А летом Морган пропал. Ему уже исполнилось полгода, и даже немножко больше. Он превратился в огромную лохматую собаку с добрейшей мордой, но ещё не перестал быть маленьким глупым ребёнком. Ему стало интересно, что представляет собой этот огромный мир, который начинается за калиткой храма, и было очень скучно сидеть в будке. Поэтому Морган обрадовался, когда к нему приехали дети на велосипедах и стали с ним играть. Потом все расстегнули ошейник, и пёс обрёл долгожданную свободу.

Ночью гость предпринял попытку штурма кровати, но был отправлен прочь. Под утро ему это всё же удалось – муж проворонил диверсию. На следующий день за нашим потеряшкой приехал хозяин. Я была на работе, не смогла с ним попрощаться, хотя втайне надеялась, что он останется с нами. Вот так мы расстались на полгода. Долго его вспоминали, смотрели фото. Я даже подумывала взять себе какого-нибудь бассета-отказника. Нашла в интернете сайт, где их пристраивают, созванивалась с волонтёрами, но не решалась.

В нашем доме поселились племянник Димка с женой Таней, мои помощники и соратники. А я занялась переделкой участка после прежних хозяев. Разрушили старые трухлявые курятники и крольчатники, вывезли кучу хлама, начиная от десятков древних дырявых тазов и кастрюль и кончая неработающим катамараном. Снесли ветхий забор и поставили закрытый металлический. В общем, о хозяйственной части много говорить не буду.

В тот вечер мы с женой, нахлопотавшись по хозяйству, пили в беседке чай с хворостом. Наш старикан бульмастиф Ероша растянулся под столом. Ротвейлер Макарыч, с утра нёсший многотрудную службу по охране участка, решил вздремнуть в тени старой груши-дички у рабицы. Улёгся он задницей к лугу. Умаялся за день, сердешный, да так, что скоро стал похрапывать. Бычок как привязанный ходил за коровой по лугу, пощипывая траву. Однако незнакомый звук – храп Макарыча – его озадачил. Отвлёкшись от мамани, Сынок подошёл к рабице и с минуту обалдело разглядывал ротвейлера.

В семье Марины и без того девять душ кошек и собак. Это если не считать интеллигентных рыбок, флегматичных улиток и галку. Её, полуживую, с перебитым крылом и травмированным глазом, подобрали три года назад. Долго лечили, но полноценно летать она так больше и не смогла, максимум – метров пять и, выдохнувшись, падала камнем вниз. Пришлось оставить дома. У галки есть персональная клетка, но чаще всего она раскачивается на люстре или гуляет по книжному шкафу.

Крик действительно оказался нечеловеческий. Кричала кошка, на которую напала стая бродячих собак. Тайга и без того не любила бродяжек, а тут просто озверела. Она увидела стаю раньше меня и рванула прямиком в самую гущу. Пожалуй, даже ядерный взрыв не смог бы остановить её в эту минуту, не говоря уж о поводке в моей руке. И ведь никого не покалечила, просто раскидала дворняжек, как кучу тряпок, в разные стороны и скалой встала над измученной жертвой: попробуй только тронь кошку! Вот она – собачья справедливость.

В один из весенних вечеров отец принёс от знакомого охотника премилого щенка. Пустил его через порог, и по полу покатился толстый, неуклюжий, смешно переваливавшийся с боку на бок светлый собачонок, серолобый, с тёмной спинкой. Он скоро освоился, познакомился со своим новым жильём, а мы окружили его заботой, так что Нордик уже не скулил без матери и весело вилял хвостиком. За лето он вырос. Норду нравилось быть среди детей.

Я его отцепила и поставила на землю. Пощипывая травку, гусёнок подождал, когда я отойду, а затем проделал тот же самый трюк. Зачем? Сложно сказать. Это нужно спросить у детей, которые часами висят на турниках. В общем, после третьей попытки моё терпение закончилось. Я пошла в дом за молотком и забила гвоздь. Вы знаете, мне показалось, что в глазах гусёнка мелькнуло разочарование.

Пусёшка оказалась милой, веселой безобразницей – как раз такой, о которой я мечтал. В три дня приучилась к лотку, как и подобает котёнку. Была у неё любимая забава – прыгать из засады кому-нибудь на ноги, хватать и прикусывать. Меня это забавляло, а вот мать, разумеется, нет. Я сурово выговаривал Пусе и слегка шлёпал. В три дня она поняла, в чём дело, и, нападая, перестала хватать за ноги. Выскакивала, смешно подпрыгивала на одном месте и удирала.

Друзей зовут Владимир и Наталья, и живут они на даче в Мещёрской стороне. Дача большая, трёхэтажная, есть просторная баня с сауной и бассейном. В доме имеется сигнализация, но помимо этого его охраняют две немецкие овчарки – Гектор и Пипин. Собаки очень серьёзные, куплены в специализированном питомнике Германии за немалые деньги. Отлично выдрессированы и прошли курс защитно-караульной службы. Когда я приехала к ним на дачу, меня познакомили с этими милыми собачками...

Красивый, серенький, морда толстая, да и сам здоровенный. Ленивый до безобразия. Мышь возле него пробежит, он и не шелохнётся. Прищурится, перевернётся на другой бок и снова дрыхнет. Начнёшь его журить, он приоткроет глаза, потянется, потрётся о твою ногу, помурлычет – и к двери. Ласковый был. Иногда не приходил домой дня по два. И вскоре совсем пропал. Оказалось – свалил к соседям и у них прижился. Там рыбаки в семье, в доме всегда есть свежая рыбка.

Мотя появилась у нас случайно: уже подросшим котёнком её подарила сестре на совершеннолетие подруга, мне на тот момент было 13. Мама не пришла в восторг, но «подарки не отдарки», и котейка обрела свой дом. Кошка была самой обычной – серо-полосатая, пушистая; как и многие котофеи, не любила закрытые двери, боялась воды, фена, пылесоса и улицы. Поэтому Мотя стала квартирной кошкой и на улицу выходила исключительно под моим присмотром.