Солдаты штабелями повалились друг на друга в недокопанную траншею. Бомба попала точнёхонько в дом, превратив его в щепки. Все остались живы, правда, Архипыча контузило. Через две недели слух восстановился, но с музыкой пришлось распрощаться навсегда – до войны он играл в духовом оркестре на тубе, а после уже даже не напевал. Архипыч всегда старался рассказывать истории повеселее, вот одна из них.

Сергей Владимирович не очень любил в те годы распространяться о своём, как тогда говорили, социальном происхождении. А происходил он из древнего дворянского рода. Начиная с XV века Михалковы верой и правдой служили царям и отечеству. Многие из них пролили кровь в сражениях за Родину, иные оставили о себе память как видные деятели русской культуры. Отец будущего поэта окончил юридический факультет Московского университета.

Проводила его до клиники. До самого отъезда у нас всё шло хорошо – романтика, любовь, страсть. Строили совместные планы, где что посадим на участке. Он познакомил меня с родными, представил как будущую жену. Заботился обо мне, приносил чай в постель, накрывал одеялом. Пока лежал в больнице, я жила в нашем с ним доме, ждала его. Созванивались регулярно, он говорил о любви, о будущем. Операция прошла нормально, вернулся.

Почему-то всегда после наряда по картошке у нас выпадали шесть часов практических занятий по химии. Естественно, мы оказывались на них, ничего не соображая, и голова представляла собой чугунный котёл, по которому с гулом перекатывается почищенная за ночь картошка. Представьте аудиторию, в которой тридцать два таких котла вместо голов. А ведь ею надо думать, отвечая на вопросы преподавателя, капитана запаса Рики Борисовны Белицкой.

Недавно начала думать, анализировать, почему у меня такое отрицательное отношение к сексу, и вот что пришло в голову. Когда мне было 16 лет, меня изнасиловали. Жестоко, зимой, прямо на улице, на моей же зимней куртке. Я поздно возвращалась от подруги домой, и уже перед самым подъездом насильник меня догнал, обхватил сзади, приставил к горлу нож и увёл в ближайший парк – там всё и произошло. Не хочу вспоминать подробности. Было очень страшно. Единственное, о чём думала в те минуты: если он меня убьёт, у родителей будет большое горе.

Кругом голая степь, ни кустика, ни деревца. И вдруг налетел немецкий истребитель и начал поливать пулемётным огнём. Мы падали на землю, петляли, как зайцы, пытались спрятаться за железнодорожной насыпью. Порой самолёт пикировал так низко, что мы видели оскалившуюся пасть лётчика. Он просто нашёл себе забаву – стрелять в мальчишек, гонять их вдоль насыпи. Долго глумился над нами, потом развернулся и улетел.

Мы расписались почти год назад. Сейчас малышу два года, его мать вышла на работу, постоянно приводит ребёнка к нам, оставляет ночевать. Она работает по сменам, день-ночь. Ребёнок толком не даёт спать, избалованный, бегает по квартире, визжит, его очень трудно уложить. Но это всё мелочи. Бывшая жена моего мужа хочет, чтобы он вернулся к ней, – видите ли, одна она не справляется с воспитанием ребёнка.

Говорят, самый тяжёлый стресс и раздражитель для женщины – муж, лежащий на диване и ничего не делающий. Впрочем, это синонимы – лежать на диване и ничего не делать. А не хотите мужа, пребывающего на диване уже месяц? И отмазка прекрасная – соблюдение режима самоизоляции. Эх, был бы собственный дом, ходил бы с молотком, помахивал, здесь постукал, там поправил, здесь гвоздик вбил – бальзам на сердце хозяйки. А тут…

Я была ещё совсем крохой, войну видела только в кино, все перевороты и путчи оставались далеко впереди, и танков на улицах Москвы я никогда не встречала, однако сработала генетическая память. У мамы же память была живой и настоящей, она родилась в 1937 году, пережила бомбёжки и эвакуацию, она хорошо знала, как это бывает. Кукурузное поле.

Старший сын Петра Ивановича, Рэм, приписав себе год, вслед за отцом ушёл добровольцем на фронт. Участвовал в сражении за Курск, был ранен, потерял сознание. Когда очнулся ночью в луже крови среди мёртвых тел товарищей, сражение уже ушло далеко. Кое-как добрёл до дома, а там родные спрятали его в сарае.

Центром Тверской слободы с XVIII века стала площадь, которая и сегодня носит название Тверская Застава. Именно на ней сейчас находится Белорусский вокзал. А три столетия назад на его месте красовался таможенный КПП, который тогда назывался «кордегардия». На ней караульные проверяли у проезжающих подорожные документы, записывали имена частных лиц, прибывающих в Первопрестольную, исследовали поклажу и примечали подозрительных элементов.

Дед неожиданно поведал: пока воевал, его страшно мучили тоска по жене и ревность. Больше, чем голод, неизвестность, страх быть убитым. Ужаснее всего была мысль: как там его красавица среди раненых солдат и офицеров? Вдруг уже полюбила кого-нибудь другого? Вдруг больше не ждёт? Дед признался, что никогда прежде никому об этих мыслях не рассказывал, стеснялся. Кругом война, смерть, «за Родину, за Сталина!», а тут такие глупости.

Белорусского фронта, в каждой из её девяти дивизий пошили красные знамёна. Попроще первоначального флага, и не бархатных, а из красного сатина. В середине апреля было выбрано здание, над которым взметнётся красное знамя. Не берлинская ратуша, не гестапо, не рейхсканцелярия, в бункере которой засел сам Гитлер. А именно рейхстаг. То есть парламент, где происходило волеизъявление немецкого народа.

Уходить надо было немедленно, но оставшийся за старшего Николай Иванович медлил. Однажды утром Псков бомбили. Как ни силён был заградительный огонь зениток, немцам удалось сбросить несколько бомб в центре города, а одна прогремела поблизости от них. Жильцы дома во главе с учителем и Марусей выбежали на улицу. Вслед за взрывом взревела сирена, от которой, казалось, caм воздух покрылся мурашками...