Заяц был крупный – раза в три больше Макс-Фактора, – но улепётывал, петляя, со всех ног. А мы смеялись до тех пор, пока не заметили в небе распластанный силуэт коршуна. Пришлось тоже бежать вслед и орать во всю глотку, пока Макс-Фактор не остановился: как знать, кого выберет летающий хищник – серого зайца или маленькое чёрное ушастое существо размером чуть больше крысы.

Утро у нас в деревне начиналось так: ровно в пять за стеной вставали родители жены, умывались, выходили во двор. В это время Макс-Фактор вроде бы дремал, но уже с поднятыми локаторами ушей.

В шесть утра тихонько приоткрывалась дверь нашей комнаты, и тесть тихонько звал:
– Максимка, пойдём!

Это означало: настал священный момент выпуска коров на пастбище.

Макс-Фактору не надо повторять дважды – вскакивает мгновенно, цок-цок-цок коготками по паркету спальни, шлёп-шлёп-шлёп по половику в прихожей. И вот уже слышится в форточку задорное: тяв-тяв-тяв!

Маленький той-терьер выгоняет коров профессионально, как настоящая пастушья собака. Технику выгона Макс-Фактор подсмотрел на стороне – напротив нашего дома проживает поселковый пастух по фамилии Некрасов и по прозвищу Писатель. У пьющего Некрасова есть пастушья собака Соня. Говорят, этот Некрасов выбил своей Сонечке зубы – резцы и клыки. Ничего личного – чтобы коров не кусала.

Макс-Фактор подсмотрел, как работает беззубая Соня, и теперь профессионально-азартно гонит со двора наших корову Грету и тёлку Машу. Так же профессионально встречает их по вечерам. Грета идёт в коровник степенно, а тёлка Маша мешкает, и Макс-Фактор азартно напрыгивает на неё сзади, подгоняет.

– Оставьте мне вашего питерского клопа, – шутил Некрасов. – Я из него настоящего пастуха сделаю.
– Ага, и зубы выбьешь, – парирует тесть. – Максимка у нас – парень городской, по Невскому гуляет.

Так уж получилось, что этот отпуск жена проводила у родителей на Кубани. Мы посоветовались и решили: пусть и Макс-Фактор едет.

В поезде Масяня постоянно клал жене мордашку на плечо и тихонечко скулил. На перронах отказывался делать «дела», пока не попадалась станция, где есть газон с травкой.

В родительском доме он приживался несколько дней: грозно рычал на родственников, а если жена оставляла его в комнате одного хоть на пару минут, Макс принимался тоскливо, по-волчьи, выть.

Спал наш любимец поначалу тревожно: закричит за окном петух, тявкнет соседская сучка Барби или замычит в стойле бычок – Макс-Фактор сразу поднимает локаторы ушей и выдаёт грозное «р-р-р-р-р-р-р».

Жизнь наладилась постепенно, по мере врастания маленького терьера в дворовую иерархию. Сначала Масяня «огрёб» от бородавчатого селезня за то, что гонял по двору его индоуток. Потом ему пришлось объясняться по тому же поводу с индюком и петухом.

Зато с кроликами в вольере у Макс-Фактора сразу установилась трогательная дружба: он просовывал нос в ячейки стальной сетки и подолгу тыкался мордашкой в мягкие кроличьи носики. Нет, в Питере подобного чуда определённо не сыскать!

Жена категорически предупредила родителей и родственников, чтобы Макса продуктами со стола не кормили, что по наказу ветеринаров пёсик должен есть только сухой корм. Но как это объяснить самому Масяне, когда при нём хозяева лопают и тушёное мясо, и шашлыки, и домашние котлеты? А чтобы растопить чёрствые людские сердца, Макс-Фактор научился плакать.

Он садился рядышком с обедавшими людьми, не мигая, обиженно пялился в тарелки. А потом выпуклые глазёнки Макса начинали стремительно влажнеть. И вот уже по мордашке катятся вниз самые настоящие слёзы. Тут уж к чёрту всех ветеринаров мира с их бессердечными рекомендациями.

А потом перед обедом тесть стал сажать Макс-Фактора с собой в кабину трактора, чтобы объезжать фермерские владения. Масяне безумно нравилось взирать с высоты на люцерновые, клеверные и подсолнечные поля. К тому же из-под колёс трактора в любую минуту мог выпрыгнуть заяц. Прогулка заканчивалась, тесть глушил двигатель и говорил:
– Ну что, Максимка, пойдём есть мясо?

И Макс-Фактор всем своим видом показывал: возражений не имеется.

Дворовую территорию Макс-Фактор разделил на три зоны. Задний двор – для общения и игр с дворовыми обитателями. Газон перед воротами – для того, чтобы делать большие и маленькие собачьи дела. А вот палисадник – исключительно для того, чтобы нюхать цветы. В палисаднике Масяня бродит от клумбы к клумбе, закрывает глаза, подолгу блаженно вдыхает аромат анютиных глазок. Потом переходит к гладиолусам, потом к петуниям, садовым орхидеям и бархатной цинии. В такие минуты смотришь на Макс-Фактора и понимаешь: вот оно, счастье!

Поселковых собак Масяня опасался, но неожиданно близко подружился с соседской дворняжкой Барби: самозабвенно играл с ней, уединялся в зарослях подсолнечника и даже спал в настоящей собачьей будке!

Барби подарила Макс-Фактору правильных деревенских собачьих блох, которых мы целый месяц выводили с помощью целого арсенала городской ветеринарной фармакохимии. По тому, как Масяня грустил в поезде по пути домой, было очевидно, что блохи – не помеха настоящему собачьему счастью.

В Петербурге Макс-Фактор перво-наперво деловито обследовал свой прогулочный газон, вынюхал, как миноискателем, каждую травинку, каждый сантиметр тротуарного бордюра. Неожиданно грозно рыкнул на старого приятеля по прозвищу Маффин. А потом он яростно облаял грузную соседку по подъезду, и не просто облаял, а попытался по пастушьему сценарию загнать её в дом. В самом деле, чего она стоит у входа и курит?

– Я вам что, корова, чтобы меня в стойло загонять?! – возмутилась дама на мою попытку объясниться.

А вскоре позвонил с Кубани сосед-родственник, хозяин Барби, и сообщил, что у его сучки будут щенки. На наше «мало ли кто в посёлке мог это сделать», родственник рассмеялся:
– А я по ушам сразу узнаю. Так что алименты платить придётся!