СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Родня Сильно быстро выросли дочки
Сильно быстро выросли дочки
12.06.2018 14:56
Сильно быстро выросли дочкиСидели, завтракали, и началось: люди картошку посадили, а мы…

– Что «мы»? – легкомысленно переспросил Исаев жену. – И мы посадим. Земля только прогреваться начала.
– В июне ты, конечно, посадишь!
– Доживём до воскресенья и посадим.

Тут и Наташка не смолчала:
– Да, папочка? Какой ты умный! У меня один выходной, и на огороде копайся!
– Долго ли нам втроём?
– Тогда, значит, сами будете! Неужели нельзя уж после уроков?
– Ему, дочк, некогда, – съязвила жена.
– А это к чему? – искренне удивился Исаев.
– Всё к тому же!
– Ну, и хватит тогда…
– Нет, не хватит! Герой какой! Тыща рубликов, где она?
– Пропил! – отшутился Исаев.
– Конечно, пропил. Нет, скажешь?

Исаев хмыкнул.

– А на что я уголь привёз?
– Да кто ты такой, чтобы своими деньгами распоряжаться? Уголь он в кузницу привёз! У тебя что, дома, семьи нету?
– Ну-у, поехала, – Исаев бросил на стол вилку. – Вытаскивай картошку, вечером посадим! Накормила, – но дочери успел подмигнуть.

Посадку начал один. Наташку в школе держал на консультации математик Валерий Семёнович, а Вера, работавшая на ферме учётчицей, была на вечерней дойке. Прокопав ряд лунок, Исаев проходил вдоль них с ведром, подбрасывая картофелины по одной – по две в каждую, и брался за новый ряд, через шаг. На шестом возвращался назад и слегка притаптывал посадки, выравнивал. Распаханная недавно земля была мягкой, податливой, но он ещё не втянулся в работу, и лишних движений было много: то за ведром возвращался, то за лопатой. Попробовал настроить, подогнать себя подходящим ритмом, но привязалась случайная давнишняя песенка, всех слов которой он и никогда-то не знал: «Лесорубы! Отточите топоры! Поднажмите! До весенней до поры…»

Во времена советских совхозов у него сейчас тоже не было бы ни минуты свободной. Доводил бы посевные агрегаты, мотался за запчастями по агроснабам, соседним хозяйствам и далёким друзьям-знакомым, с которыми его сводила давняя учёба в сельхозтехникуме. Исаев в совхозе работал механиком, и главный инженер в любой момент мог поделиться с ним своими обязанностями – отправить заниматься горючим или протирать штаны на совещаниях.

В девяностых после банкротства совхоза – Исаеву всё время хотелось сказать «обанкротства» – всё его бывшее имущество разобрали три фермерских хозяйства и одно «ограниченное общество», учреждённое директором Надеждиным, – «Надежда». Общество приняло уцелевшие фермы, и жена Вера, веттехник с дипломом, пошла в «Надежду» дояркой. А Исаева подтянул к себе друг Егоров, бывший заведующий гаражом. Пока оформлялись – ходячую технику растащили, и в сносном состоянии у них оказалось только две автомашины.

Первые годы Егоров и не планировал проводить ни посевную, ни уборку своими силами. Подтягивали чужую технику, соглашаясь выйти по доходам хотя бы на ноль. Но хозяин учился быстро. Неликвидные, казалось бы, трактора и комбайны расшарил на запчасти соседям, нанял юристов и чуть не первым в районе получил кредит под залог оформленной земли. Тогда пригодились и связи, и знакомства Исаева, да и сам Исаев.

Попутно строили ангары и очистительный комплекс. На восьмой год Егоров почти отказался от госкредитов, разве что чисто из вежливости подержаться за государеву руку. В районе пообещали выделить небольшую сумму фермерским хозяйствам.

– Можешь на эти деньги оборудование купить, какое хотел, – разрешил хозяин Исаеву.
– А кузню? Подключим к электросети?
– Вроде без электричества всё перековали… А, понял, ты хочешь настоящую кузницу! Ладно, забавляйся! Как раз с арабами договор заключаем по выращиваю нута, когда приедут – научишь их заодно дамасскую сталь ковать!

Исаев воткнул лопату в землю, закурил и, мелко переступая, пошёл притаптывать посадки. Взмокшую спину овевал спокойный вечерний воздух.
– Па-ап! – послышалось от двора.

На огороде появилась Наташка.

– Подожди, я переоденусь хоть.

Пригнув голову и улыбаясь, Исаев взялся копать ямки.

– Ох уж… обиделся!

Вдвоём у них дело пошло веселее.

– Пап, а Валерий Семёнович у нас в школе останется вести математику? – спросила Наташка, двигаясь за ним с ведром по посадкам.
– Придёт в кузницу, спрошу, – пообещал Исаев. – Здорово он вас гоняет?
– Да та-ак… Девчонки говорят, ему бы женится, да на ком? Нас он никого не дождётся.

Исаев хмыкнул.

– Чего ты, пап? Нельзя уж и сказать…
– Можно, можно. Как сосед Ахмет говорит, сильно быстро выросли кызымки. (Кызым – дочь, девушка. – тат.)
– Мы из школы уйдё-ом, – помолчав, нараспев заговорила дочь, – и останутся одни начальные классы. В первый вообще двое придут, прикинь! Смешно: два первоклашка!
– Очень смешно. До слёз.
– А потом вообще школу закроют… Пап, ты чего?
– Да всё правильно ты говоришь. Может, надумаете пойти в десятый? Я бы всех вас возил и сам на работу не опаздывал.
– Кста-ати, – Наташка оживилась. – А ты знал, что Ниязовы в город переезжают?
– Ахмет точно не знает.
– Знает, знает! Получается, из школы и мы уйдём, и ещё трое Ниязовых, прикинь! За лето переедут в город, но Асель останется, в десятый пойдёт. А нас троих ты бы стал в город возить?
– Куда же я денусь.
– Каждый день?
– Смотря какое жалованье положите, – отшутился Исаев.

«Если не возить, то придётся устраивать в городе на квартиру, – подумал. – Гадай потом, учатся они там или с городскими хороводят».

Наташка ещё что-то болтала, ловко рассыпая картофелины по лункам, пританцовывая на посадках, но он слушал её вполуха. Думал, правильно ли, что решили отвезти дочь в колледж. Училась она девять лет легко и хорошо, но ветру в голове…

– Ну, мамк, так не честно! – услышал Исаев и поднял голову. – Мы вдвоём работаем, а тебя нет.

Улыбаясь, к ним от калитки шла Вера. Спохватившись, остановилась, пересчитала пройденные рядки и размеренно зашагала дальше.

– В прошлом году до этой сохи сорок рядов было, – сказала, закончив ревизию. – В начале уж больно часто посадили.
– Продёрнем, когда взойдёт, – отшутился Исаев.

Наташка сходила к мешку и набрала новое ведро картошки.

– Давай, мамочка, помогай!
– А успеешь за двоими?
– Это моя забота!
– Встретились, – нестрого сказал Исаев.

Все-таки лёгкая у него была семейка. Прислушиваясь к бойкой перебранке, он видел, что и Вера, и Наташка намеренно устраивают это представление, думая про себя о чём-то другом, может быть, о нём, единственном слушателе. И в то же время это была какая-то школа для Наташки. «Да правильно всё, – рассудил. – Вырасти она рохлей, и что? Страшно за ворота одну пустить, а так…»

– Ну, хватит! – не выдержал Исаев. – Брошки, серёжки… Давайте-ка песню!
– Твою, да, пап?
– Его, не видишь, что ли, – Вера выпрямилась и, поправив платок, улыбнулась.

Запевала у них теперь Наташка.

Сизокрылой дымкой опустился вечер,
Зазвенела песня в роще за рекой.


К чистому голосу дочери присоединялся грудной, приглушённый Верин.

Приходи скорее, выходи на встречу,
Жду тебя давно я, сероглазый мой.


В повторах и ему можно было подвывать. Но какой чудо-голосок у Наташки!

Я иду тропою меж густой пшеницы,
Всё кругом покрыла серебром роса.
Не дают покоя мне твои ресницы
И твои большие серые глаза.


Досаживали с Наташкой уже в сумерках. Вера готовила им ужин, и они торопились. Когда дочь опустошила очередное ведро, Исаев воткнул лопату и, оглядевшись, сказал:
– Всё, дальше мать тыквы посадит, два шага до забора осталось.
– Ой, наконец-то! – вырвалось у Наташки, примолкнувшей к концу посадки.

Вяло переговаривались они и перед ужином.

– Да вы, друзья, уснёте за столом, – рассмеялась Вера.

После ужина Наташка ушла спать, Вера не торопясь убирала со стола, а Исаев, устроившись на диване, потягивал жидкий чаёк. Говорить не хотелось: скажешь слово, а за ним другое выпорхнет, третье, – и весь настрой пропал.
– Пьёшь, так пей, что ли, – заметила Вера. – Мне твоя кружка нужна, я посуду домываю.

Ответить Исаев не успел: в окно требовательно постучали. Вера раздвинула занавески, всмотрелась.

– Здорово, тёть Варь, – сказала. – Ты чего?
– Петровича бы, – узнал Исаев голос тётки Варвары Лямочкиной и тоже подошёл к окну.
– Выйди, Петрович, на минуту.

Исаев кивнул и пошёл к двери.

– Пиджак накинь, – сказала вслед Вера.

Тётка Варвара поджидала его у ворот.

– Что стряслось?
– Ох, стряслось! Наш-то каторжный учителя избил.

Исаев дёрнул плечами и посмотрел туда, где светилось окно фельдшерской квартиры.

– Когда?
– А счас только. Дурак ты, дурак, говорю, давно в милиции не был?
– Невесту не поделили?
– Да это наш шалопутный! Всё ему трын-трава!

Исаев крякнул и надел пиджак в рукава.

– Чё ж ему теперь, Петрович, тюрьма?
– А сильно… побил-то?
– Сильно я, Петрович, не дала. Как сердце чуяло: дай, думаю, пойду, покараулю. Матери с отцом что – спят! Может, поговоришь с учителем? Он на квартиру к себе пошёл, – старуха насторожённо притихла.
– Да придётся сходить, – вздохнув, сказал Исаев. – Кто ещё видел?
– Двое они были. Я свово внука увела, дома сидит. Грозит – напьюся! Вот уж с кем наказание.
– Ну да весна же, тётк, – Исаев натянуто рассмеялся. – Иди домой, тебе-то ни к чему по ночам шастать! А я поговорю.
– Уж поговори, Петрович, а свому я задам жмачку!
– Чего она? – сразу же спросила поджидавшая его Вера.
– Да внук подрался.
– Разнимать, что ли, звала?
– Нет, боится, что учитель заявит, Колька условный год отбывает.
– Пойдёшь?

Исаев помолчал.

– Спать пошли, – сказал вслух, – утром разберёмся.

Но не спалось. Ясно представилась жутковатая вещь: в селе молодёжи некуда устроиться на работу. Даже в бюджетную сферу. Медичка дорабатывает свои подъёмные и летом пересядет в мобильную амбулаторию, на три села станет выезжать из райбольницы. У математика не остаётся учеников, и он каждый раз в шутку просит оформить его молотобойцем в кузницу. Но ведь и сама кузница – почти шутка, забава для Исаева, загоревшегося художественной ковкой совсем недавно, когда хозяйство наконец-то забыло авралы и аварии. Город математика не манит, да его в среднюю школу и не зовут – своих учителей, похоже, хватает. Исаев взял бы Валерия и без корочек на новые трактора-комбайны, вон как ловко учитель настроил навигаторы, сэкономив хозяину добрую сотню тысяч. В конце концов, Исаев уступил бы математику свой трактор «Амазон», на котором хорошо зарабатывал в сезон, только не нужен Егорову новый постоянный работник, лишний во все дни, кроме страды.

Не прижился нигде и внук тётки Варвары, младший Лямочкин, только начудил, накуролесил и вернулся домой под надзор полиции. Этот тоже приходит в кузницу, хотя к железу никакого интереса – «ноль эмоций», как сам же и признаётся. Когда-то он построил хозяйству весовую, помогал Исаеву ремонтировать помещение кузницы, удивлял глазомером, топориком помахивал, как заправский плотник, да недолго они возились. На стороне он попробовал прибиться к строителям, но всюду, оказывается, заправляют азиаты, а на побегушках он и ни у кого-то быть не желает.

Обратная картина представилась Исаеву насколько ясной, настолько же и завиральной. Взять бы, положим, этих двоих молодых мужиков и поженить на местных девушках. Дальше Лямочкин строит дом учителю, а тот его детей учит находить логарифмы по таблицам Брадиса… Вот, самому же и смешно. Но, может, сейчас самый тот момент, когда им бы вместе посмеяться…

– Знаешь что, друг, – прошептала над ухом жена, – вставай и иди  куда собрался. Никакого покоя ни днём, ни ночью!
– Ладно тебе, – миролюбиво прошептал Исаев. – Схожу на минутку. Может быть, дрыхнут без задних ног, а ты тут думай.

Тронув Веру за плечо, он поднялся и стал одеваться в потёмках.

Владимир ПШЕНИЧНИКОВ,
с. Курманаевка, Оренбургская область
Фото: PhotoXPress.ru

Опубликовано в №23, июнь 2018 года