Разумеется, Иван женат, живёт уже больше двадцати лет с одной супругой, дети взрослые. Никаких мыслей на тему «увести из семьи» у меня не возникало, просто раз или два в неделю мы хорошо проводили время. Приятные разговоры, вкусный обед или ужин плюс отличный секс. Больше мне ничего от него не нужно. Конечно, это не могло продолжаться вечно, но пока что я не заметила взаимного охлаждения...

Прожила в муках два года. Он меня сильно поколачивал, но прощала, мирились. Видимо, сказались последствия аборта, так что я, к счастью, не беременела. И вот решилась уйти от мужа. Закончилось тем, что он накинулся на меня с ножом. Семь ранений, чудом осталась жива. Его посадили, и мы развелись. Прошло года полтора, на свадьбе у сестры я познакомилась с молодым человеком. Он красиво ухаживал и, как и предыдущие, любил меня.

Любопытно, что через какое-то время та самая гинеколог подошла ко мне и начала выспрашивать подробности о здоровье моей студентки: как она лечится, закончила ли принимать выписанные таблетки и когда снова придёт на приём. Я сначала не поняла, о чём речь. У доктора от удивления округлились глаза: «Как? Вы разве это с ней не обсуждали?» А должны были? Девочке 19 лет, мне странно обсуждать такие вещи с уже взрослым человеком.

И лишь мороз, леденящий и без того медленно бегущую по жилам кровь, заставлял уходить со двора. Он возвращался на свою половину, ложился навзничь и отрешённо глядел в потолок, будто искал и не мог найти там ответа. Сквозь переплёты рамы в комнату точила голубой свет далёкая луна, делая похожим на покойника: обтянутые кожей скулы, заострённый нос, пугающе ввалившиеся глазницы с залёгшими глубокими тенями.

Бабушка распихала сумки под наши полки и поужинала чем-то незатейливым из полиэтиленового пакетика. Шёпотом поблагодарила Аллаха за еду. И, сообразив, что попала в купе к русским, принялась рассказывать о ленинградской молодости. Бабуля училась в Павловске в мединституте. Там же, где-то у фонтанов, она познакомилась с будущим мужем, тоже казахом, из финансового института. И доучиться он ей не дал.

Раньше никаких странностей за соседкой не замечалось. Но как только начали всех поголовно заставлять идти в колхоз, она стала вытворять такое, хоть святых выноси. С утра пораньше выходила на улицу и горланила песни, в том числе и непристойные. При этом на глазах у всей деревни не менее часа ходила, балансируя, по жёрдочкам своего забора не хуже циркачки. «Помешалась баба, непорядок у неё с головой», – решило колхозное правление и оставило Акулину в покое.

Один красивый итальянец, наполовину русский (по его словам), подходящий по возрасту, предложил общаться. Неделю созванивались по вайберу, и я воспарила на крыльях любви. Сколько красивых слов было сказано, сколько комплиментов сделано! Но я женщина практичная, на веру всё, конечно, не брала, хотя честно признаюсь: как же это затягивает! Тем не менее всё ждала, когда итальянец начнёт просить деньги.

Потом записала слова в тетрадь по «окружающему миру». Ведь ей скоро предстоит делать доклад о тундре, а музыка, сказала Алиса, сразу придаст научному выступлению оригинальность. Проходившая мимо Дана презрительно фыркнула. Просто в никуда, как фыркали мы все в наши четырнадцать. Возможно, это относилось к моей песне, Дана не ценит шансон. Мне стало обидно, но я не успел возмутиться, потому что десятилетняя девочка отреагировала быстрее.

Я там была единственная актриса из России, фильм снимали на японском языке. Это действительно Страна восходящего солнца. Там почему-то всегда хочется улыбаться. Удивительное место. Человек либо принимает Японию и любит её безоговорочно, либо не принимает вообще. То есть нет равнодушных. Она ни на что не похожа. Очень красивая, чистая, аккуратная. И суши, которые есть в Японии, у нас нет. Существует, правда, в Москве один ресторан, безумно дорогой...

Мы с мужем убеждены: наш бывший зять крайне инфантилен, фактически остался в 15-летнем возрасте, ведёт себя как ребёнок. Работает таксистом, в воскресенье непременно покупает бутылку водки и выпивает её, сидя перед телевизором. Сейчас внук подрос и уже реагирует на это негативно, говорит – ненавижу папу, когда он пьёт. Неоднократно советовали дочери переехать, начать самостоятельную жизнь, предлагали помощь.

Мы рассмеялись. И я дал. И этому бы дал. Этот был высокий, сутулый, белобрысый и весь неухоженный. Кроме головного убора. На голове его была выгоревшая шляпа-панама, такие носили в восьмидесятых наши солдаты в Афгане. Бросилось в глаза: шляпа была выстирана и поглажена, и украшала её советская рубиновая звёздочка, казавшаяся на выгоревшей материи каплей свежей крови. Шляпа выдержала два года безжалостного азиатского солнца.

Мужчина полез в карман куртки, потом в карман брюк, достал телефон. Пошмыгал носом, попыхтел, уставился в экран. От него пахло перегаром и табаком. Запахи, даже самыи неприятные, – не моя фобия. Это одна моя приятельница сходит с ума, если рядом с ней кто-нибудь закуривает. Она кричит на курильщика, гонит его. Я всегда просила её успокоиться, но напрасно. Хорошо, что мы с ней разругались и больше не гуляем вместе.

Ужин прошёл в гробовой тишине. Кусок в горло не лез. Совесть нашёптывала: вот вы в тепле, за столом, а Кузенька неизвестно где, без обеда и ужина. Ночью начался крик котов, которых привезли садоводы из города. То ли коты разграничивали земельные участки, то ли соперничали из-за кошечек. Когда крик приближался к нашему домику, мы выбегали, чтобы оказать помощь Кузьме.

В школе я училась хорошо, предметы давались легко, всё схватывала буквально на лету. Домашняя работа тоже была в радость, выполняла её быстро и качественно, за что меня все хвалили, соседки ставили в пример своим детям. А в голове сидела мысль: вот отец мною бы гордился. Очень хотелось ему понравиться. Мои ровесники рассказывают, как все тяжело жили в послевоенные годы, много работали, а я своё детство вспоминаю как самое счастливое время. Да, материально все жили очень тяжело, но помогали друг другу и никому не завидовали.