СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Родня Шестнадцать высоких блондинов
Шестнадцать высоких блондинов
01.06.2018 00:00
Кто-то заметил, донёс куда следует

Шестнадцать высоких блондиновДорогая редакция любимой газеты, однажды вы уже напечатали моё письмо, за что очень вам признательна. Хочу рассказать историю жизни моей эстонской бабушки Эды. В ней всё правда, но, к сожалению, не всё, что рассказывала бабушка, я могу вспомнить. В детстве не интересовалась подробностями, да и не верилось, что она была молодой и красивой. А когда мы, её внуки, обзавелись своими семьями, то захотели ещё раз услышать эту историю, однако спрашивать было уже некого. Я собирала детали по крупицам, разговаривая с двоюродными братьями и сёстрами.

В 1916 году в город Нарву приехал солдат царской армии сибиряк Антон. Сколько он там пробыл и по каким делам приехал, мы не вспомнили, хотя бабушка наверняка говорила.

Недалеко от Нарвы на маленьком хуторке жила с родителями, братьями и сёстрами красавица Эда. Как они встретились, на каком языке разговаривали – история умалчивает. В юности бабушка не знала русского языка и, прожив более семидесяти лет в России, до конца своих дней говорила с сильным эстонским акцентом. Но тем не менее молодые полюбили друг друга, и Эда сбежала с Антоном в Сибирь. Он привёз её в глухую деревню Красноярского края. На родине жениха девушка приняла православие, стала Евдокией, и они с Антоном обвенчались.

Антоновой родне Эда не понравилась. Наверное, женщины завидовали – уж очень красивая была: высокая, стройная, с роскошными белокурыми волосами, которыми могла укутаться, как покрывалом. Антон не захотел жить с родителями, решил отделиться, начал рубить избу и обзаводиться хозяйством. Родные решили, что он тронулся умом от любви или эстонка его приворожила: где это видано, чтобы мужик через всю деревню нёс жену в церковь и обратно на руках!

Год спустя молодые уже жили в своей избе, завели лошадь, корову, поросят и всякую мелкую живность. Ждали первенца. Антон был хозяйственный, всякое дело спорилось в его руках. Евдокия содержала дом и двор в идеальной чистоте, а связанными ею занавесками на окнах любовалась вся деревня.

Но счастье длилось недолго. Шла Гражданская война, деревня переходила из рук в руки: то белые придут, то красные. Звали красные Антона в свой отряд – не пошёл, как жену-красавицу и хозяйство оставить? Однажды – Евдокия только-только родила дочку Марусю – в деревню снова пришли белые, стали требовать у Антона лошадь – не отдал. Они вывели его во двор и на глазах у обезумевшей 17-летней Дуни с новорождённой дочкой на руках изрубили шашками насмерть. И лошадь, конечно, увели.

Похоронила Дуня любимого мужа. Как жить? Чужая сторона, чужая деревня… Домой, в Эстонию, в военное время тоже не вдруг вернёшься. Евдокия осталась в Сибири, начала вести хозяйство одна. Всё успевала: и посеять вовремя, и урожай убрать.

На неё стал заглядываться деревенский парень Герасим. Пытался помочь, ведь в хозяйстве всегда нужны мужские руки, но Дуня его к себе не подпускала. Незачем парню к вдове ходить на потребу злым языкам. Герасим засылал сватов – развернула. Да и родня его была против: не положено по деревенскому уставу парню жениться на вдове, да ещё идти примаком в её двор, парень должен брать в жёны девку, а вдова – ждать вдовца.

Долго Герасим обхаживал Евдокию, родители ему двух девушек сватали – отказался, чем только опозорил их невольно. В итоге всё-таки женился на Евдокии вопреки воле родителей. Один за другим пошли у них дети, четверо мальчиков, но все не доживали до года – какая-то младенческая болезнь косила. В 1924 году у них родилась девочка Анна, моя будущая мама. И пошли девчонки: В 27-м – Екатерина, в 30-м – Ольга и, наконец, в 34-м – сын Александр. Все они дожили до старости.

В тридцатые годы Герасим и Евдокия вступили в колхоз, работали от зари до зари. Маруся, дочь Антона, подросла и тоже трудилась наравне с родителями. В доме за старшую оставалась моя мама. С пяти лет она смотрела за младшими, доила корову и поила малышей молоком.

Колхоз был бедным. То лён градом побьёт, то рожь помёрзнет. Денег тогда крестьянам не платили, жили своим хозяйством да огородом. Зимой работы в колхозе не было, бабы трепали и белили лён, а мужики уходили в тайгу валить лес. Брали с собой двух-трёх разбитных бабёнок – стирать, еду готовить да самогонку варить. Возвращались весной, когда снег начинал таять.

Герасим приходил из тайги опухшим от пьянства и злым. У Дуни в избе чистота, пол надраен песком, блестит желтизной, будто воском натёрт, а муж в грязных валенках – прямо в горницу. Садился, Дуня его разувала, ставила тазик с водой, мыла ноги. Перечить ему или в чём-нибудь упрекнуть не смела, потому что Герасим сказал ей: эстонцев будут выселять в Эстонию, а он останется с детьми здесь, в Сибири, поскольку они русские и эстонского языка не знают. Неграмотная Дуня поверила Герасиму, сокрушалась, что не научила детей эстонскому языку, тогда бы их выслали вместе с ней.

В 1935 году Марусе, Антоновой дочке, исполнилось 18. И к ней посватался парень из соседнего села. Решили играть свадьбу. Герасим на свадьбе притворился пьяным – от стыда перед сельчанами, что не приготовил приданое для приёмной дочери. Вся деревня и так знала, что он её не любил – напоминала об Антоне.

На второй день свадьбы полагалось показывать приданое невесты. Сидел Герасим, горевал, ждал осуждения сельчан. А Дуня открыла сундук и стала доставать белые рубашки, вышитые полотенца, постельное бельё, шерстяные и льняные платья, летнюю и зимнюю одежду. Гости давай хвалить Герасима: не каждый человек даже родной дочери такое приданое приготовит, а он для приёмной расстарался! Герасим сразу протрезвел, задумался, когда это Дуня успела всё приготовить, да втихомолку.

Вскоре грянула война. Марусин муж погиб на фронте, двое их маленьких сыновей умерли от голода. Мою маму по комсомольской путёвке послали в Читинскую область на шахту – добывать уголь для фронта. Катя работала на лесосплаве, Ольга в колхозе. Герасима на фронт не взяли – болел туберкулёзом, да и возраст был уже к пятидесяти.

Весной 1943 года он возил на лошади в мешках зерно на посев. Год выдался совсем голодным, всю картошку съели, а хлеб отдали фронту. И придумал Герасим из каждого мешка горсть зерна класть в сапог – колхозу не в убыток, а дома Дуня кашу сварит. Сколько раз приносил домой зерно – неизвестно. Кто-то заметил, донёс куда следует, пришёл милиционер с понятыми, а в печке каша преет. Забрали Герасима. Но до суда он не дожил, сердце не выдержало. Тело мужа Эде не выдали, похоронили как заключённого, под номером. После войны бабушка ездила на то кладбище, но могилки с названным номером не нашла.

Она прожила без Герасима ещё 37 лет. Заработала колхозную пенсию 12 рублей, продала дом и поехала к сыну на Урал – он там служил в армии, встретил девушку, женился. Стала нянчиться с внучками. Пожила какое-то время у сына, поехала к дочке, потом к другой. А судьба разбросала их по всей России: Дальний Восток, Красноярский край, Урал, Забайкалье. Всех объездила, всем с малышами помогла. Шутка ли, 16 внуков вырастила! Лечила нас травами от всех наших детских болезней. А в её кармане для нас всегда были конфеты-подушечки, слипшиеся, завёрнутые в серую магазинную бумажку, вкуснее их я в жизни ничего не ела.

Эстонская кровь дала себя знать: все 16 бабушкиных внуков – высокие блондины. Моя бабушка со стороны папы, казачка, упрекала мою маму, что та, мол, испортила казачью породу – со стороны отца вся родня темноволосая и темноглазая… Тётки говорили, что я больше всех на бабушку Евдокию похожа.

Помню, был у неё поясок от свадебного платья, поплиновый такой, коротенький, она хранила его завёрнутым в газету, иногда доставала и показывала мне. Я, худенькая десятилетняя девочка, примеряла его, и он едва сходился на моей детской талии. Вот такая тонкая талия была когда-то у бабушки!
В Эстонию она больше никогда не приезжала. Очень любила Георга Отса, плакала, слушая его песни. После смерти бабушки мы с мужем объехали всю эту маленькую страну, конечно, побывали в Нарве и окрестностях. Но я не помнила названия бабушкиного родного хуторка.

Упокоилась моя бабушка на 88-м году жизни, в той деревне в Красноярском крае, куда её привёз Антон. Умерла на руках у дочери Кати. Похоронили её рядом с Антоном, нашлось местечко. В прошлом году мой двоюродный брат Виктор с двумя сыновьями ездили туда. Могилка ухожена, не забывают сельчане эстонку.

Царствие Небесное тебе, бабушка Эда-Евдокия! Мы помним тебя, молимся за тебя. И прости, что не всё запомнили из твоих рассказов.

Из письма Нины Чернышёвой
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №21, май 2018 года