После девятого класса сын поступил на первый курс строительного техникума. Пошёл туда по своему выбору, никто силой не заставлял. Говорил, что ему там нравится. Но я знала: он часто ленится, может увлечься и отвлечься. Поэтому сразу договорилась с куратором, что буду пополнять счёт её мобильного телефона, лишь бы она всегда оставалась со мной на связи. Она периодически звонила, но в основном вопросы решались в рабочем порядке, и я была уверена – всё под контролем.

Начался март, второй семестр. Муж уехал на рыбалку. Как говорится, ничто не предвещало беды. И вдруг звонок куратора: «Ваш сын уже две недели не ходит на занятия, не сдал зачёты, контрольные». Я в шоке: как же так? Он каждый день выходил из дома вместе со мной, являлся в обычное время, и куратор ни разу не звонила. Объяснила мне: сокурсники сына говорили – он вроде заболел, а она злилась на нас за то, что мы не сообщили об этом. О том, что наш мальчик прогуливает, куратор случайно узнала из разговора ребят.

Я еле дождалась конца рабочего дня. За это время накрутила себя, поскольку мне ясно дали понять, что сына хотят отчислить. Нервы были на пределе. Пока ребёнок не вернулся домой, вышла погулять с собакой. И тут сын навстречу. Мне бы потерпеть с разговором, но нет – стала ругать его прямо на улице. Сгоряча бросила: «Отдай ключи! Теперь буду везде тебя за руку водить, из дома без меня не выйдешь!»

Когда мы с сыном встретились на улице, он был явно не в настроении. Видимо, ему передали, что куратор звонила. А я даже не дала сыну возможности объясниться, сразу напала – это моя главная ошибка. Детей надо выслушивать, а не обвинять, не разобравшись.

Сын отдал ключи, развернулся и ушёл, не оборачиваясь. Конечно, я была в ярости, звала его, но не орать же на всю улицу. Я не собиралась устраивать шоу. Думала, погуляет и придёт.

Стрелки уже показывали одиннадцатый час вечера, и я поняла, что сын может и не вернуться. Запаниковала – оказалась совершенно к этому не готова. К полуночи была уже вся зарёванная, меня трясло от страха. Представить не могла, где сын. Если бы он остался у знакомых и родни, они бы позвонили. Не на улице же он ночует? А там холодно и публика сомнительная.

В какой-то момент я начала сходить с ума, позвонила пасынку. Тот жил в двадцати минутах ходьбы от нас, тут же примчался. Разговаривала с ним, а зубы стучали, как на морозе. Никогда не думала, что так бывает от нервов.

Часа в два ночи прилегла, напившись успокоительных. Однако толком не спала: впадала в забытьё – и резко просыпалась от своего же плача. К утру глаза опухли от слёз, как у лягушки. Не испытывала никаких чувств, кроме страха за сына и отчаяния: только бы увидеть его, знать, что он жив и здоров. И ещё осталась обида. Как же он мог так со мной поступить? Ведь знает, что даже из-за пятиминутного опоздания я могу накрутить себя до слёз!

Идти на работу в таком состоянии я не могла, позвонила, объяснила ситуацию. Также позвонила куратору, попросила её помочь, поспрашивать ребят – вдруг кто-нибудь знает, где находится сын.

Действительно, двое знали. Сходили за ним – оказалось, ночевал у девочки из техникума, которая жила с бабушкой. Та позволила сыну остаться, но не знала, как мне сообщить, так как видела парня в первый раз. С девочкой сын отношений не имел, просто она была уверена, что уговорит бабушку разрешить ночёвку.

Домой пришёл в шесть вечера. Я не представляла, как себя вести, что говорить. Если бы не помощь пасынка, не знаю, что бы со мной было – наверное, это наш ангел-хранитель, и он оказался мудрее меня. Когда сын оказался дома, на нём лица не было, смотрел как побитый щенок. Я просто сказала: «Хорошо, что ты пришёл», – и легла, совсем не было сил.

Потом пасынок рассказал о разговоре с сыном на кухне. Тот признался – всю ночь проревел, не мог уснуть. Сыну было плохо, он понимал, что и я схожу с ума, не знал, как теперь вернуться домой. Пасынок ответил, что тоже не спал – смотрел, как я умирала.

Ох, пишу эти строки, и слёзы наворачиваются, хотя прошло уже восемь лет. Мужу я тогда так и не позвонила, чтобы не обострять ситуацию – он товарищ вспыльчивый. Уж если я не сдержалась, о нём и говорить нечего.

Теперь о причине прогулов сына. Один парень с дружками держал в страхе первокурсников. Они устроили что-то вроде дедовщины: отбирали деньги, могли избить. А первокурсникам было стыдно жаловаться родителям – вроде как не маленькие, сами должны за себя постоять.

Этот парень приказал моему сыну принести 3 тысячи – мол, его подруге нужны деньги на аборт. Сын сначала отнекивался, старался не попадаться ему на глаза, а потом и вовсе перестал ходить на занятия.

Согласитесь, для нас, взрослых, это не является оправданием прогулов, особенно когда папа – майор милиции. Вернувшись с рыбалки, муж поехал в техникум и за полчаса решил все вопросы. Того парня исключили, а через полгода посадили, но по другому делу. Преподаватели тогда пошли сыну навстречу, он сдал все «хвосты».

Потом мы с сыном много говорили, я искренне просила у него прощения, а он – у меня. Это был урок для всех. С тех пор у меня правило: сначала слушаю, потом делаю выводы. А ребёнок, надеюсь, понял: родители – это люди, которые им дорожат и сделают для него всё. Хорошо, что есть друзья, готовые пустить переночевать и уговорить вернуться домой. Но главное – твой дом, где, даже если и ругают, всё равно любят.