Приют находился у Шантарских островов в Охотском море, – считает наш современник, специалист научно-исторической группы ВМФ Александр Комаров; он занимался исследованием маршрутов Лисицына. – Здесь и береговая черта соответствует описанию, и путь к Амуру – на юг, через горы и реки. А какую же реку Лисицын назвал Алмазной? Вероятно, Урми или Кур».

Зажили припеваючи

Первым делом до наступления холодов Василий с сыном взялись за строительство.

«Что одну избу строить, что две, стоит только брёвна не перепиливать, зато жить-то нам будет просторнее. Одна изба с сенями – словно человек об одном глазе, а две – то ли дело! К дому сзади примкнём скотный двор, весь крытый и мшеный, как обыкновенно строят в северных губерниях, и сарай для хранения вещей и съестных припасов», – говаривал плотник, в четыре руки с Петрушей строя из ёлок избы, амбары, хлев, баню.

К зимовке подготовились тщательно: собрали сено для скота, насушили грибов, ягод. Семенами из корабельных запасов засеяли озимые: десятину яровой рожью, десятину овсом, десятину ячменём, десятину гречихой, горохом, просом и льном. А к Рождеству выстроили и маленький храм – во славу Спасителя, который не дал им погибнуть во время похода по тайге.

Весной на Приюте засадили огороды – морковью, редькой, луком, огурцами, капустой, репой, картофелем, маком. В саду Лисицын высеял яблочные, грушевые, сливные, вишнёвые семена, семена смородины, крыжовника, малины.

Робинзон Лисицын с Пятницей Василием, а также с Петрушей, зажили на острове припеваючи. Но на вторую зиму их покой нарушили недруги с китайской стороны.

«Началась у нас война с китайцами за эту землю, которую мы отстояли с оружием. Чтобы удержать Приют за русским государством на вечные времена, мы построили здесь укрепления и выдержали две осады», – писал Лисицын в дневнике.

Китайские лазутчики, приплывавшие на остров на своих лодках, заставили мирных русских хлебопашцев во главе с Лисицыным взяться за оружие. Благо с купеческого корабля им достался целый арсенал.

Десять лет русские робинзоны обороняли свой Приют. Именно их сражениям с китайцами Сибиряков посвятил вторую и третью части своей приключенческой повести.

«Всему нашему краю отец»

А в четвёртой главе русского Робинзона накрывает тоска по родному краю. Ему больше не мило процветающее на Приюте хозяйство. И снова решает Лисицын пуститься в путь – по множеству узких и полноводных приамурских рек – авось выведут к людям? Вместе со своими верными спутниками на парусной лодке Сергей Петрович преодолел не одну сотню вёрст и вот наконец «в широком водном просторе» увидел незнакомое судно.

«Кто плывёт?» – спросили с парохода на русском. «Русские», – отвечал Лисицын. «Что за люди?» – «Заблудившиеся в этом крае». – «Ступай наверх!»

«Представьте себе, мои читатели, радость и удивление Лисицына, когда он понял, что попал на русский пароход, и узнал, что Приамурский край уступлен китайцами России по договору» – так заканчивает историю Сергея Лисицына Сибиряков.

В заключение автор сообщает, что познакомился с русским Робинзоном в 1858 году в Приамурье, где о Лисицыне ему говорил каждый извозчик: «Сергей Петрович – знатнейший барин, и богатый, и больно добрый. Попал Бог весть идти ему на Амур, в басурманскую землю, там и разбогател. Теперь всему нашему краю отец!»

Сибиряков утверждает, что заехал к крупнейшему на Приамурье заводчику, золотодобытчику Лисицыну, подружился, прочёл его дневники, услышал рассказы о робинзонаде. За кваском и чаем признался Сергей Петрович и в том, что благодарен и по гроб жизни обязан капитану, который высадил его на необитаемой земле одного. В частых молитвах он поминает этого строгого, мудрого воспитателя. Впоследствии Лисицын отыскал его, отблагодарил и даже взял на попечение обоих его сыновей.

Как же закончилась жизнь Лисицына? Кроме повести Сибирякова, других материалов о Сергее Петровиче нет. Да и о самом Сибирякове учёные больше ничего не знают. Есть версия, что под псевдонимом Николай Сибиряков работал один из русских классиков ХIХ века. Но кто? Этого мы уже не узнаем. Как не узнаем, существовал ли на самом деле Сергей Петрович Лисицын. Или его выдумал писатель? Скорее всего, это собирательный образ, состоящий из судеб, характеров, лиц сотен безымянных русских первопроходцев, путешественников, старателей, авантюристов, веками покорявших неприступную Сибирь и суровый Дальний Восток. Прототипов Лисицына в нашей истории немало.

Забытая книга о русском Робинзоне сегодня могла бы стать если не бестселлером, то превосходной основой сценария нового фильма о перевоспитании золотой молодёжи. И о русском характере, который проявляется в трудностях. И о горячем русском сердце, не позволяющем замёрзнуть в ледяной тайге. И о русской вере, которая даже на тысячи километров безлюдья не даст пропасть. Выведет, выручит и спасёт.