В один из своих заплывов я вошла в море ещё засветло, на берегу оставались мои полотенце и шляпа, а неподалёку от вещей сидела влюблённая парочка. Влюблённые были похожи на изваяние, застывшее в поцелуе, они сплелись руками и ногами в сложный узел и сидели неподвижно, словно на них бросила взгляд Медуза горгона и обратила в камень. Однако я подплывала к берегу уже в полумраке, и мои заколдованные ожили, а возле них даже бегал ребёнок.

Получается, это родители невоспитанные, а не дети. Пойдём дальше. В магазине человек может просто забыть, что он не оплатил покупку, скажем, батон колбасы, и наша задача не ругать его, а вежливо спросить, не забыл ли он чего, всё ли оплатил. Поэтому в прикассовой зоне и ставят охранника. В аптеках тоже надо следить, чтобы открыто стоящие и лежащие лекарства никто не смог стащить без оплаты, а это, поверьте, нелегко!

Будучи очень сообразительным и острым на язык, новичок тем не менее оказался ленив и циничен. У него была довольно смешная фамилия, но несколько резких выпадов в сторону тех, кто позволил себе над ней посмеяться, сразу показали: такой парень насмешек не потерпит. Внимательно изучив одноклассников, Иван осмелел, и вскоре все узнали, что новенький вдобавок ещё и хулиган.

Продегустировали дома с женой: так и есть – голая химия. И я вылил «секас» в унитаз. Ночью проснулся от рези в желудке, выпил стакан холодного кефира. Полегчало. Засыпая, стал вспоминать – когда и с кем у меня было на пляже. Сначала пришёл в голову рассказ звезды российской эстрады о том, как у него это случилось в первый раз, в дюнах ещё советской Юрмалы. В самый сладкий момент неожиданно раздалась барабанная дробь.

Действительно, нет ничего особенного в том, чтобы переплыть Волгу. Сколько раз, гуляя с друзьями по тогда ещё не отремонтированной набережной и полудикой Стрелке, я наблюдал картину: группа людей весьма пожилого возраста спускается к воде, переодевается, обязательно – резиновые шапочки. Со стороны может показаться, что старики сейчас поплещутся у бережка да и выскочат из прохладной водицы от греха подальше. Но вот их яркие резиновые шапочки покачиваются уже где-то ближе к середине реки, а потом и дальше, уплывают в сторону Твериц.

Лизка – второклашка, живёт этажом ниже. Маленькая, плотненькая, живчик такой, стрижена под мальчишку. А как ещё? Она же вратарь. Она же Мальчиш-Кибальчиш, она ни за что не выдаст своих, хоть ты её прибей. Пытайте, враги! Ни крапивой её не возьмешь, ни щекоткой. Щурит чёрные глазки, соображает. Выждет момент и – раз! – сбежит, только её и видели. Секачёву в этот раз от учителей здорово влетело.

Они работали на заводе вместе с вольными людьми, особого надзора не было. В общем, соблазнился мой братец и дал дёру. На вокзале на него напали какие-то отморозки, а может быть, и кто-то из заводских, знавший, что он получил большую сумму. Избили до полусмерти, сломали челюсть, отобрали деньги. В больницу попал в тяжелейшем состоянии, чудом остался жив. Маму вызвали за ним ухаживать.

...Конечно, не понимаю. Не понимаю, как можно не видеть элементарных вещей и прикрывать огрехи своего воспитания виной учителя. Слава богу, меня бабушка растила, она объективно видела все мои недостатки. Я пошла в школу в 1996 году, учителя у меня были прекрасные, ещё советской закалки, некоторые даже до войны родились. А несчастным современным педагогам дай бог терпения с нынешним, как говорится, отмороженным поколением.

Мама была против и пришла в студию с мыслью, что все артисты – алкоголики, тунеядцы и бабники. И встретила Евгения Урбанского, который стоял в фойе. А также Льва Яковлевича Елагина. Подошла и сказала: «К вам придёт мальчик Саша Пашутин, я его мама. Поберегите его. Не надо ему этим делом заниматься. Лучше пусть работает, доучивается, но только не у вас». Ей ответили: «Хорошо, учтём».

Старик каждый раз посмеивался и отвечал: мол, не было и нет, а что такое запонки, он и вовсе не знает. Юноша помолчал, придумывая следующий отвлечённый вопрос. Наконец спросил что-то о советской жизни, но очень скучным голосом. А вот следующие вопросы меня шокировали. Выключив телефон, начала думать, надо ли вмешаться. Конечно, чужие беседы –  это не моё дело, но я чётко почувствовала мошенничество.

А дальше он просто, что называется, сдрейфил и пустился наутёк, хлопая длинными крыльями и громко гогоча. За ним следом ретировалась и вся его компания. А наш Петруша с чувством исполненного долга, победоносно вскинув крылья, вместе с даже не успевшей испугаться дочкой, схватившей мяч, вернулись во двор. За этот поступок старый смельчак, которого уже хотели заменить молодым петушком, был оставлен в курятнике ещё на несколько лет.

Я опять ушла, чтобы не срывать внуков с места, и дочь с сожителем вернулась к себе. Потом его на три года депортировали, она впадала то в истерику, то в тоску и безразличие. В это непростое время я старалась навещать внуков как можно чаще, в основном, когда дочь была на работе. Она уже привыкла к роли полновластной хозяйки и была недовольна моим присутствием. Ещё оказалось, что обманывала меня и не платила за квартиру, снова накопив огромные долги.

Моей сестре повезло, у неё есть муж, взрослые дети, внучка. А я вот уже 20 лет в разводе. Детей пришлось растить одной, без чьей-либо помощи. Мы по-прежнему живём с моей мамой, но эта жизнь стала настолько невыносимой, что хочется кричать от безысходности и беспросветности. Она ненавидит нас всех. В доме установлен крепостной строй, ни у кого из нас прав ни на что нет. Хочешь здесь жить – значит, заткни рот. Сестра, её муж и дети маму всегда защищают, им она и рассказывает всю ту ересь, которую придумала о нас.

Остановилась у ларька – горячим лавашем обзавестись. Передо мной дядька слегка потрёпанный стоит, и тоже с собакой. Поводок у «дворянина» из бельевой верёвки сделан, но сам пёс упитанный, справный. Дядька принял у торговца шаурму и уже вожделенно глаза прикрыл, чтобы с наслаждением куснуть, но тут на собаку глянул. А она сидит смирно, смотрит преданно и хвостом помахивает. Не подвёл хозяин, отломил приличный кусок и другу протянул…