Говорят, собака привыкает к хозяину, а кошка – к дому. Как по мне, кошка вообще ни к кому не привыкает, а живёт сама по себе. Я сужу по питомице моей соседки, старой тётки Евгены, как её зовут все от мала до велика, хотя по паспорту она – Евгения Лукинична Заболотникова. Никто уже и не помнит, кто придумал ей прозвище, но оно прикипело на всю долгую жизнь.

Если поглядеть со стороны, выглядит она подростком – небольшого росточка, сухонькая, жилистая, не по годам проворная. Последние годы живёт одна – мужа похоронила лет пять назад, а дети далеко и бывают нечасто: если объявятся за два-три года хоть разок, уже хорошо.

Одной в пустом доме тоскливо, особенно долгими зимними вечерами, когда за окном метель, а в печной трубе заунывно воет северный ветер. Или, наоборот, в дни обильного снегопада, когда внезапно наступает такая глухая тишина, что становится не по себе. Вот и завела тётка Евгена кошку – думала, всё веселее будет.

Однако дружеских отношений между ними не сложилось – то ли старуха стала скупа на добрые слова, то ли кошка оказалась чересчур самостоятельной. Однако я частенько слышу, как за частоколом неровной изгороди с торчащими над ней жёлтыми головками подсолнухов старуха разговаривает со своенравной питомицей.

– Кис-кис, иди сюда, иди! На-ка тебе живого карасика, дед Трубка в пруду ноне поймал. Хоть он и скупердяй известный, а видишь, для тебя не пожадничал, принёс, леший его забери. Кушай.

Кошка неспешно подходит и начинает звучно хрустеть костями, поглядывая на хозяйку хитрыми зелёными глазами. Слопает рыбку, облизнётся розовым язычком, сладостно потянется и уйдёт по своим делам, даже не оглянувшись.

– Паразитка! – осерчав, прикрикивает на неё тётка Евгена. – Как есть паразитка!

А иной раз до того обидится, что грозится отнести её в дальний лес на съедение голодным волкам. Только хитрая кошка всё равно не слушается – знает, что у хозяйки не хватит сил туда добраться, а если чудом и доковыляет, то вместе с ней там и останется на радость серым хищникам.

Но однажды в жизнь тётки Евгены вошло настоящее чудо. Явилось оно в образе козы, прибывшей не откуда-нибудь, а из самой столицы нашей Родины. Старуха шутит, что коза досталась ей по наследству. На самом деле всё гораздо проще: после кончины старшей сестры никто из ближайших родственников брать рогатую не пожелал. Вот тётка Евгена сдуру и согласилась взять к себе бесхозную животинку.

Родственники её решение одобрили и охотно помогли доставить козу из Подмосковья в тамбовскую деревню. Животное было какой-то особой мелкой породы, выглядело на загляденье белым и пушистым, а издали походило на лёгкое невесомое облачко, неожиданно спустившееся на зелёный сочный лужок. Но старуха никак не ожидала, что характер у «облачка» окажется капризным. Вроде бы и ласковая, и ручная, а ведёт себя как барыня – если что не по ней, весь день жалобно блеет и ходит за новой хозяйкой по пятам, пока та не догадается о причине её волнения и не утешит бедняжку.

Коза, видно, разумела так: с её умильной мордочкой, выразительными тёмными глазами и ресницами, как у девочки, она из старухи верёвки вить сможет.

– Ишь ты, – в первый же день удивилась тётка Евгена вовсе не деревенским повадкам москвички. – Да ты прямо голубых кровей будешь – чисто мадам. Ну, теперь уж ничего не поделаешь: назвался груздем – полезай в кузов.

С тех пор кличка Мадам приклеилась к козе накрепко, как когда-то уличное прозвище к её хозяйке. Известный на всю деревню балагур дед Трубка, увидев их вместе, сразу же принимается кричать на всю улицу:
– А вот и подруженьки не разлей вода объявились – тётка Евгена и Мадам! Не иначе как в гамазин направляются, за сладостями. Скатертью вам дороженька, дорогие соседушки! – и в шутку почтительно кланяется, касаясь очерствелыми пальцами земли-матушки и дожидаясь, пока эти две не пройдут мимо: впереди – хозяйка, за ней хвостиком – коза.

Тётка Евгена тоже не отказывает себе в удовольствии ещё больше раззадорить старика, приняв вид неприступный и важный. Мадам же весело задирает короткий хвостик и идёт следом, изящно переставляя острые копытца, как дрессированные кони в цирке.

Дед Трубка сокрушённо машет рукой и, давясь от смеха, уходит к себе в сад, где, уже не таясь, громко хохочет.

Мадам – большая любительница шоколадных конфет. Такую слабость за ней знают все в округе, поэтому немного погодя прибегает стайка малышни, желающей понаблюдать, как тётка Евгена будет угощать свою любимицу. На это действительно стоит посмотреть: аккуратистка коза осторожно берёт с тёмной мозолистой ладони конфетку, освобождённую от обёртки, закатывает от блаженства глаза и медленно жуёт, приводя ребятишек в дикий восторг. Гостинцы достаются и им. Через некоторое время Мадам в окружении многочисленной свиты возвращается на своё подворье.

С обретением такой интересной козы тётка Евгена заметно повеселела – куда и скука подевалась? Через изгородь мне хорошо видно, как суетится в палисаднике жизнерадостная старушка, разговаривая со своей приятельницей. В старчески дребезжащем, но певучем голосе слышатся заботливые нотки:
– Мадам, листиков капустных не желаете ли? Не-е-ет? Скажите, пожалуйста! А может, свежей, сочной травки изволите скушать? Я чичас быстренько метнусь к суседу (то есть ко мне) на лужок, да и нарву. Тоже нет охоты? Ты смотри-ка, на тебя никак не угодишь. Ну, на тогда конфетку.

Тётка Евгена протягивает на ладони «Мишку на Севере» и с умилением глядит, как коза жуёт, мерно двигая челюстями из стороны в сторону. А у самой в окружённых морщинами глазах вспыхивают серебристые искорки, каких я давно не видывал.
– Сластёна ты моя, – никак не нарадуется она на козу. – И чего бы я без тебя делала?

А однажды Мадам заболела. Вечером тётка Евгена прибежала ко мне расстроенная, с заплаканными глазами, и уже с порога принялась причитать, словно по покойнику:
– Ой, Мишанька, занемогла моя козочка, целый день лежит, ничего не ест – не иначе околевает. Нам бы её к ветеринару отвезти, в город.

Коза лежала в горнице на мягкой подушке, жалобно стонала, глядя на нас грустными глазами, и время от времени тяжело вздыхала. Я бережно взял её на руки и понёс к машине.

В платной клинике занемогшую козу осмотрели, произвели необходимые процедуры, заверили, что животное непременно поправится, и выставили нам счёт на 3 тысячи. Тётка Евгена долго не разрешала мне оплатить лечение, но потом всё же смирилась, когда я взамен пообещал брать у неё козье молоко. Сама она не особо его употребляет – жирное, на любителя, – а больше одаривает деревенскую детвору, чтобы набирались ребятишки здоровья, приезжая на лето к дедушкам да бабушкам.

В общем, для тётки Евгены настала хотя и беспокойная, но вполне осмысленная жизнь. Повеселевшая старуха ежедневно нянчится с козой, как иная мать и с родным ребёнком возиться не станет, – сильно прикипела душой к своей Мадам.

Даже своевольная кошка перестала шляться где попало и чаще бывает дома. Наверное, приревновала москвичку, возомнившую о себе неизвестно что, к своей хозяйке, с которой уж она-то подольше прожила, чем эта выскочка. И вот ложится кошка неподалёку на живот, кладёт голову на лапы и с любопытством поглядывает на это пушистое неказистое создание с рогами – очевидно, размышляя, как отвадить его от дома.