Слетала в Москву и вернулась с урной праха. Договорилась о захоронении в посёлке, где родился бывший супруг, рядом с его родственниками. Там хорошее деревенское кладбище, тихое и даже живописное. Недалеко река, на которой покойный провёл почти всё детство, да и потом мы туда приезжали. Наутро мне пришло в голову, что хоронить урну с прахом в земле бессмысленно, ведь по сути это то же самое, что и обычное захоронение. Надо прах развеять над той самой рекой.

Гид рассказывал, что слоны в этой стране считаются священными животными, в старости государство платит им пенсию, и до самой смерти живут они сытыми и ухоженными. Середина «лихих девяностых» в нашем городке оказалась для многих не такой уж и лихой. Люди, не участвовавшие в переделе собственности и имевшие постоянную и нормально оплачиваемую работу, стали жить неплохо.

Пацаны спешились и полезли в мокрые кусты ловить беглянку. Но та ловиться не хотела и кинулась удирать – тогда ещё на всех четырёх. А ребята прыгнули на самокаты и погнались за ней. Господи, значит, это я виновата, пусть не впрямую, но косвенно. И что делать? Ждать, когда хромоножку размажет машиной на дороге? Она ведь даже в подвале схорониться не сможет – там труба, надо прыгать вниз. А обратно как? Подвальная банда тем временем наелась.

Пытается разговориться, но я вижу, что ему трудно. Опять я болтаю, а он молчит. Подходим к перекрёстку, прощаюсь с ним: «Ладно, всего доброго», – и исчезаю в толпе. Потом он мне писал, что я ему очень понравилась, но он вот такой немногословный, а разве это плохо? Писал несколько дней, просил встречи. Но я поняла, что с таким человеком общаться нормально не сумею. Я не могу постоянно тараторить без умолку, у меня голова начинает болеть, когда приходится много говорить.

От пограничной службы была получена ориентировка на конкретную машину. Наблюдатель на смотровой вышке увидел её в бинокль и сообщил ребятам по рации. Наш сотрудник поднял жезл, чтобы остановить транспортное средство, но водитель в форме полицейского лишь ненадолго приостановился, показал через лобовое стекло служебное удостоверение и двинулся дальше. Тогда ребята разложили на дороге «ежа» – приспособление для остановки транспорта.

В голове не укладывается, что учеников нельзя заставить помыть пол в классе, полить цветы или, боже упаси, вытереть доску. Почему? Неужели мы растим барчуков, у которых будет прислуга? Не могу сказать, что мы в школе с большим энтузиазмом выполняли работу на приусадебном участке или в классах. Но за годы моей учёбы не произошло ни одного смертельного случая или вызова скорой в поле, где мы помогали совхозу собирать картошку и свёклу.

Мужчина на семь лет моложе, но смог меня убедить, что это не важно. Сказка продолжалась год, пока мы не зарегистрировались и я не прописала его у себя. Последующие четыре года я провела в аду. Он начал наркоманить, пить, тащить из дома всё, что попадало под руку, – деньги, продукты, одежду. Выкрал даже ткань, приготовленную на приданое дочери. Зарплату больше не приносил, пропадал сутками неизвестно где. Мог уйти за хлебом и исчезнуть на три дня.

На седьмой день уже так плохо, что нет сил дойти даже до туалета. Несколько раз я падал. В глазах темнело, появились муть и мошки в глазах, мысли путались. Пытался похмеляться, но алкоголь больше не лез в горло. Я не мог заснуть. В лучшем случае удавалось поспать 15–20 минут. Снились кошмары, но хуже всего, что, открыв глаза, я не мог избавиться от отголосков этих снов, словно они продолжались наяву. Спустя четверо суток после прекращения приёма спиртного я лежал в кровати, боясь подняться. Было страшно даже заглянуть в дальний угол комнаты.

О давней соседке рассказала, теперь поведаю о нынешней. Этой даме хорошо за шестьдесят. Как-то раз зашёл у нас с ней разговор о куреве. Она призналась, что бросала лет пять назад и адски тяжело: вся почернела, болеть начала. Но курить бросила. «Если бы я знала, – охала, – что это так тяжело дастся и что буду сильно болеть, не стала бы бросать. Если честно, мне курить нравилось». Она и сейчас на уколах и таблетках, часто вызывает скорую.

У нас в Белоруссии в области медицинской помощи, на первый взгляд, мало что изменилось. Разве что в больницах теперь нет дефицита санитарок, и полы моют не больные, как раньше, а те, кому положено это делать. Недавно возродили диспансеризацию населения, поэтому, когда я пришла к терапевту, она обрадовалась: «Ну наконец-то! А то вас и не выловишь», – и отправила сдавать анализы, делать ЭКГ, написала направления к неврологу, эндокринологу.

В Поминове мужа ждала Мария Ивановна Шеломова, будущая мать Путина-младшего. Она тоже местная, из соседней деревни Заречье, что от Поминова в трёх верстах. Происходила она из многодетной семьи. На кладбище в бывшем райцентре Тургиново под памятником из чёрного гранита лежит её мама Елизавета Алексеевна Шеломова, расстрелянная немцами в 1941 году. В том страшном году в этих местах шли отчаянные бои. Здесь в каждой деревне берегут памятники павшим и братские могилы героев.

Мы отъехали и молча переглянулись. Я первая не выдержала.
– Н-да, – говорю, – из таких людей только прутья стальные гнуть.
Я бы так не смогла. От холода готова на всё, уж точно не раздумывала бы, ехать или мёрзнуть дальше. До дома золовки около 15 километров, но по дороге нам так и не встретился её муж. Трасса пустая, не заметить не могли. Проезжая мимо их дома, увидели машину, стоявшую у ворот.

На работу позвонил её парень. Поскольку он знал внутренний номер, то звонок вышел прямо на девушку. Она же, будучи с молодым человеком в ссоре, разговаривать не хотела и решила его отфутболить. На приветствие девушка ледяным голосом выдала фразу:
– Здравствуйте! Ваш звонок очень важен для нас.
– Маш, да я знаю, что это ты! – сказал он, пытаясь распознать, автоответчик это или нет.

Если такое объяснение и могло прийти в голову, то лишь извращенцу, – хотелось сказать Лизе. Но тогда какой из неё психолог, она распугает всех клиентов. Надо же, первый день самостоятельной работы – и такое чудо в перьях. А он неплохо подготовился, молодец, явился во всеоружии. Сидит и наслаждается Лизиным смятением. Лиза ёрзала и неловко сползала на край стула, а посетитель, наоборот, вольготно расположился на кушетке.

В старших классах он стал хуже учиться. После окончания школы я спросила сына, что он намерен делать, куда планирует поступать. Но сын ни о чём таком не думал, просто плыл по течению. Зато так меня изводил, что сердце прихватывало. Он выбрал экономический факультет, платное отделение. Хотя я его не раз спрашивала, куда можно поступить бесплатно. Но сын не хотел шевелиться, а вот ребята в школе всё сами узнавали. До сих пор жалею, что не бегала по приёмным комиссиям, не звонила в вузы.

Первым был издан сборник «Девочка, с которой ничего не случится» (1965). А затем – где только не побывала Алиса Селезнёва: и в далёком космосе, и на дне океана, и в прошлом, и в будущем. Но вместе с отцом, профессором Селезнёвым, никогда не забывала о доме и своей эпохе, о прекрасном коммунистическом послезавтра, которое теперь, как мы знаем, скорее всего, не наступит. Булычёв писал циклами.