Давно Антошка не просился спать к маме-папе, а тут под вечер закапризничал, юркнул под одеяло и засопел, притворяшка. Заснул, как всегда, по диагонали кровати на пузе, распластавшись лягушонком. Распинал их во сне по углам. Муж поворочался, поворчал и, забрав подушку, ушёл на диван.

Какое наитие заставило её в два часа ночи закинуть руку на тёплую спинку сопевшего Антошки – и обнаружить под ладонью твёрдую подвижную горошину?

Вчера они на даче жгли сухие ветки. Антошке вручили грабельки, и тот с усердием теребил жухлую траву, цеплял прошлогодние жестяные листья. Потом гордо бежал с ведёрком к костерку и вываливал, приплясывал вокруг клубов молочного дыма.

Их участок – ближайший к лесу. Все вокруг как с ума сошли: клещи, клещи! Тех укусили, этих укусили. Слава богу, их семья не знала этой напасти. Муж посмеивался: «А мы заговорённые!» Антошка поправлял: «Мы хорошие, поэтому нас даже клещи не кусают!»

Откинула одеяло – Антошка, умаявшись, сладко спал, не пошевелился. Подтащила настольную лампу на длинном шнуре. Вот оно: красный воспалённый бугорок с крохотным чёрным пятнышком. Осмотрела всё тельце сына: там и сям красные припухлости и расчёсы. Это клещ, гад, ползал, примеривался, прикусывал, где нежнее и вкуснее.

То-то Антошка вчера дёргался, жаловался, что по нему «кто-то бегает». Снимали одежду, щупали, перетряхивали, осматривали. Решили, что блоха: их много проснулось на тёплом солнышке. Вот, значит, что за блоха…

Куда бросается современный человек, когда в голове выросла гора вопросов, а задать их некому? Конечно, в интернет! Быстро настучала: «Как выглядит клещ, забравшийся под кожу?»

Всплыли сотни фото, и на большинстве из них – то же, что она увидела у сына на спине: красная припухлость с бледно-розовым кольцом вокруг. Господи, такая картина характерна при боррелиозе!

Лихорадочно набрала: «Что делать в случае укуса клеща?» Как всегда, в ответ полезла всякая муть. Каждый автор считал своим долгом сначала блеснуть эрудицией. Подробно и нудно рассказать о строении паразита. О местах, где он водится. О профилактике: как одеваться, чем брызгаться. Об ужасных последствиях и мучительной смерти. Девяносто процентов шелухи, как всегда. Роешься в поисках золотой песчинки в груде шлака.

Поняла одно: ни в коем случае не давить насекомое, не капать растительным маслом, не прижигать – впрыснет ещё больше ядовитой слюны. Аккуратно выкрутить ниточкой и поместить в банку. А если ухватить уже не за что, целиком заполз – значит, срочно резать?

Растолкала мужа. Тот спросонья посмотрел и заявил:
– Это не клещ.
– Как не клещ? На коте такие же горошины находил – выковыривал, к ветеринару на прививки таскал! – её всегда выводила из себя невозмутимость мужа. – Небось, с тобой такое приключись, всех бы на уши поставил, включая МЧС и гражданскую оборону. Да у тебя температура выше тридцати семи поднимается, ты уже паникуешь и помираешь!

От её громкого сердитого шёпота Антошка захныкал, заворочался.

– Те горошины – это раздувшиеся клещи… Ну, хорошо, хорошо, «скорую» так «скорую», – покладистый муж по опыту знал, что с женой лучше не спорить.
– Пожалуй, не буду звонить, – тут же передумала она. – Они заведут волынку, как да чего, отбрыкаются: не наш больной, не наш район. Ты бы форумы почитал, на тему неотложек, там в отзывах слова цензурного не найдёшь. Заводи машину…

Антошка дремал на заднем сиденье, привалившись к ней. Проверила губами: лобик вроде не горячий. Сняла с себя старую дачную куртку, укутала его.

Да, видок у них ещё тот – пропотевшие футболки, старые лыжные штаны. Ещё за бомжей примут. Хорошо, что она перед уходом торопливо нанизала на пальцы золотые кольца, вдела в уши дорогие серёжки с камнями. Выглядеть перед врачами, чтобы соответственно отнеслись, – не менее важно, чем не забыть медицинский полис. Так учат в интернете.

По телевизору наоборот. Всегда умиляло, когда Елена Малышева в «Жить здорово» говорит: «Немедленно идите к врачу», «Не тяните, сразу обращайтесь в больницу». И лицо при этом такое доброе, встревоженно-озабоченное.

Да попробуй попади в ту больницу. Она что, с Марса свалилась? Или её из другой галактики сюда забросили? Можно подумать, в больнице уже все глаза проглядели. Вот сидят врачи у окошка и ждут не дождутся: а когда там появится наш любимый, дорогой пациент? А не хочет Малышева записаться к узкому специалисту за месяц вперёд? Потому что нет их, узких специалистов. Старые на пенсию ушли, а молодые не дураки, рванули в платную медицину.

Въехали в город. Антошка окончательно проснулся и сказал, глядя в окно:
– Мам-пап, вот так будет выглядеть город после великой катастрофы.

Ясно, насмотрелся с папочкой апокалиптических фильмов. Была суббота, полчетвёртого утра. Громады серых домов с тёмными окнами, пустынные дороги, дежурно мигавшие на перекрёстках жёлтые светофоры. Ни одной живой души, ни одного автомобиля, кроме их машины, нёсшейся в тумане, как «Летучий голландец».

– А выжили только мы… – приплюснув нос к стеклу, вздохнул сынишка.
– Надеюсь, врачи в приёмном покое тоже выжили, – подхватил смешливый муж.

«Озверевшие врачи в полчетвёртого утра», – про себя поправила она. Такие ужасы пишут на форумах об этих приёмных покоях и медиках. «Конвейер трупов». «Убийцы в белых халатах». «Приходишь на своих двоих, а увозят вперёд ногами».

Говорят, люди часами колошматят в эти их приёмные окошки. Говорят, больных мурыжат и отфутболивают как мячики. Говорят, медсёстры страшные грубиянки и, как неживые, заполняют бумаги по два-три часа. А врачи пьянствуют на рабочем месте, дрыхнут и спускаются, когда больные уже отдают богу душу.

Так. Ей нужно заранее выработать план действий, продумать, что будет говорить, если придётся «качать права». Ах, как жаль, что впопыхах забыла взять удостоверение – мол, имеет кое-какой чин в городе, не шухры-мухры с улицы.
Заготовила пару дежурных фраз: «Мы платим налоги, вот и не хамите тут». «Где у вас бумага? Я напишу жалобу главврачу, копии направлю в облздрав, в страховую компанию и в Москву на телевидение, федеральный канал».

Да, так и скажет. Наведёт камеру телефона и будет всё снимать и записывать: каждое их слово, каждый шаг, чтобы ходили да оглядывались, говорили да откусывали.

С ними только так и надо. Держать их в ежовых рукавицах. Они другой стиль общения не понимают (учат бывалые пациенты с форума). Главное, чтобы поняли: она не из тех, кто будет помалкивать и покорно сносить их самоуправство, грубость, лень и непрофессионализм. За своего ребёнка зубами загрызёт.

Подавила кнопку – дверь автоматически открылась. Никакого страшного окошка не было в помине, обычный коридор, диванчики, повсюду открытые двери, в них свет. По коридору, зябко обняв себя за плечи, проскальзывали, пробегали женщины по своим делам. В помещении было холодно, как на улице: они кутались кто в меховую безрукавку, кто в тёплую куртку поверх белого халата; в слепом, мигавшем свете ртутных ламп их лица казались зеленоватыми, измождёнными.

В первом кабинете что-то писала за столом женщина в тёплом байковом халате. В нескольких халатах, надетых один на другой для тепла, – оттого казалась несуразно толстой при худеньком бледном усталом лице. У ног полыхал рубиновыми спиралями допотопный обогреватель.

– Что у вас случилось?
– У нас клещ!

Она внутренне сжалась как пружина, заранее готовая к отпору, к предстоящим неизбежным разборкам. «Клещи – это не к нам», «Ребёнок – это в детскую», «Сначала в лабораторию», «У вас полис не в порядке» и тому подобному. Что у них там в арсенале отфутболивания?

Не спрашивая документов, бледнолицая женщина поднялась, повела их в смотровую. Без выражения, тускло сказала:
– Ну что вы, какой это клещ.

Всё так и есть, предупреждали же на форуме. Даже не взглянула толком. И свет у них еле теплится: что при нём увидишь? А потом, когда ребёнок умрёт от энцефалита и боррелиоза, отречётся: «Ничего не знаю, ничего не видела». Нетушки, не на таких напала.

Она усадила мужа с Антошкой на диванчик в коридоре, решительно пошла за женщиной.

– Будьте добры, пожалуйста, справочку. Бумагу с отметкой, так и так, к вам обращались такие-то, клеща не обнаружено. Время, число, подпись, печать.

Худенькая ничему не удивилась – и не такое видала.

– Я не врач, я медсестра. Не имею права подписывать документы.

Ага, вот оно, начинается, как и предупреждали в интернете. Она стояла и холодно, с вызовом, смотрела в глаза бледнолицей в байковом халате. Всем видом показывала, что никуда отсюда не уйдёт, пока не выдадут справку.

– У Василь Борисыча операция полчаса назад закончилась. Только прилёг… – не ей, а скорее себе вполголоса сообщила сестра. Подумала, пожала плечами и пошла звонить.

Муж и сын на диванчике толкались локтями, шёпотом играли в слова. Она присела рядом. Сколько придётся ждать врача? Час? Два? На то и расчёт, чтобы уехали. Не дождётесь.

Скоро появился доктор, молодой, низенький, плотный, в синей медицинской спецовке, руки по локоть голые. Сняв очки и протирая их, добродушно, сонно помаргивал.

– Ну, дружок, где у нас клещ? Вы сами-то городская? Неужели клещей не видели? Они полностью никогда под кожу не забираются. Всегда попка торчит. Им же дышать чем-то надо. А это… Это обычная закупорка сальной железы. Всё у вас хорошо, спокойно езжайте домой.

Ей было стыдно вот так сразу сдаваться. Врач уходил, а она шла следом, бормотала:
– Но характерные признаки… Зуд, жжение, чёрная точка. След от укуса. В интернете точь-в-точь такая картинка, и там написано: «Если клещ залез глубоко под кожу, полагается хирургическое вмешательство путём разреза». А ещё в интернете…

Доктор на минутку задержался у стеклянных дверей. Слабо усмехнулся.

– Беда с вами. Раньше были просто больные, а сейчас вот новая разновидность: интернет-больные.

Высунулась бледнолицая и крикнула:
– Василь Борисыч, экстренного везут, с перитонитом!

На обратной дороге, подрёмывая, она вспомнила, как недавно в поликлинике сидела на приёме к участковой Ольге Петровне. Сначала через приоткрытую дверь был слышен бубнёж пациента: «А вот доктор Мясников сказал… А Елена Малышева советует…»

Сначала врач мягко уговаривала, увещевала, внушала что-то. И вдруг, потеряв терпение, крикнула, хлопнув ладонью по столу:
– Так чего вы к нам-то ходите? Лечитесь по телевизору! Вам лечение нужно или цирк-шапито? Тогда идите к своим телевизионным фокусникам. Это они там – ап! – в три секунды выдадут и зайца из цилиндра, и готовый диагноз.

Но как нужно было вывести из себя их добрейшую, деликатную пенсионерку Ольгу Петровну: старушка и голоса никогда не повысит. Значит, совсем допекло.

«И ведь правда, – размышляла она, прижимая спавшего Антошку. – Нас уже целые секты образовались: «интернетовцы», «малышевцы», «мясниковцы». Раньше ещё «малаховцы» были, объявляли панацеей огурец на завязи (от геморроя) и мочу (от всего)».

Дома, ложась в тёплую мягкую постель, она вспомнила мёрзнувших, съёженных сестричек из приёмного покоя, им ещё до восьми утра нести вахту. Представила молодого врача с серым от недосыпа лицом, который в эту минуту стоит за операционным столом. Брр!

Вспомнила своё учреждение, где топят не жалея, приходится целый день гонять кондиционер. Сотрудницы ходят, сверкая голыми руками и декольте в шёлковых вырезах. И чего уж врать-то перед самой собой: платят им за перекладывание бумажек и раскладывание пасьянсов в компьютере в три раза больше, чем получает тот доктор за операции.

Что она – да и все пациенты – знают о врачах? Вообще о нынешней медицине? Разве что из больничных сериалов: там врачихи с силиконовыми бюстами и мачистые, со средиземноморским загаром, доктора озабочены сексом – и ничем, кроме секса. Трахаются в стационаре на каждом углу, как кролики: разве им до пациентов?

Ещё нам известно, что самые ушлые специалисты рванули в «Останкино» вести шоу – поэтому больных лечить некому. Ну, ещё кое-что почерпнуто из забавной рекламы, в которой раздражённый желудок звонит по телефону, а хорошенькие бактерии стучатся в экранное стекло.

«Конвейер трупов»… Видела она и труп – пока ждала доктора. Вовремя подала мужу знак, и тот отвлёк Антошку, надавил на нос: «Дзинь!» Юная девчушка с суровым лицом, в телогрейке поверх белого халата, стремительно провезла мимо громыхавшую каталку. Из завёрнутого с головой в полиэтилен длинного кулька торчали маленькие, связанные шнурком жёлтые женские ступни. Следом кое-как, поддерживая друг друга, прошли мужчина и женщина: она – приложив ко рту платок. Горе мимо прошло. Все поместились в грузовой лифт и уехали в подвал.

И почти сразу привезли матерившегося, пьяно кривлявшегося мужичка: всего в крови, грязнее грязи, воняющего хуже вокзальной уборной. Началась перепалка. Медсестра грозила, что не примет, шумела – здесь-де не вытрезвитель. Но всё равно сердито подписала фельдшеру со «скорой» бумагу и крикнула какую-то тётю Асю.

Из ниоткуда появилась старуха в болтавшейся на тощей сухой фигуре синей робе, кинула на коляску клеёнку. Женщины кое-как вдвоём втащили на неё брыкавшегося вонючего мужика: к такому не то что жена – родная мать побрезговала бы прикоснуться.

Увезли в конец коридора, в санобработку. Оттуда скоро послышались шум воды, мужицкие матюги, старухин грубый урезонивающий голос. Страшно подумать, за какие гроши она обмывает этих бомжей. За 6–7 тысяч в месяц?

«Надо будет им хоть шоколадку принести», – подумала, засыпая под лёгким лебяжьим одеялом.

У Антошки «горошина» наутро побледнела, подсохла, а через неделю и вовсе сошла на нет. Всё забылось как дурной сон.
Шоколадку она так и не принесла.