Десятиклассникам кинули клич: «Работать в совхозе некому, а кто будет трудиться на благо Родины, как не вы, сознательная и активная молодёжь?» Это был даже не клич, а скорее приказ, поэтому почти всем классом ребята остались в селе. Девчата пошли на ферму, а хлопцы – в механизаторы. Работали тяжело, но весело и на совесть. Сил хоть отбавляй, энтузиазма тоже.  Доверенные им объекты воспринимали как своё, родное, за которое болеешь.

Взяла дома свой любимый снимок – на нём мне пять лет, я с большим бантом и в платье в горох; фотография чёрно-белая, но и в самом деле очень удачная. С обратной стороны написала поздравление и размышляла, что столь ценный подарок надо как-нибудь шикарно упаковать. На моё счастье, всё это увидела старшая сестра и подняла меня на смех: гляньте, звезда фото с автографами и пожеланиями раздаёт.

Немудрено, что Жанна придумывает свою биографию и не жаждет рассказывать о той своей всамделишной жизни. С Марса она, и точка! И ведь действительно, для своих одноклассников и соседей из небольшого сибирского посёлка Колывань она была не от мира сего: напяливала немыслимые наряды, сооружала на голове «чёрт-те что и сбоку бантик» и в таком виде гуляла по улицам.

Если я вдруг не готовлю, муж со скорбным видом будет доедать вчерашнее-позавчерашнее, или поедем куда-нибудь перекусить, или закажем еду домой. Но постоянно на этом не проживёшь, так что после очередных уколов совести я встаю готовить – только ради мужа и согласия в семье, иначе что я за жена? Впрочем, готовка не только мой крест, но и часть хитрого плана: когда муж сыт, он готов на всё.

Это всех устраивало до тех пор, пока в коллективе не появилась новенькая сотрудница Полина – деловая, стремительная, ушлая. Быстро вникла во все тонкости нашей налаженной работы, а потом дело дошло и до вечеринок. Как заправская хозяйка, Полина зорко следила за тем, чтобы тарелки у всех были, во-первых, наполнены с горкой, а во-вторых, опустошались вслед за каждой выпитой рюмкой.

Что касается самого Пембертона, то никакая кока-кола не помогла ему победить наркоманию. В 1888 году он скончался. Но буквально за месяц до кончины всего за 2300 долларов успел продать права на выпуск напитка иммигранту из Ирландии, бизнесмену Асе Григгсу Кэндлеру. Спустя четыре года Кэндлер зарегистрировал The Coca-Cola Company, которая принесла его семье сотни миллионов долларов.

Мы с подружкой тоже прихватили по 100 рублей, но никому об этом не говорили, боялись. Правда, они нам так и не пригодились. К счастью, никаких неприятностей не последовало, просто привезли назад, домой. А вот тот, кто в поезде рассказал о своих деньгах, в итоге погорел – на границе все рубли отобрали. Мы очень удивлялись, откуда пограничники в курсе, у кого есть «незаконные» деньги и где они лежат.

Что ещё примечательно: денежная коробка лежала в ящике не одна, а в компании с ещё тремя; там были провода, ещё какое-то барахло, которое муж хранит. То есть, чтобы спереть деньги, кое-кому пришлось основательно порыться. И это едва ли не самое неприятное. Пропажу мы заметили не сразу. Сын сам в шоке; говорит, посторонних не было, значит, взял кто-то из своих, пришедших друзей. А на кого думать – понятия не имеет.

Мы в карты не играли, даже колоды у нас в доме не было. После этого я отказалась обеспечивать Ивану Ивановичу алиби. Однажды вечером мы заехали к ним в гости. Ивана Ивановича дома не было. Лариса Николаевна угостила нас чаем и предложила его подождать – мол, скоро должен подъехать. Зазвонил телефон. Я сидела рядом, и мне всё было слышно. В трубке раздался женский голос...

...Ещё один способ проникнуть в эту таинственную область – оговорки, ошибочные действия. Я помню свою самую интересную оговорку. В десятом классе я никак не могла решить, кто мне больше нравится – Олег или Саша. Олег был красивый, спортивный, зато Саша – весёлый, остроумный. Как многие девушки, я тогда вела дневник. И однажды сделала такую запись: «Если бы мне пришлось выбирать между этими парнями, я выбрала бы Сашу». И удивилась: я же хотела написать «Олега»!

Виктора Сергеевича Ларина Пятёркин встретил в крытых мясных рядах, где укрывался от непогоды. Пятёркин стоял у застеклённых дверей, хмуро смотрел на дождь, на разлившиеся по привокзальной площади лужи. В хорошую погоду он любил сюда приходить. Особенно ему нравилось, что здесь постоянно витал дух торопливой и бесшабашной весёлости, когда привокзальная площадь заполнялась пассажирами, сметавшими с прилавков всё яблочное, квашеное и солёное изобилие.

И тут последовал очередной вопрос. Не помню какой, но женщина почему-то очень ждала на него ответа, с интересом глядя мне в лицо. Несколько секунд я боролась с куском во рту, пытаясь проглотить, не жуя, – с риском для жизни. А затем просто выплюнула его себе в руку, стараясь сделать это незаметно. Потом долго сидела с этими жёванками в руках – салфеток не было, а к еде на тарелке я так и не притронулась, не класть же туда! Поэтому ждала случая, когда можно будет выкинуть.

Иногда я думаю: а может, предназначено было ему идти именно в той обречённой колонне? А мама его вымолила. Предопределение? Но мы-то в судьбу не верим. И как быть с такой правдой – не знаю. Недавно после литургии на праздник Рождества Иоанна Предтечи ко мне подошли женщины в скорбных чёрных одеждах. Они попросили на следующий день отпеть их трагически погибшего родственника. Погиб хороший мужик, Николай. Профессиональный электрик. А случилось это так.

Как вы, наверное, поняли, в разряд «своих учителей» я не попадаю, да и вряд ли когда-нибудь попаду. А в этом году мне и вовсе сократили учебные часы. Без объяснений сняли доплату и отдали другому учителю. Поэтому участвовать в конкурсе вашей газеты меня подвигли не только чувство несправедливости и ущемлённости, но и, прошу прощения, материальная заинтересованность...