В марте ездила в город, где живут мои дети. Ждали рождения третьей внучки, хотели, чтобы я была рядом. Приехала, отвезла невестку в роддом, через положенное время встретила и ещё две недели нянчила новую внученьку.

Но пришло время уезжать. Проводили, посадили в поезд. Еду, рассматриваю снимки, которые шлют родные. А вагон меж тем жил своей жизнью. Ещё когда садилась в поезд, стало ясно, что меня тут любят и ждут – встретили с распростёртыми объятиями прямо в тамбуре. Незнакомые парень с женщиной схватили мой огромный оранжевый чемодан и спросили, куда нести. Оказалось, что мы едем в одном отсеке, чему они чрезвычайно обрадовались.

Дошли до места. Соседи взгромоздили чемодан на третью полку, разложили мою нижнюю, даже попытались застелить. Говорю: не надо, я сама. Отступились, но тут же предложили выпить за знакомство. Пришлось отказаться: дескать, не пью я в дороге, люди добрые, но разговором поддержу.

Складывалось впечатление, что я попала в семью и меня торжественно в неё принимают. Потом выяснилось, что эти двое сели в поезд в Питере два часа назад и сразу нашли общий язык.

Едем дальше. Как только я разобрала вещички, застелила постель, сходила в конец вагона и приготовилась поддерживать разговор, погас свет. Мои соседи тут же заснули. Прямо как сговорились: упали и тихонько захрапели. Уж не знаю, что за спиртное свалило их с ног через пару часов после посадки. Но я пропела осанну небесам, занавесила свою лежанку простынёй и стала глядеть в окно – это моё любимое занятие в поезде.

Не спалось. Вот уже Тверь. Поезд стоял недолго, но всё же успел впустить в наш вагон папашу с мальчишкой лет пяти. Они прошли, шумно разыскивая свои места – боковушку напротив. Потом долго укладывались спать, беспрестанно болтая и выясняя, где лежат тапки, кружка, водичка, чипсы. Наконец угомонились.

Близилось утро. Сон сморил и меня, но я просыпалась от того, что папа то и дело ходил к проводнику – доброму, спокойному, работящему пареньку. То узнать расписание, то выяснить, где зарядить смартфон. Жаловался на сквозняк, ещё на что-то. Терпение у проводника оказалось ангельское.

Оказалось, что розетки для зарядки есть только в нашей секции, у окна напротив не предусмотрены. Папа тут же рванул мимо меня, чуть не сдёрнув мою простыню, на что я ему указала. «А нечего тут тряпьё развешивать», – буркнул он.
Наконец все уснули. Спала я долго. Правда, на Москву посмотреть удалось, но потом снова задремала – и тут началось!

Поезд шёл в направлении Ростова-на-Дону. Вагон заполнился военнослужащими – они возвращались из отпусков и госпиталей в зону СВО. Это было понятно по их форме, разговорам по телефону. Место надо мной тоже занял парень в форме. Я предложила ему спуститься перекусить, но он отказался и вскоре ушёл в отсек к друзьям. Парни тоже завесились простынёй и тихонько беседовали о своём.

Однако папе это не понравилось, хотя военные вели себя прилично. Да, они выпивали, но ни песен, ни выкриков, ни тем более мата слышно не было. Ребята даже курить не выходили. Проводник предупреждал, что стоянка две минуты и он их не выпустит, и они терпели и молча шли назад в вагон.

Тем не менее папаня снова отправился к проводнику жаловаться. Проводник пытался успокоить его, но разъярённый мужчина сообщил, что слышал мат, а у него ребёнок, и он как отец не допустит такого бесчинства.
И тут появляется военный. Как в песне – красивый, здоровенный, и лицо такое же здоровенное и доброе. Пытается успокоить нервного папу, а тот – ни в какую. Требует полицию, начальника поезда, номер проводника. Вагон затих, но я сидела навострив уши. Не нравилось мне это безобразие.

В итоге военный отправился в штабной вагон, увлекая за собой папу. Ребёнок остался на боковушке под присмотром бабули-соседки. Папа отсутствовал с полчаса, а мы ждали – интересно, чем дело кончится. Вернулся, молча прошмыгнул на своё место и затих. Приструнили, видать, скандалиста. Военный же радостный, потому что всё же пьяненький, да и ситуация разрешилась в его пользу.

Он стоял у купе проводника и требовал кофе для всего вагона – хорошо хоть не вина. Проводник отговаривал: рано ещё, половина людей спит, кто-то не захочет. И тут военный глянул на меня: мол, кофе будешь? Отвечаю, что для меня норма – кружка утром, и я её уже выпила, но, если что, отдам свой голос за него с пацанами. Он отсалютовал мне поднятым вверх большим пальцем.

В результате проводник благодаря склочному пассажиру «наварился» где-то на пару тысяч. Оно и понятно, кофе нынче – дорогое удовольствие.