Заглохший моторчик жизни
08.02.2018 19:26
Родственники больного ежедневно звонят и спрашивают про наследство

Заглохший моторчик жизниСвета опаздывала на ночное дежурство, потому что утром пришло долгожданное письмо от Серёжки. Она поминутно останавливалась и в сотый раз перечитывала: «Жив, здоров, у нас тепло. Находимся в Ташкентской области, в «учебке», но скоро «за реку» повезут». Света вздохнула, посмотрела на дату – отправлено месяц назад. Подумала: «Наверное, уехал уже за эту реку».

Дежурила она в этот раз вместе со студентом медицинского училища Маловым – парнем почти умным и почти красивым. Вошла в мужскую палату, и в нос ударил крепкий дух спиртного.

– Выпивали? – возмутилась Света. – А врач зайдёт, и что будет?
– Да мы чуток, – загалдели мужики. – У Генки день варенья, проставился! А дежурит сегодня доктор Коля. Он заглянет, спросит: «Жалобы есть? Нет?» – и убежит.

Сам именинник заливисто храпел, уткнувшись лицом в подушку.

Но не прошло и часа, как один из выпивох в испуге позвал Свету:
– Сестричка, там Генке плохо…

Схватившись за живот, именинник выл от боли и катался по кровати. Пока доктор Коля, врач-интерн, изучал историю болезни, изо рта больного хлынула жижа цвета кофейной гущи. Доктор покачнулся и схватился за спинку кровати. Как бы ни было плохо пациенту, Коле всегда становилось ещё хуже, а от вида крови он падал в обморок. Несмотря на злые насмешки сокурсников и настойчивые советы преподавателей, юноша всё-таки с трудом окончил институт и твёрдо решил стать терапевтом.

К счастью, из палаты интенсивной терапии пришёл дежурный кардиолог. Коля принялся рапортовать:
– У больного резкие боли в эпигастральной области, интенсивная рвота кровью. Давление семьдесят на пятьдесят. Мне кажется…
– Крестись, раз кажется! – рявкнул кардиолог. – В операционную его срочно! Грузите!

Страдальца именинника увезли. Мрачные мужчины возвратились из коридора в палату. Кто ж знал, что день рождения так обернётся? А Света и Малов пошли мыть шприцы.

– Вот насмотришься и призадумаешься: может, пить бросить? – размышлял вслух студент.

Света не успела ответить, как раздался пронзительный крик: «Помогите!» В коридоре на полу, закрыв глаза, лежала женщина лет пятидесяти.

– В туалет пошла и вдруг упала! У неё же сердце больное, она у нас в терапии временно, пока место в кардиологии освободится, – наперебой объясняли соседки по палате.

Прибежали кардиологи, притащили дефибриллятор. С женщины стащили одежду, врач приложил к её груди два электрода и крикнул:
– Отошли все! Разряд!

Тело больной от мощного разряда тока подскочило и задёргалось.

– Ещё разряд! Увеличим напряжение!

Свете казалось, это продолжается целую вечность. Разряд за разрядом, удар за ударом, чтобы завести заглохший моторчик жизни. Обнажённая гора человеческой плоти подпрыгивает, бьётся об пол и вроде бы на секунду оживает. Но затем по серой бумажной ленте тоненькая иголочка кардиографа упрямо чертит прямую линию: сердце остановилось.

– Всё, ушла.

Кардиолог поднялся с колен и вытер рукавом халата мокрое от пота лицо. Доктор Коля сжимал в руках историю болезни, зубы у него дробно постукивали.

– На вечернем обходе у пациентки жалоб не было. Получала назначенную терапию…

Кардиолог лишь рукой махнул, взял документы и ушёл к себе в отделение. А доктор Коля закрыл лицо руками и заплакал. Света с Маловым занялись своим скорбным делом: положили тело на носилки и потащили на первый этаж в «трупную». Лифт не работал, на ночь его отключали.

– Я завещание напишу, чтобы меня ни в коем случае не пытали, то есть не реанимировали, – кряхтел под тяжестью носилок философ Малов.

Потом молча сидели в пищеблоке. Малов принёс из процедурной стеклянный пузырь со спиртом ярко-изумрудного цвета – эту окраску он приобрёл стараниями старшей медсестры Марьи Ивановны. Ей надоело, что ночные дежурные для восстановления сил выпивали весь запас, отпущенный на сутки. Но отпугивающий цвет не всегда помогал. Малов разлил по стаканам ядрёную зелень и произнёс тост:
– Жизнь – штука временная!

Доктор Коля всхлипнул, а Света решила пройтись по этажам. Уже заканчивая обход, остановилась у кушетки в самом дальнем углу коридора. Этот закуток считался местом скорби. Сюда, подальше от глаз, укладывали безнадёжных больных, бедолаг, которым даже в специализированных заведениях места не нашлось. Света склонилась над худым мужчиной.

– Поляков, как себя чувствуете?

Старик – а возможно, вовсе и не старик, просто жестокая болезнь так изуверски прошлась по его лицу и телу – не разжимал губ. Света забеспокоилась. Поляков был очень вежливым и всякий раз, когда она делала ему укол или обтирала влажным полотенцем, находил в себе силы прошептать: «Спасибо».

– Водички хотите?

Света накрутила на карандаш ватный тампон, обмакнула в стакан и прошлась по пересохшим губам. Поляков застонал и опустил свою невесомую ладонь на руку девушки.

– По-мо-ги…

Она осторожно поскреблась в ординаторскую к кардиологу.

– Там у нас больному плохо. Может, посмотрите? Вдруг умирает?

Сонный кардиолог ворчливо пробурчал:
– Вы что там, в терапии, решили сегодня годовой план по летальности выполнить?

Он осмотрел Полякова, пощупал пульс, померил давление. Покосился на его торчавшие рёбра, обтянутые пергаментной кожей, тяжело вздохнул:
– Судя по всему, до утра мучиться будет.
– А потом?
– Умрёт.
– И что делать? Ему же больно!

Кардиолог посмотрел на неё почти жалостливо.

– Что ты, девочка, знаешь о боли? Ну, обезболивающее уколи ему. Промедол же назначен? Вряд ли особо поможет. Но, возможно, уснёт.

Света спустилась на второй этаж, зашла в процедурную и открыла сейф. Вытащила несколько ампул. Подумала и взяла ещё две. Ловко вскрыла стекляшки и набрала содержимое в шприц. На секунду замерла, разглядывая своё отражение в чёрном стекле ночного окна, подумала: «Должно хватить. Утром распишу по больным».

Эвтаназия в энциклопедии определяется так: «Практика прекращения жизни человека при неизлечимом заболевании. Удовлетворение просьбы без медицинских показаний, в безболезненной форме с целью прекращения страданий». Споры о правомерности «лёгкой смерти» никогда не прекратятся. Кто вправе решить судьбу безнадёжно уставшего от жизни человека? Родственники, врачи или он сам? А как же тогда величайший из смертных грехов, самоубийство? И кто должен взять на себя исполнение этой миссии? По какому праву ты решишься прервать жизнь, которая дана свыше? И разве это не убийство?

Светлана погладила Полякова по голове. Мужчина не пошевелился, только губы слегка искривились в попытке улыбнуться. Игла уверенно вошла в вену. Света бережно уложила его безжизненную руку под одеяло.

Через полчаса доктор Коля констатировал смерть больного Полякова во сне. Света и Малов в очередной раз взялись за носилки. Но девушку почему-то стало покачивать, закружилась голова, тошнотворный комок подступил к самому горлу и рвался наружу. Света, тяжело дыша, одёрнула задравшуюся над впалым животом Полякова майку.

– Прости меня, прости, – судорожно повторяла она.
– Совсем сбрендила, ещё поцелуй его на прощание! – рассвирепел Малов.

…На улице светало. Ребята заканчивали уборку в процедурных кабинетах, в стерилизаторе кипели шприцы.

– Светка, а ты не беременна? – вдруг спросил Малов. – Бледная, лицо опухшее, тошнит тебя. Да ладно, не парься! У нас сейчас курс по акушерству идёт, мне везде беременные мерещатся.

Старшая медсестра Марья Ивановна грозно потребовала их «на ковёр». Света вся внутренне сжалась – причин получить на орехи более чем достаточно: несколько летальных исходов за ночь, выпитый спирт, списанные как попало наркотики… Но праведный гнев Марьи Ивановны был направлен на другое. Она сердито поинтересовалась:
– Значит, Поляков умер? И где его челюсть с золотыми коронками? Вещь дорогая! Родные его чуть ли не каждый день звонили, справлялись, не пропало ли их наследство. Вот они сейчас придут, что я им скажу? Идите в морг и принесите челюсть!
– Мы не обязаны в рот покойнику лазить! – возмутился Малов.

Марья Ивановна открыла пудреницу и углубилась в созерцание своей красоты, а это означало: «Разговор окончен. Выполнять. Иначе хуже будет!»

Когда Света и Малов пришли в морг, санитары только-только сели завтракать. И наотрез отказались прервать этот приятный процесс. В ответ на Светины аргументы – мол, Марья Ивановна ждёт, а мы на занятия опоздаем – спокойно выдали им пинцет и тонкую иглу.

– Идите к своему жмурику и доставайте.

Пришлось самим провести изуверскую манипуляцию. На протезе слева сиротливо прижимались друг к другу две коронки блёкло-золотистого цвета.

Света решительно распахнула дверь кабинета. Марья Ивановна сосредоточенно сортировала таблетки. Медсестра с размаху швырнула на стол протез, выпалив:
– Привет вам от Полякова!

Она почти кубарем скатилась по лестнице и выбежала на улицу, глубоко вдохнула морозный декабрьский воздух. Такое яркое солнце, такой белый блестящий снег, такое звонкое чириканье воробьев, и это всё – жизнь, жизнь, жизнь! Скоро вернётся из армии Серёжка. Три месяца пролетели почти незаметно, и остальное время пробежит так же быстро, и они опять будут вместе. Она несколько раз тряхнула головой, и все кошмары прошедшей ночи разлетелись. Подхватила сумку и побежала по хрустевшему снежку в институт.

А в это время мужчина в военной форме звонил в дверь к Серёжиным родителям.

После института Света зашла к ним, чтоб показать Серёжино письмо. В квартире было многолюдно. Плакали женщины, хрипло кричала Серёжкина мама, бабушке вызвали «скорую». А Серёжин папа названивал в военкомат и никак не мог понять, почему тело сына им сейчас не отдадут, почему надо ждать, когда доставят весь «груз-200» из Афганистана. Света села в угол, внимания на неё никто не обращал. Ей и самой казалось, что она исчезла. Ведь нет больше солнца, воздуха, жизни и Сергея – и это её вина. Если бы вчера, в эту страшную ночь, она так необдуманно не решила прервать уколом человеческую жизнь, дала бы Полякову умереть своей смертью, возможно, неведомые высшие силы на другом конце света сохранили бы жизнь её любимого.

Через шесть месяцев Света родила мальчика, хотела назвать Сергеем, но передумала. Назвала Алёшей. Специально в больничный архив ходила, нашла историю и посмотрела, как звали больного Полякова.

От редакции. В России эвтаназия законодательно запрещена статьёй 45 Федерального закона № 323 «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», который определяет эвтаназию как ускорение смерти пациента по его просьбе.

Ольга ТОРОЩИНА
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №05, февраль 2018 года