Ученик-мученик
05.12.2017 16:56
Ученик-мученикОсенью из Заполья уезжают последние дачники, деревня пустеет и принимает какой-то обиженный вид. Тогда, почти в безлюдье, совершает свою работу природа: вянут травы, опадают с деревьев листья. А стукнет первый мороз – и лужи покрываются бритвенной тонкости льдом, крыши седеют от изморози, как стариковские щёки, и ослепительно блестят в лучах багрово-дымного поднимающегося солнца.

Зимой деревню заваливает сугробами, и почерневшие, давно не крашенные дома кажутся среди них обгорелыми пнями. Можно подумать, что в Заполье в это время никто не живёт. Но это не так. Несколько раз за день деревня оживает: проскрипит колодезный журавль, поднимется над чьей-то крышей дым. Иногда можно увидеть на улице и мальчика: выходя на крутой берег реки, он садится в санки, подбирает ноги и, оттолкнувшись, несётся вниз, окружённый облаком снежной пыли.

Мальчик этот – Коля Золотарёв. Живёт он с бабушкой, но бывает у неё только в воскресенье, приезжая из районного города, где учится в школе. Для Коли нет большей муки, чем поездки в город. Ночует он там в доме у двоюродного дяди и его жены Ларисы Андреевны. В городе Коле тяжело, он считает дни до субботы, а у бабушки хорошо, но этот единственный радостный день в его жизни очень короток, пролетает незаметно.

Муки начинают терзать его задолго до вечера. Он чувствует холодную пустоту внутри себя, точно прыгнул с высоты и летит куда-то вниз, не в силах остановиться… В три часа бабушка зовёт его обедать, и он уныло бредёт домой, волоча за собой санки. Идёт он не больше одной минуты, но на больших часах с маятником в спальне уже половина четвёртого. Коля с удивлением смотрит на стрелки, понимая, что тут кроется какой-то подвох и часы, возможно, заколдованы. Пока он над этим размышляет, в часах раздаётся длинное шипение, и они начинают мерно отбивать четыре удара.

Отчаявшись что-либо понять, Коля садится готовить уроки. Время от времени он прислушивается к тиканью маятника, словно это шаги какого-то маленького и злобного существа. Всю неделю до субботы это существо, показывая время, еле движется, точно поднимаясь в гору, а когда Коля приезжает домой, вдруг срывается с места и, позванивая шпорами, несётся сломя голову вниз. «Так-так-так, – подтверждают часы Колины мысли. – Так-так-так. Р-р-баум!»

Часы бьют уже шесть раз, после чего долго хрипят, словно не могут отдышаться. В шесть часов темнеет, и бабушка начинает собирать Колю в город. Зимой круг её дел и забот сужается до мелкой, самой необходимой работы по хозяйству, и поэтому сборы представляются как очень большое и важное событие, требующее от неё много внимания, волнений и забот. Надо не забыть пришить на пиджаке пуговицу, погладить брючки, положить сменную рубашку и пироги с вареньем…

– А письмо для дяди положила? – спрашивает Коля. – Положи сразу в пиджак, чтобы не забыть.

Вздыхая, бабушка уходит в спальню. Она достаёт готовый конверт, кладёт деньги и запечатывает его, чтобы Коля туда случайно не заглянул. Это только считается, что она за Колю ничего не платит. На самом деле бабушка тайно даёт дяде немного денег, каждый раз столько, чтобы хватило на бутылку водки. Ни Коля, ни Лариса Андреевна об этом не догадываются. Но опять же и дядю понять можно. Заездила его Лариса Андреевна: баню срубили, купили машину, теперь вот новую мебель. А он человек весёлый, любит побалагурить. Мужику иной раз расслабиться хочется, а у Ларисы-то Андреевны не очень разгуляешься, копеечка у неё на счету. Так что давать денежек надо, да и за Колей будет лучший присмотр.

Бабушка думает об этом всякий раз, когда кладёт в конверт деньги, и всякий раз её одолевают сомнения: а так ли хорошо дядя заботится о Коле, не голодает ли он там, не обижает ли его Лариса Андреевна?

Между тем, чего она никак не ожидала, погода поворачивает на мороз. Ветер стихает, солнце закатывается при ясном небе. После этого – опять же к холоду – высыпают звёзды, небо становится выше, величественнее, и потому, как сильно, до визга, начинает скрипеть под ногами обмёрзшее крыльцо, когда бабушка выходит на улицу, чувствуется, что мороз к утру будет нешуточный.

Неожиданное это препятствие ввергает её в новое сомнение. Несколько раз она выходит из дома, подолгу стоит во дворе, напряжённо раздумывая – посылать ли Колю завтра в школу или нет? Посоветоваться не с кем. Она смотрит на сияющие и словно подмигивающие звёзды и представляет лицо дяди, который вот так же подмигивал ей и лукаво улыбался, когда она приезжала прошлым летом в город договариваться насчёт Коли. «Не человек, а сабантуй какой-то, прости господи», – думает она и, замёрзнув, в ещё большей тревоге уходит обратно, так ничего и не решив.

Ранним утром она всё же будит Колю и идёт его провожать. Коля выходит на улицу с той ужасной мыслью, что весь долгий путь – от понедельника до субботы – надо начинать сначала. Холодная пустота внутри превратилась в ледяной камень, и кажется, что он летит вниз ещё быстрее.

– Не потеряй конверт, – шепчет бабушка, крестит его и целует. – Дяде отдай наедине, чтобы Лариса Андреевна не увидела.

От густого инея кажется, что на улице туман. Звёзд почти не видно, зато светит, мраморно белея, луна. В её свете Коля перебегает речку и поднимается на большак, раскатанный машинами до зеркального блеска.

Через несколько минут он уже едет в автобусе. Он сидит позади остальных, бессознательно отделяя себя от той новой обстановки и новой жизни, в которой ему предстоит теперь жить целых шесть дней.

Дорога идёт холмами, автобус то взлетает вверх, то катится вниз. Когда поднимается в очередной раз – над самыми верхушками деревьев обозначается полоска зари. Мороз ещё больше усиливается, и по рядам пассажиров проходит движение – кто глубже надвигает шапку, кто плотнее закутывается в полушубок, шофёр, оставив руль, трёт одной рукой ухо, обращённое к окну, из щелей которого, видно, дует.

Заря растёт, разливается по небу, вспыхивая зелёными и малиновыми красками, и, скрытые до этого темнотой, становятся видны пассажиры: девушка в белом пуховом платке, какой-то склонившийся над своей корзиной старик, тихонько выпивающий и закусывающий, и сердито следящий за ним важный и полный мужчина с портфелем, поставленным на колени, которые у него едва выглядывают из-под большого живота.

Хоть не хочется Коле наступления рассвета, утро неумолимо надвигается. За лесом встаёт солнце, и его лучи скользят по морозным стёклам. Автобус наполнен золотистым паром от дыхания и, кажется, уже бодрее катится с горы навстречу густо убелённой инеем роще. Он пронзает рощу, как сверкающее облако, и через несколько минут въезжает в город.

Город встречает их дымом дружно затопленных печей, точно весь укутан в вату. И не успевает Коля оглянуться, как автобус тормозит у вокзала, и за стеклом уже не лес, а широкая привокзальная площадь, плотно утоптанный снег, ларьки, пассажиры с чемоданами…

Так начинается для Коли эта новая неделя. Утром он бежит на уроки в промёрзшую за ночь деревянную школу и, поднимаясь по лестнице на второй этаж, сидит до обеда в классе, слушая учителя Дмитрия Ивановича, который без устали ходит в мягких высоких валенках от окна к двери, наступая на скрипучие, далеко стреляющие половицы.

– Вы представляете, ребята, а в Австралии сейчас лето, – неожиданно говорит он и, видимо, настолько поражён этой мыслью, что надолго замирает у окна. Под окном стоит перламутровая от инея берёза, и с лица Дмитрия Ивановича не сходит недоверчивое и зачарованное выражение, словно он сам не верит, что где-то может быть лето. Ученики, которых от бесконечного хождения неумолимо тянет в сон, оживают и тоже смотрят на берёзу.
– Однако мы отвлеклись, – строго говорит Дмитрий Иванович и делает шаг к двери. Притихшая половица под ним скрипит и стреляет. Скоро движение возобновляется, все опускают головы и клюют носом.

После уроков Коля обычно бродит по городу, дожидаясь дядю. Домой ему не хочется, потому что там в это время Лариса Андреевна. Коля слегка побаивается Ларису Андреевну и не хочет оставаться с ней наедине. Стоит ему только появиться дома, как она начинает ходить за ним по пятам, точно проверяет, не изрезал ли он ножом её новую мебель. При этом она тяжело дышит, воздух выходит наружу с шипением и бульканьем, как из проколотого мяча, и Коля всегда мучительно ждёт, когда воздух выйдет весь.

Дядя приезжает только вечером. Он человек занятой, работает шофёром в автоколонне и ещё по совместительству кладовщиком прямо на дому. Так, по крайней мере, думает Коля, потому что не раз видел, как дядя привозил на своей машине мотки медной проволоки, торопливо относил их в сарай и закрывал на тяжёлый, как кувалда, замок, какие висят на железнодорожных складах.

Выходя из школы, Коля останавливается, решая, куда ему лучше пойти. Зима в этом году на редкость снежная, и город сейчас по-домашнему уютен. Он невелик, застроен одноэтажными каменными домами, приземистыми от наваленных вокруг сугробов, с древним городищем почти в самом центре, с двумя мостами через речку – бетонным для машин и деревянным для пешеходов. По деревянному мосту, стуча копытами, тянутся запряжённые в сани лошади, суетливо поспешают старушки, держа в руках палки, быстрый стук которых ещё долго бывает слышен сзади, когда Коля их обгоняет.

Чаще всего он бывает на автовокзале, надеясь увидеть здесь кого-нибудь из своих деревенских, приехавших в город. Знакомых он почти никогда не встречает, но всегда с удовольствием сидит в низком шумном зале, забравшись в угол на широкую лоснящуюся скамью, оглядываясь всякий раз, когда распахивается забухшая вокзальная дверь и из клуба морозного пара появляется пассажир, тут же торопливо идущий через весь зал в буфет греться. На вокзале тепло, в углах большой комнаты, заставленной скамьями, топятся две печки. На полу перед ними, молочно сияя, лежат в лужах тающего снега принесённые с улицы берёзовые поленья, которыми, открыв заслонку, пассажиры время от времени набивают огнедышащее, ярко-красное нутро этих печек.

Незаметно проходит и час, и другой, и, когда Коля приходит к дяде, на улице уже горько пахнет печным дымом, начинают синеть сугробы, а глубокие следы, оставленные в самих сугробах, темнеют. Окна большого дядиного дома лучезарно озарены, точно там, среди красивой и мягкой мебели, зеркальных книжных стеллажей, ожидается какой-то особенный праздник.

Среди этого невиданного великолепия Коля особенно сильно ощущает одиночество. Раздеваясь в прихожей, он смущается своей одежды и понимает, что мальчик в таких, как у него, коротких брючках, полушубке, в подшитых валенках, которые он запихивает подальше носками внутрь, никому здесь не интересен и всем мешает, словно гвоздь, вбитый в пол.

Правда, появление его не остаётся незамеченным. Дядя, слава богу, дома и, как только Лариса Андреевна выходит на кухню, подмигивает и шепчет:
– С приездом, ученик-мученик. Привет от бабушки привёз?

Это почти единственный случай, когда Коля чувствует интерес к себе и всегда старается, как может, продлить приятный момент.

– Привёз, – шепчет он в ответ и при этом смотрит в сторону кухни.
– Ну…

Коля опускает руку в карман пиджака, и одновременно рука дяди, лежавшая на столе, нетерпеливо дёргается. Коля нащупывает конверт, но не торопится вынимать, чтобы не быть случайно пойманным Ларисой Андреевной на месте преступления. Оба начинают напряжённо дышать, лицо дяди краснеет, а на лбу выступает пот. Наконец конверт появляется. Рука дяди дёргается во второй раз, накрывает конверт, захрустевший в пальцах, как капустный лист, и прячет в брюки. В это время из кухни выходит Лариса Андреевна, и если она и удивлена тем, что лицо дяди за короткую минуту отчего-то стало красным и покрылось каплями пота, точно его посыпали крупной солью, то вида не подаёт.

Помня наставления бабушки, Коля старается вести себя тихо, не привлекать лишнего внимания, как и положено примерному мальчику. Весь вечер он проводит в своей комнатке, отделённой от остальных фанерной перегородкой, учит уроки и не появляется, пока его не зовут ужинать. Комната эта служит для хранения всяких старых и ненужных вещей, которые ещё могут пригодиться в хозяйстве, и кроме Колиной кровати здесь стоит швейная машинка «Зингер», старый расшатанный буфет, изъеденные жучками венские стулья и мутное зеркало с дыркой посередине, оставленной осколком снаряда во время войны.

Из своей комнаты Коля слышит, как дядя уходит на улицу, потом возвращается. Вскоре до него доносится возмущённый голос Ларисы Андреевны, но его тут же перебивает громогласный бас дяди, исполняющего свою любимую песню «По долинам и по взгорьям». Подтягивая ему, в большой комнате начинает звенеть люстра, затем добавляют свой дрожащий голосишко оконные стекла; лихая песня разносится по дому, и даже Коля, не вытерпев, начинает стучать в такт ногой.

Так бывает всякий раз, когда дядя получает письмо, и просто удивительно, что Лариса Андреевна не заметила связь между его приездами и дядиными выпивками.

Сначала Коля и сам не понимал, в чём тут дело. Теперь он твёрдо убеждён, что письма дяде пишет не бабушка, а какая-то незнакомая женщина, которую дядя тайно любит и к которой хочет уйти, а бабушка лишь помогает устроить их счастье. Этим объясняется и то нетерпение, с каким дядя ожидает писем, и то, почему их надо обязательно передавать втайне от Ларисы Андреевны. Дядя страдает от любви и, получив долгожданное письмо, выпивает, чтобы пережить трудное, мучительное для него время.

Дядя исполняет «По долинам и по взгорьям» пять раз подряд, после чего Лариса Андреевна, придав лицу смиренное выражение и насильно улыбаясь, зовёт Колю ужинать. Спать в такие дни ложатся рано. Ложится и Коля. Тайная дядина женщина занимает Колино воображение, и ему никак не уснуть. Не может быть, чтобы она была похожа на Ларису Андреевну и дядя снова полюбил пожилую полную женщину с кудряшками на голове. Незнакомка обязательно должна быть с голубыми глазами и длинной русой косой, совсем как та девушка в белом платке, с которой он ехал в автобусе. И в письмах, которые так расстраивают дядю, она, наверно, клянётся ему в вечной любви.

Вскоре перед его глазами плывут разноцветные круги – оранжевые и синие. Он засыпает и уже не слышит ни разговоров, ни того, как дядя перед сном отправляется проверять замки на гараже и сарае, закрывает тяжёлые ворота, а Лариса Андреевна в это время ходит из комнаты в комнату, видимо, осматривая, не оцарапана ли где мебель: пройдёт-пройдёт немного, остановится, вздохнёт и двигается дальше.

На следующее утро дядя садится за стол с хмурым лицом. Видно, что он жестоко страдает из-за любви, и Коля, который хорошо понимает его чувства, хочет подбодрить его каким-нибудь незаметным жестом.
– Находился вчера по горам-то, – злорадно замечает Лариса Андреевна. – Откуда только деньги берёшь на проклятущую…

– Не по горам, а по долинам и по взгорьям, – поправляет её дядя и издаёт какой-то мычащий звук. На еду он глядит с отвращением, словно вместо макарон ему предлагают жевать медную проволоку.

«Скорее бы уже дядя ушёл к своей женщине и перестал бы мучиться», – думает Коля.

Но вот приходит суббота. И как понедельник для Коли самый тяжёлый день, так суббота – самый радостный в его короткой жизни.

Мороз, державшийся неделю, к субботе ослабевает. С севера нагоняет туч, плотно закрывших солнце, начинает густо валить снег, который тут же подхватывает ветер и волочит за собой по улицам, залепляя стёкла встречных машин. В городе сразу становится весело, как перед каким-то чудесным событием, и Коля едва досиживает последний урок, чтобы поскорее выскочить из школы на молодой снег и стрельнуть по нему, прилипающему к подошвам валенок, сначала к дяде за вещами, а потом в магазин за хлебом, консервами и творогом для бабушки.

И вот ликующе, возвещая конец учебной недели, разносится по классам последний звонок. В один миг слабые голоса учителей тонут в грохоте отодвигаемых стульев. Ученики вылетают в коридор и по гудящей лестнице, торопясь, скатываются вниз. Всё это происходит с такой невероятной быстротой, что стихает звонок уже в полной тишине, в пустой школе, с сиротливо распахнутыми входными дверями, через которые в коридор залетает снег.

Дядя, когда он прибегает за вещами, сидит на кухне и снова поёт «По долинам и по взгорьям». Ларисы Андреевны дома нет. Дядя широко улыбается, отчего улыбка его заезжает почти за уши, опоясывая лицо, как шнурком. Видно, что он какими-то неизвестными путями получил от своей незнакомки ещё одно письмо, а может, она приехала сама, и Коля рад, что дела у дяди идут хорошо.

А ещё через полчаса, с большой сумкой, набитой продуктами, Коля идёт к автовокзалу, и сейчас совсем не похож на того Колю, который и вчера, и позавчера, и третьего дня робко сидел там на дальней скамье, завидуя пассажирам, которые могут уехать, когда захотят. Сегодня он и сам пассажир, и это ради него трудится множество других людей: одни составляют расписание движения, вторые продают билеты, третьи расчищают от снега дороги, а водители ведут по дорогам автобусы.

Купив в кассе билет, Коля выходит на вокзальную площадь. Метель не только не утихла, а ещё больше усилилась, город постепенно тонет в белых вихрях, косо несущихся над городскими крышами.

Наконец с зажжёнными фарами откуда-то из мрака подходит автобус, и Коля с радостью забирается в его холодное нутро, садится у окна и уже через час, в сумерках, выходит на своей остановке, на страшный ветер. Метель обрушивается на него с такой силой, словно пытается запеленать влажными лентами и превратить в снежный ком. Идти трудно, но тем и интереснее, и Коля представляет себя полярным исследователем, который спешит на выручку потерявшейся экспедиции. Придерживая рукой шапку, он идёт по едва угадываемой тропинке и уже переходит реку, когда видит неожиданно выступившие из снежного месива темнеющие избы Заполья и среди них узнаёт свой дом. В доме темно, только в одном окошке слабо желтеет свет.

Это бабушка молится. Она стоит на коленях перед иконой, освещённой снизу мерцающей лампадкой, крестится и низко кланяется. Для себя она почти ничего не просит, только для Коли. Ничего ей уже не надо, кроме единственной милости – ещё немного пожить, но и это опять же ради Коли.

– Господи, дай мне ещё сроку, не прибирай, пока не поставлю Колюшу на ноги, – истово шепчет она. – Тогда уже сама в домовину лягу…

И Тот, Кто слышит её слова, глядит на неё из дорогого серебряного оклада, единственный, кроме неё, знает правду. Знает, что отец Коли и сын бабушки не уехал на заработки в Сибирь, как сказали мальчику, а посажен в тюрьму «за хищения», а мать, завербовавшись на Север, вот уже третий месяц не шлёт им денег, и за все три месяца было от неё только одно письмо. Знает и то, что врачи нашли у бабушки неизлечимую болезнь, предложили ей лечь на операцию, но когда она отказалась, настаивать не стали.

Когда-нибудь Коля узнает обо всём, может быть, даже скоро, но как нужно пока уберечь его от такого знания, ведь ему и так живётся несладко.

И бабушка, не переставая ни на минуту, всё шепчет и шепчет, крестится и кланяется. Просит она немного: чтобы окончил Коля восемь классов, поступил в техникум, выучился. На то, что будет дальше, её воображения уже не хватает, но она уверена, что всё у него сложится хорошо.

– Господи, не дай ему остаться сиротой, поддержи Своей милостью, – шепчет она, и ей уже хорошо, и сладко, и не верится, что несчастья могут на неё обрушиться, и если это произойдёт, то не сейчас, а много позже…

Услышав звонкий стук в стекло, бабушка тяжело поднимается, опираясь рукой о табуретку, и со слабой улыбкой идёт открывать приехавшему внуку дверь.

Владимир КЛЕВЦОВ,
г. Псков
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №48, декабрь 2017 года