Милая Алла, по твоему письму чувствую, что ты не веришь в Бога. Вернее, относишься к тому типу людей, которые ни во что не верят, кроме наличных денег. Эти люди считают, будто солнце светит только для них, а остальные лишь загораживают его и наводят тень.

Опомнись, девочка! Не строй на дерьме розовые замки – ни комфорта, ни уюта в них не будет. Мне очень жаль тебя, детка. У тебя даже нет гарантий, что сама не окажешься в положении своего «нехорошего» папочки, который и заработал-то себе лишь квартирку да инсульт.

Ты пишешь: «Хочу устроить свою жизнь и посвятить её мужу и детям, а не парализованному старику, который сам виноват в своём положении. Неужели это преступление?» Но разве предательство – не преступление? Ты хочешь выбросить отца из его собственной квартиры в приют для инвалидов, как использованную, ненужную вещь швыряют в мусорное ведро. А ведь он подарил тебе жизнь!

Я никогда бы не женился на такой женщине, как ты. Если от родного отца хочешь избавиться, то и мужа потом бросишь в беде. Да и что за детей ты можешь воспитать? Какие ценности в них вложишь?

Мне 66 лет, почти ровесник твоему отцу. Тоже жил и живу не совсем идеально, но в помощи никогда никому не отказывал и взамен ничего не требовал.

Так меня воспитали мои предки, и я благодарен им за это. Маму мою в своё время тоже разбил инсульт, и не один. После первого она ещё кое-как ходила на костылях 13 лет, а вот после второго семь лет лежала, говорила невнятно, но я научился её понимать. Не мог я предать мать и определить в дом инвалидов.

Бросил хорошо оплачиваемую работу, оставил все свои дела, к которым, правда, ещё хочу вернуться, хотя уже слышу в свой адрес: мол, ты отработанный материал. И даже семья распалась, жена и дети просто бросили меня, не поняв, что не могу поступить иначе.

Да, это не праздник – каждый день видеть беспомощное тело матери, бороться за её жизнь. Подмываю мать, она плачет, говорит: «Стыдно мне, сынок». А я отвечаю: «Что же тебе не стыдно было, когда я из тебя на свет божий вылез? Вот теперь и терпи, раз сама виновата». Смеётся, и всё вроде бы хорошо.

На все жалобы мама всегда отвечала поговоркой: «Никто тебе не виноват». Так она сказала, даже когда отец умер прямо за столом – я просто не успел его откачать. Он страдал от сердечной недостаточности, я четыре раза вытаскивал его с того света. У него останавливалось сердце, и он валился как сноп. Тут «скорую» не дождёшься, мне самому приходилось делать ему в сердце толчок и накачивать лёгкие воздухом изо рта в рот. Очнувшись, отец спрашивал: «Ты что это делаешь?» Я говорил: «Да вот, целуюсь с тобой».

Но в пятый раз я не успел – возился в комнате с матерью, а когда зашёл на кухню, папа уже был мёртв, на столе лежали его выпавшие вставные зубы. Невозможно передать, как страшно, когда из родного человека вместе с теплом уходит жизнь, а ты уже ничего не в силах сделать. Обидно, что ты не бог.

Маме сказал: «Папа умер». И она – как всегда: «Никто ему не виноват, он вчера вино пил». Когда отца унесли из дома, она плакала и ещё долго звала его к себе. Через год и семь месяцев папа пришёл ко мне во сне: «Скучно мне там без неё, сынок, заберу я её у тебя». И забрал, в свой любимый праздник – День Победы.

По сей день я их люблю и ценю. Им посчастливилось жить в такую интересную эпоху! Отец помнил ещё революцию и Гражданскую войну. Вот нашему послевоенному поколению, Аллочка, уже не так повезло. А уж молодые и вовсе избалованные – жениться, рожать не хотят. Если рождаемость не поднять, скоро вся нация вымрет. Дай бог здоровья Владимиру Владимировичу за его материнский капитал.

Мать мне всегда говорила: «Один ты у меня, да и то непутёвый, не от мира сего». Так оно, наверное, и есть. После восьмого класса пошёл учиться на сварщика. Тогда у меня и появилась тяга ко всяким выдумкам и изобретениям. Где-то прочёл о летающих тарелках – мол, ещё немцы в войну изобрели что-то такое, но чертежи пропали. И мы с друзьями сделали макет такой тарелки.

Где они сейчас, мои товарищи? Живы ли, здоровы? Хочется повидаться. Прошу Василия Хорошавцева и Витю Сулизу откликнуться. Ау, други мои!

После училища отправился служить в армию. Там измотал старшину своими изобретениями – придумывал всякие технические швабры. Мы служили в Германии, так, когда я демобилизовался, старшина на радостях поставил бутылку шнапса. Потом у меня родилась идея создать искусственную мышцу, а затем и искусственного человека. Вот такой я, не от мира сего.

Сейчас думаю: может быть, и впрямь надо добровольно сдаться в дом инвалидов, как предлагают в соцзащите? За 70 процентов пенсии и накормят, и напоят. И всё там аккуратненько и чистенько, ну просто рай, ложись и спокойненько помирай. Зато под присмотром. А это и хорошо – если будет тяжко помирать, смогут облегчить страдания. Мне ведь и инвалидность дают за сломанную шейку бедра, II группу, а я отказываюсь, так как с ней пенсия меньше, чем без неё. Точно вам говорю: по старости мне платят 8500 рублей, а с инвалидностью – 7500. Ну а зачем инвалиду деньги, да?

А недавно я себе протез изобрёл и три дня ходил без костылей. Размечтался: ведь может кость-то срастись, если её скрепить снаружи в местах перелома. Не сбылась мечта – гипс не выдержал, рассыпался. Понял: нужна пластмасса. Позвонил в Минздрав, попросил помочь, я уже и технологию продумал. И знаете, мне не отказали, просто предложили обратиться по другому телефону. Я набрал, а там столько номеров надавали, что уже и забыл, зачем звоню, да и деньги на счету мобильного закончились.

Пока они играли мною в футбол, передавали с номера на номер, у меня на ступнях появились свищи: то ли реакция на таблетки, то ли сахарный диабет. Сейчас чувствую себя так плохо, что и лежать не могу, сплю сидя, в кресле. Ноги горят, болят, а я вспоминаю выступления моего любимого Михаила Задорнова – и хохочу до рассвета.

Живу один. Дети навещают нечасто, поскольку работают, да и жизнь у них своя. Я к ним не пристаю, зачем лезть в чужой монастырь со своим уставом.

Итак, вот что я надумал: вези, Алла, своего папочку ко мне. Опыт по уходу за больными у меня есть, будем с ним жить да поживать. Он у меня ещё и на ноги встанет, и мы с ним потом прилетим на твоё 60-летие на летающей тарелке.

Эх, не успел я письмо отправить – увезли меня на «скорой» в нашу районную больницу, в хирургическое отделение. Посмотрели и в шутку сказали: положенные десять дней тебя полечим, а там и ногу отпилим. Это очень хорошая шутка, между прочим. Я, конечно, сбежал из больнички-то, ведь там наш брат, «отработанный материал», не очень котируется. Помогли, чем смогли, и шуруй домой. Не жалуюсь, но за державу обидно. Будешь, Алла, старухой – вспомнишь папочку-то.

Всем желаю счастья, а главное – здоровья, умственного и физического. Кстати, шёл я на костылях из больницы, а мимо ехал мужчина с детьми. Такие славные два мальчонки, храни господи! Так он меня подвёз до остановки, посадил в автобус и денег на дорогу дал.

Вот из-за этого случая очень хочется, чтобы моё письмо напечатали. Есть, Аллочка, ещё люди на земле нашей грешной. Они, может, и не от мира сего, но Человеки с большой буквы. Верю, что такие ни папу, ни маму в приют не отдадут. Не должны ни сын, ни дочь превращаться в монстров, грех это!

Ну, вот я и излил свою душу, Аллочка. Нам бы только день простоять да ночь продержаться, и всё будет хорошо. Я уверен. Заранее благодарю редакцию «Моей Семьи» за то, что напечатаете моё письмо. Хлеб ем без масла, чай пью без сахара, а нашу газету выписываю. По возможности до конца дней своих буду вашим читателем. Всех благ.