Однажды он сообщил сногсшибательную новость: его знакомый уезжает в Австралию на заработки, можно недорого арендовать его особняк. Мы немедленно отправились смотреть усадьбу. Она находилась в проулке, за высоким забором, а недалеко плескался океан. На ухоженной территории – бассейн, зелёные лужайки, цветы, несколько высоких кокосовых пальм; в самом особняке рабочий кабинет, пять спален, огромный холл, столовая, кухня. Естественно, меня всё это вполне устроило.

Одна бабуля, проживавшая в селе и регулярно получавшая пенсию, была неприятно удивлена: почтальонша неожиданно принесла ей на 10 процентов меньше, чем обычно. Женщина очень огорчилась, но почтальонша её успокоила: подождите, мол, до следующей пенсии, может, исправят ошибку, а если нет – тогда уж обращайтесь в райсобес, который в те времена занимался всеми пенсионными вопросами. Однако и в следующий раз пенсию принесли в таком же урезанном виде.

Вскоре некоторые иностранцы подружились. Немец из ГДР, чехи, болгары – все они жили в одном подъезде и со временем, естественно, стали общаться. А ещё среди прочих был изящный японец Акихиро Танака, свободно владевший русским языком. Его профессия называлась «бизнесмен», что поначалу привело советского гражданина в трепет. Но японец оказался скромным и обаятельным парнем, простым в общении.

Наша мать сурово посмотрела на оставшихся за столом. Операция по розыску нижнего белья наследника забрала лучших, оставались мы с котом. Кот притворился мёртвым, я сказал, что мне срочно нужно на работу. Мы были никудышными поисковиками. Поняв, что снова придётся всё делать самой, и повинуясь материнскому инстинкту, Сима Маирбековна молча встала и пошла к детям.

Первый год я делала вид, будто ничего не происходит, потом не выдержала и подала на развод. Мы разделили имущество: мне досталось жильё, а все накопления и дорогая машина – бывшему мужу. Он собирался уйти к любовнице, но так и не сделал этого. Для меня всё очевидно: разлюбил одну, полюбил другую, так иди к ней. Если боишься, значит, налаживай отношения в семье. Но он не испытывал раскаяния, не предлагал, как нам устроить дальнейшую жизнь.

Всегда с большой грустью вспоминаю о детстве, потому что оно прошло в Одессе. Вот уже четвёртый год я не могу приехать в родной город. И потому он мне только снится. Естественно, это очень больно и обидно. А вообще в жизни каждого человека много запоминающихся мгновений. Безусловно, навсегда со мной остались дни, когда появились на свет мои дети. Врезалось в память, как мы приехали с Сашей Олешко в Одессу с нашим концертом.

И вот долгожданная станция Карпаты. После тёплого вагона свежий ветер с гор показался пронизывающим до костей. Я взглянул по сторонам – кругом тьма и никаких признаков цивилизации. Лишь вдали возле небольшого здания сияла единственная лампочка. Направился к ней. Справа шумела горная речка, слева синел лес. И никого! Дойдя до светлого пятна, отбрасываемого лампой, я поразился...

Раньше установка в квартире домашнего телефона казалась событием более значимым, чем даже получение самой жилплощади. А нынешнее поколение приходит в недоумение от слов известного шлягера нашей юности «Плачет девушка в автомате». В своё время один мой знакомый, заполучив вожделенный, хотя и спаренный телефонный номер, отправил свою дочь на прогулку...

Моя подруга тоже любила своего отца, он действительно был хорошим человеком. Но вот между ними всегда стояла его гражданская жена. Уже став взрослой, причём сама пережив развод, подруга никак не могла смириться с присутствием в жизни отца другой женщины. Говорит, своего мужа меньше ревновала к другим бабам, чем отца – к любви всей его жизни. Как будто мама передала ей это чувство по наследству.

Последние дни в конце каждого квартала супруг возвращался с работы очень поздно, усталый и хмурый. Дело в том, что для выполнения плана, от которого зависела квартальная премия, дирекция завода привлекала инженерно-технических специалистов к дополнительной работе в цехах. В эти дни я вечером шла на проходную с ужином, ведь столовая уже не работала. Затем дома ждала прихода мужа. Его настроение меня сильно удручало, начала думать, как изменить ситуацию.

Помню, как в первый раз ехала к нему в Казань. Помню огни ночного «Кул-Шарифа» (соборная мечать. – Ред.) в окне поезда. Подумала тогда: Господи, как красиво! И вот уже вокзал, поезд остановился, я – в длинной юбке, на каблуках, с чемоданом. Боюсь, думаю, никуда ни за что отсюда не выйду! Борюсь с собой, подхожу к выходу, а он мне уже руку подаёт. Я оперлась на неё и взглядом зацепилась за белоснежный ворот его рубашки и тёмно-синий костюм.

Я пытаюсь представить лица своих воевавших родных. Их много, они мелькают и мелькают. Лицо и две даты: дата рождения, и вторая, от 1942-го до 1943-го. Немножко расскажу о каждом. Лазарь Давидович Фейгин. Это старший брат моей бабушки со стороны папы, 1923 года рождения. И роковой 1942-й. Тогда он получил ранение, лечился в госпитале, но начиналось наше наступление, на счету был каждый боец, и Лазарь досрочно вернулся в строй. В первом же бою и погиб. В нашей семье даже не осталось его фотографии, только память.

Вечерами в московской квартире Ханаевых, если у Никандра Сергеевича не было спектакля, собирались гости. Это мог быть композитор Прокофьев, или певец Лемешев, или художник Герасимов, или ещё какая-нибудь знаменитость. Если же в этот день был спектакль, вся семья ходила на цыпочках, чтобы не потревожить певца. А поздно вечером по окончании спектакля вся компания коллег и поклонников направлялась к Ханаеву в Брюсов переулок кутить до утра.

Мы живём на севере Московской области, то есть совсем не Заполярье. Но такое чувство, что газету «Моя Семья» нам привозят сквозь пургу, на оленях. А то и вообще не привозят. Ходили мы с Натальей Васильевной в почтовое отделение, да всё без толку: наверное, сами читают и друг другу передают. Вот и получается, что вы виноваты, уважаемая редакция, что газета такая интересная. Я работаю на выезде, добираться больше часа на электричке.