Мне было 12 лет, приехала на лето в деревню к бабушке. В соседнем доме поселилась семья, они привезли с собой щенка породы «очень хочется выглядеть овчаркой». Но что-то у этих людей не сложилось, и по осени, когда я была уже в Москве, они уехали из деревни.

Примерно в октябре я узнала, что уехали они, оставив этого щенка. Бабушка сначала его кормила, а потом поняла, что забирать его не собираются, никому он не нужен, и привела к себе.

Как же я обрадовалась! У нас был домашний любимец, прекрасная такса, но большая собака – моя давняя мечта. Первым делом я отправилась в зоомагазин и купила на свои карманные деньги поводок и ошейник.

Приезжая к бабушке на выходные и летние каникулы, я гуляла с Диком, учила выполнять разные команды. Он был очень сообразительным. Наш баловень, такса по кличке Грей, сначала думал, исполнять ли ему ту или иную команду, как бы оценивал целесообразность. А Дик был другим: его пятнадцать раз позовёшь – он пятнадцать раз подбежит. И неважно, чем занят в этот момент, просто бегал, купался в озере или мышковал. Он был просто сумасшедшим – столько энергии! Несётся, язык на плече, слюни по спине, обалдуй такой.

Вывожу его гулять, он в предвкушении гулянки по полям и лесам со всей дури тянет поводок, так что я еле удерживаю. А на нём строгий ошейник! Я даю команду «рядом», Дик сразу идёт со мной в ногу. Повизгивает от нетерпения, но идёт. Пройдя несколько сотен метров, наконец снимаю ошейник и даю сладкую команду – «гулять».

Была у Дика подруга, соседская лайка. Как мы с соседкой смеялись над ними! Зена скачет, эдакая лань, красивая, стройная, миниатюрная, а за ней огромный Дик с глухим топотом – тыгыдым-тыгыдым. Как всегда, с раскрытой пастью и языком на плече.

Я почему-то всегда считала его дуралеем. И хотя он не раз доказывал обратное, этот стереотип закрепился в моей голове.

Как-то летним вечером я, уже повзрослевшая, собиралась на гулянку, наводила марафет. Перспектива гулять с Диком каждый вечер не вызывала у меня восторга, все мысли были о мальчиках. Хозяйка лайки давно предлагала брать Дика с собой, если я не иду с ним на прогулку. Но я с ревностью думала, что ему совершенно всё равно, с кем гулять, за свободу и колбасу он душу продаст. Эта ревность заставляла меня гулять с собакой, а соседке я отвечала, что с чужими людьми он не пойдёт.

Но в тот вечер я никак не могла пойти с Диком на прогулку, собиралась на дискотеку с подружками. И когда зашла соседка с лайкой, бабушка отпустила Дика с ними. В окно я видела, как обезумевший от счастья Дик уносится со своей подружкой вдаль.

Спустя пять минут услышала, как соседка со стороны леса зовёт собак, и увидела, что Дик летит домой, увлекая за собой Зену. Спустя ещё пять минут подоспела и запыхавшаяся соседка. Отдышавшись, рассказала следующее.

Шла она вдоль леса, собаки бегали по полю. И тут Дик резко остановился, посмотрел направо, потом налево и как рванёт домой, а за ним и «эта коза Зена». Соседка звала, но у собак – ноль реакции.

Дик сидел и вопросительно смотрел мне в глаза. Ну какая тут, к лешему, дискотека? Пошли гулять с собаками вместе.

Я стала ездить в деревню всё реже, потом родился сын. Но при первой возможности приехала к бабушке на выходные и отправилась гулять с Диком.

Впервые увидела его усталым и решила посидеть на холмике, отдохнуть. Подозвала собаку, скомандовала: «Лежать!» Он начал поскуливать, переступил с лапы на лапу, но не лёг. Я опять говорю: «Лежать!» Он сел. Я слегка потянула его за передние лапы, побуждая тем самым принять лежачую позу. Но он первый раз в жизни гаркнул на меня и взял в пасть мою руку, но не укусил. До меня дошло, что ему, видимо, тяжело лечь. Только тогда я поняла, что Дик постарел.

В следующий раз приехала к бабушке через год, на пару недель летом. Дик уже был плох, оглох и ослеп. Но продолжал охранять дом, поэтому, проходя мимо, я очень громко к нему обращалась, чтобы пёс услышал мой голос и ненароком не принял за чужака.

Туалет в деревне, как водится, во дворе. Вечером, когда стемнеет, ходить туда было жутковато, а тут ещё откуда-то из темноты выплывал Дик. Шёл прямо на меня, а смотрел как-то сквозь. Позову его громко – он подойдёт, упрётся в колени. Ласково поглажу его по голове – развернётся на сто восемьдесят градусов и уйдёт в темноту, продолжая бесцельно, шумно дыша, бродить по участку на заплетающихся лапах.

Когда я уехала, настала жара, и бабушка (ей семьдесят с лишним, между прочим) водила Дика на длинном поводке к озеру искупаться. Идти метров триста, но Дик всё равно делал пару остановок на отдых. Потом заходил в воду и подолгу стоял. Вылезать ему было тяжело, к тому же намокшая шерсть увеличивала вес, и бабушка помогала ему, тащила за поводок.

К концу лета Дика не стало, это случилось два года назад. Если свою таксу я оплакивала, срывалась на истерики, то эту смерть приняла сдержанно. Хотя мне его очень не хватает. Совсем недавно гостила у бабушки, там сильнее ощущается пустота без Дика, да и бабушка его вспоминает.

Прости меня, Дик, за всё, я тебя очень люблю. Помню дуралея, который маленькой чёрно-рыжей точкой перемещался по самому краю поля. Но стоило позвать – и ты безотлагательно бежал навстречу, превращаясь из точки в огромного пса. Будка твоя так и стоит, никто не смеет её убрать. И Зену я видела, она стала старушкой, но выглядит всё так же прекрасно. Я помню тебя, Дик, ты был и моей собакой тоже.