Не знаю, кому как в детстве представлялся Бог, лично мне Он представлялся человеком с биноклем. Дома у меня лежал маленький театральный бинокль, но даже в него можно было разглядеть в окнах соседнего дома таинственный быт мирных жителей. От утренней зарядки до вечерних поцелуев.

Почему-то мне больше всего нравилось смотреть, когда ругаются, а лучше – дерутся. Вроде бы не слышно, а всё понятно, да и зрелищно. И если кто-то думает, что сковородкой по голове – это метафора, он ошибается. И сковородками били, и ковшиками, и скалками, и досками разделочными. Особенно по выходным.

Помню, женщина одна, в бигуди, своему оппоненту затянула шею гирляндой сосисок. Я уже потом поняла, что это сосиски, после того как мужчина достал деньги с антресолей и всё отдал ей до копейки. Она пересчитала, и тогда они стали есть сосиски прямо сырыми.

А в новогодние праздники что творилось! «Иронию судьбы» смотреть не надо, бери бинокль и наблюдай. То салат уронят, то сами упадут, да ещё и ёлку наряженную за собой утянут. А это сразу скандал.

Вы думаете, наблюдать в бинокль за жителями нехорошо? А мне об этом никто не говорил. Родители мои даже и не знали, что я наблюдала. Они вообще наивные такие были люди, самиздат читали, на Высоцкого молились. А что под носом у них творилось, понятия не имели. Кашу – в окно, суп – в унитаз, тетрадку с двойкой – в мусоропровод, и гулять без шапки.

Как-то раз поменялись мы куртками с Поляковой. Сапогами и шапками мы постоянно менялись. Куртка у меня красная была, у Поляковой – зелёная. Неделю ходили! Ноль внимания! Мы тогда решили эксперимент провести – квартирами поменяться. Я к Поляковой домой пришла, за письменный стол села, будто бы уроки делаю, а она у меня расположилась. Родители с работы вернулись, кричат из прихожей – как дела. Нормально – кричу из комнаты. Через какое-то время мама Поляковская зашла, чмокнула меня в щёку, поставила тарелку – макароны с сыром. Ешь, говорит, а я поработаю. Она тогда в аспирантуре училась, диссертацию дописывала. А Поляковский отец сразу спать лёг, даже не ужинал. Он так всегда делал, а потом просыпался среди ночи и тоже над чем-то работал.

После программы «Время» звонит Полякова, говорит – давай меняться, пока твои в ванную вместе пошли. Ну, мы и поменялись благополучно. Никто и не заметил, кроме бабы Паши. Это соседка наша. Она меня на следующий день спрашивает, что это Полякова у тебя дома делала, когда тебя не было. А я ей честно всё рассказала. А что скрывать, когда человек интересуется.

Баба Паша и бинокль одобряла, хоть и была из деревни. Сын её перевёз в «канхартабельные» условия, но она почему-то скучала, особенно в плохую погоду. В хорошую погоду она у подъезда сидела. А в плохую – скучно ей было, вот она и приходила ко мне в окно посмотреть. Окна у нас к подъезду выходили – ей смотреть интересней, чем у себя – на собачью площадку.

Она-то как раз и заметила пожилого мужчину с биноклем. Он из дома напротив всё время в бинокль смотрел. У него ещё большой чёрный пёс был, вместе с ним смотрел, лапы на подоконник поставит.

А в тот раз баба Паша всполошилась. Говорит, собака стоит, а деда нет! И так несколько часов мы наблюдали. А пёс у окна постоит-постоит, куда-то сбегает, потом опять к окну вернётся. И что самое подозрительное – ёлка у них упала. Причём пёс в это время у окна был. Вот и заподозрила баба Паша, что с дедом неладно.

Мы тогда вместе пошли. Квартиру его определить легко было – над аркой как раз. Позвонили, никто не открывает, только пёс лает и скребётся. Женщина из соседней квартиры выглянула, спрашивает, вы кто такие. А баба Паша говорит, свои мы, волнуемся, не случилось ли чего. А соседка говорит, я тоже волнуюсь, и звонить ему по телефону стала, но никто не подошёл. Хорошо, у неё ключ от его квартиры оказался. Раньше ключи оставляли соседям на всякий случай, вдруг потеряешь или цветы полить.

И когда «скорая» приехала, врач сказал, что вовремя. А соседка спросила бабу Пашу, как это она узнала, что у Петровича с сердцем плохо. А баба Паша сказала, что случайно.

Вот моя деревенская бабушка тоже всё знала, не то что родители. Хотя и бинокля у неё не было, хотя и списывала на Бога, который всё видит и, как мне казалось, находится в тайном сговоре с бабушкой, дедом и даже с прабабушкой, приютившей под кроватью домового.

Домовой что-то там охранял от меня, а мне очень хотелось выяснить, что именно он охраняет. Честно сказать, прабабушку я боялась больше, чем домового, и в её присутствии не решалась залезть под кровать. А свой пост она редко покидала, и еду ей приносили в комнату. Но в один из банных дней я рискнула. Под кроватью оказался чёрный чемоданчик с обыкновенной одеждой. Мне так неинтересно стало, что я даже какое-то время посидела под кроватью в ожидании домового, а потом пошла подглядывать, как моют прабабушку.

И представьте моё удивление, когда прабабушка, сидя в корыте, вдруг заорала: «Мой чемодан! Мой чемодан! Она мои гробовые вещи утащила!» И когда пошли проверять, то оказалось, что и чемодан не так стоит, и закрыт плохо – из него что-то торчало. А потом стали вещи сверять со списком. Там ещё и список был приклеен, но всё сошлось, слава богу.

Вот я до сих пор не пойму, как она узнала. И даже тёти Манины яблоки – ерунда по сравнению с гробовым чемоданчиком. Тётя Маня тогда сама нам сказала – собирайте яблоки, которые нападали, и ушла куда-то. Я домой прихожу, а бабушка мне говорит: ты воровка и спекулянтка.

Мы же честно собрали все яблоки с земли. Кстати, мы – это я и ещё две девочки из очень бедной семьи. Я дружила с ними тогда и помогала им добывать деньги разными способами. Вот мы и подумали: битые яблоки не продашь, они на варенье, на компот пойдут, ну и нарвали с дерева по два ведра каждая. У нас там станция рядом была, поезда останавливались – очень удобно продавать.

Я себе тогда всего-то двадцать копеек взяла. А бабушка сразу – воровка, спекулянтка, носок снимай правый. Вот откуда она узнала, что двадцать копеек в правом носке? И опять это её – «Бог всё видит!». Да что ж такое, думаю, куда же прятать?

Дедушка тоже провидец. И вроде на работе целый день. Спрашивает меня: ты дедушку уважаешь? Уважаю, говорю. А кота, спрашивает, уважаешь? Кота, говорю, уважаю. А кого ты больше уважаешь, спрашивает, дедушку или кота? И тут я понимаю, что откуда-то узнал он насчёт кота. Я кота расчёсывала каждый день дедушкиной расчёской, а потом дедушкиным одеколоном брызгала. Вот и добрызгалась!

Для тебя, говорит, что дедушка, что кот – одно и то же. Для тебя – что кот под машину попадёт, что дедушка под машину попадёт – одинаково. Да по коту ты ещё больше плакать будешь! В общем, сильно он тогда расстроился и меня расстроил. Я потом в его присутствии на кота даже смотреть боялась.

У бабушки спрашиваю: зачем ты ему рассказала? А она говорит: я и не знала ничего, это Бог всё видит. И на речку она примчалась, когда я никак выплыть не могла. Это вообще непонятное явление. А когда бык за мной гнался! Дедушка прямо из земли вырос. Он вообще тогда на работе должен был находиться, а не быка ловить.

И тётя Маня меня спасла однажды, девчонки бы не вытащили. У них во дворе содержимое уборной откачали в яму и присыпали землёй, такая горка получилась. А я не знала и с разбега взлетела на вершину. Хорошо, тётя Маня прибежала. Она тогда отмыла меня и постирала всё сама, и мы бабушке ничего не сказали. И Бог тогда решил бабушку не беспокоить, потому что это очень страшно, да и без неё справились. Она, кстати, в городе была в тот день.

Это всё весело вспоминать, но скажу честно: домой в Москву я возвращалась всегда с удовольствием, хоть и в школу надо было идти. И никогда не думала я, что придётся мне бабушкиным домом всерьёз заниматься и чуть ли не заново построить его. Как-то всё само собой получилось.

Сначала я думала продать. Не то чтобы деньги нужны были, а просто – чтобы не думать, чтобы забот меньше было. Точнее, я даже ещё ни о чём подумать не успела, а покупатели пришли. И тогда это мне показалось вполне логичным. Умер пожилой человек, приехала единственная наследница из Москвы, что ей делать, конечно, будет продавать.

Уже в день похорон я поняла, что люди там пользуются своеобразной хозяйственной логикой. И всё, что в доме лежало на видном месте, считалось не нужным мне, а нужным для их хозяйства. К тому же они единогласно решили, что дом я буду продавать, а они пока присмотрят за домом, надо же сначала в наследство вступить.

Но покупатели уже организовали очередь. И даже какой-то список составили, по убывающим правам на покупку. По каким-то признакам они решили, что у кого-то больше прав на покупку дома, у кого-то меньше.

Кстати, надо сказать, что это не какая-нибудь глухая деревня, а вполне себе ничего. И школа там есть, и больница, и бывший дом культуры, и что-то вроде сельсовета. В общем, жить можно и на работу ездить удобно.

На имущество тоже был составлен список. И кто-то претендовал на медный таз для варенья, кто-то – на чугунный казан, кому-то нужны были шланги для полива, бочка для воды, корыто, в котором прабабушку мыли. В общем, погоревать они мне не дали. И ко дню моего отъезда в доме, кроме старой мебели, ничего и не осталось. Кто что взял – не помню, их лица я тогда плохо различала.

И странное дело, пока я ехала до Москвы, расхотелось мне дом продавать. Сначала думала – пройдёт, эмоции и всё такое. Но не прошло даже через несколько месяцев, и под Новый год я рванула туда. Все мне говорили: ты с ума сошла, без Нового года останешься, как ты там одна будешь. Но я-то ладно – одна, а вот домик. Как он там пустой будет стоять в Новый год?

Когда я вышла из поезда, на перроне никого не было, кроме дежурной по станции с сигнальным знаком, маленькой рыжей собачки и мужчины в камуфляже. Дежурная улыбнулась мне и сказала – с приездом, собачка подбежала и радостно завертелась около моей сумки, а мужчина как будто меня встречал.

Привет, говорит, как там Москва, стоит? И сумку взял у меня. А мы, говорит, думали, приедешь, не приедешь. А я спрашиваю: что, вы меня специально встречать вышли? Нет, говорит, просто проветриться решил.

Мы пошли от станции, я комментировала местные пейзажи, а он пытал меня насчёт московской жизни. А потом он спросил, помню ли я Валеру Чистова. Это того шибздика, который меня из-за своего медведя чуть не задушил, говорю?

Валерка тогда вышел с плюшевым медвежонком гулять, а я стала дразнить его медведицей и отняла у него медвежонка. Кстати, меня тогда бабушка спасла. У неё даже варенье убежало. Бросила она своё варенье и на улицу выскочила, хотя тихо было, я кричать уже не могла. Вот тоже – откуда она узнала?

И тут он остановился. Говорит, пришли, свой дом не узнаёшь, что ли? А как его узнаешь? Уезжала – забор был какой-никакой, а сейчас нету – исчез.

Что тут скажешь. Попрощалась я с мужчиной, за сумку поблагодарила и пошла к дому. К двери подхожу – замок навесной. И тут я понимаю, что ключа у меня нет. То есть ключ где-то должен быть, но где – не помню, и замок этот я не помню. А тут женщина какая-то подходит, что, говорит, дверь открыть не можешь, ключа нет? У меня, говорит, много ключей, может, подойдёт какой-нибудь. Достала связку ключей и с первого же ключа открыла. Вот что это такое? Говорит, если что понадобится, посуда, например, у меня посуды много, принесу.

Я в дом прошла – пусто. Кровать, стол и две табуретки. На кухне – плита. На плите – кастрюля, закутанная в полотенце. Открываю – картошка горячая! Вот как это? Значит, они знали, что я приеду? Может, ещё и капусты квашеной принесли, говорю я вслух. И вдруг слышу – принесла капустки тебе. Оборачиваюсь – женщина стоит с банкой капусты. Сейчас я ещё постельное принесу, а то на чём ты спать будешь, говорит, у меня полно постельного.

Пока я картошку с капустой ела, приносит постельное бельё. Спрашивает, что это ты руками ешь, или у вас в Москве все так едят? Все, говорю, так едят, когда ни вилок, ни ложек нет. А она мне говорит – у Соболевых приборов полно, и набор есть в коробке на двенадцать персон – совсем им не нужный, не переживай.

И пошёл народ. Чего только не притащили. Постельное бельё я сразу узнала, бабушка на нём инициалы вышивала с растительным узором. И набор на двенадцать персон узнала, коробка там подписанная была, с юбилеем, от тёти Мани.

К вечеру я заметила, что у меня не только светильников нет, но и лампочек не осталось. И я подумала – чего в темноте сидеть, пойду я лучше в темноте прогуляюсь до магазина.

В магазине продавщица со мной поздоровалась, говорит: ну что, завтра гостей ждёшь? Я говорю: да нет вроде. А она мне: вот и зря, будут у тебя гости.

А когда я вернулась, смотрю – у меня во всех окнах свет горит. Захожу, все лампочки вкручены. И неизвестный мне белый кот сидит посреди комнаты и умывается.

А на следующий день мне позвонила тётя Галя. Я последний раз её в детстве видела, папина троюродная сестра, она в ближайшем городе живёт. Кого-то она встретила на рынке, и тот сказал ей, что я приехала, а утром и телефон мой сообщили.
Кстати, тётя Галя уже с дороги звонила. Они на двух машинах ко мне ехали. У неё два сына, плюс невестки, плюс пятеро внуков. Решили меня повидать и Новый год на природе встретить.

Как мы все разместились? Нормально. К вечеру и стулья бабушкины подошли, и кухонная мебель вернулась, и кастрюли со сковородками, и буфет приковылял с сервизами. И зеркало на место встало, и ножная швейная машинка подъехала. На стенах – вышивки в рамках, точно как было.

К утру вернулись две кровати с диваном – еле в дом вошли. Но простительно, Новый год всё же.

А на крыльце я обнаружила медвежонка, старенький такой, голову не держит. Сначала думала, кто-то из детей бросил. Говорят – нет, не наш. И я почему-то Валерку Чистова вспомнила, ну того, душителя. Неужели это он мне сумку донёс?


Родственники мои до Рождества гостили. А в Рождество я пошла в местный храм. Внутри я там ни разу не была, не попадала. Служба только по выходным и праздникам бывает. Батюшка из города приезжает.

Народу полно, и на улице стоят, я протиснулась кое-как. Слышу, сзади кто-то говорит: вот и москвичка к нам пришла. И так, знаете, по-хорошему сказали, по-доброму. Я даже растрогалась, сама не знаю отчего.

В конце батюшка благословлять стал. Я сначала не хотела подходить, не освоилась я до конца. А женщина рядом говорит мне: иди, батюшка всех благословляет. Подхожу я, как положено, а он меня спрашивает, даже не спрашивает, а как будто уточняет:
– Раба Божья из Москвы?
– Откуда вы знаете? – так и вырвался у меня ненужный вопрос.
– Бог всё видит, – говорит батюшка.
– До такой степени? – удивляюсь я.
– «В деревне Бог живёт не по углам, – цитирует батюшка Бродского, – как думают насмешники, а всюду…»
– «…Он освящает кровлю и посуду», – вспоминаю я.

А на следующий день вернулся забор, точнее его фрагменты. Я подошла, рассматриваю. И два парня идут. Остановились, говорят – ремонт делать собираетесь, так обращайтесь к нам, мы вам и крышу перекроем.

И ни одного покупателя, и ни слова о продаже. Вот как это понимать? Как будто сверху в бинокль смотрят и видят насквозь.