Оля сделала выбор раз и навсегда: будет лечить людей. Доктор – это же как бог на земле, в сияющем белоснежном одеянии. От него ждут помощи, на него одна надежда. Пока была маленькая, Оля надевала на шею скакалку и строго «слушала» кукол. Приходившим в гости подружкам давила язык ложкой: «Больная, скажите «а-а-а!». Сделала себе белый халат, изрезав папину выходную югославскую рубашку, за что ей, конечно, попало.

Уже в школе Олю поразил один рассказ. Как в 1920-е годы в деревне заболела девушка, почти умирала. Соседи вызвали из города врача, молодого парня. А отец у неё – отсталый, наотрез отказался отдавать в больницу. Запряг коня, собрался везти дочку то ли к бабке-знахарке, то ли к шаману. Уже тронул с места…

И тогда – у Оли в этот патетический момент всегда наворачивались слёзы – врач бросился на колени в грязь перед лошадью и взмолился: пусть лучше его переедут, но пациентку нужно доставить в больницу. Ну и счастливый конец – девушка выздоровела, и вылечил её молодой врач. У Оли снова заволакивало слезами глаза, уже от счастья.

Аттестат застенчиво краснел отличными оценками, Оля поступила на бюджетное отделение в медицинскую академию. Студенческая жизнь оказалась совсем не лёгкой, как в других институтах, – никаких пивных вечеринок, гитар, танцулек, свиданий. А ведь именно этим на вечере встречи хвастались одноклассники.

Оля тогда помалкивала. Какие там романтические бессонные ночи, бог с вами. Только бесконечные ночные бдения над медицинскими фолиантами. Не в человеческих силах усвоить все эти науки, того гляди голова лопнет, не до любовей и глупостей. Обалдевшие, оглушённые количеством опрокинутой на них информации, будущие медики хлопали глазами. Красными, как у бедных кроликов, которых резали и зашивали на практических занятиях. Понимаете, кролик – это же почти кошка, а Оля – страстная кошатница. После всех этих опытов у неё сердце по-настоящему болело.

Но она и не на такое была готова ради помощи людям. Не раздражала даже бесконечная неразборчивая клинопись из историй болезни – ими завалили студентов на второй год практики в больнице. На первой практике они таскали шкафы и контейнеры. На третьей студентам доверили мыть «фрукты-овощи» – лежачих больных.

Зато на четвёртой практике делали уколы в вену! Оля до сих пор помнит, как входила в палату с упаковкой шприцев. «Ребята, полундра!» Больные, имевшие возможность передвигаться, в панике разбегались, ковыляли, прыгали на костылях, расползались от практикантки кто куда. С венами беда – не попадала, хотя на муляже всё получалось. Сколько плакала в больничном туалете, наслушавшись ужасных проклятий в свой адрес. Что руки-крюки, непонятно из какого места растут. И пациенты не для того в больницу легли, чтобы над ними проводили гестаповские опыты. И фашист доктор Менгеле вместе с маньяком Чикатило отдыхают по сравнению с красной как рак, пыхтевшей, вспотевшей Олечкой, ковырявшей иглой в сгибе локтя.

И вот ординатура позади, диплом терапевта на руках. Коридоры поликлиники полнились болью, живыми комочками нервов, сливавшимися в один большой нервный ком. Люди сидели, замерев, тихо, но это была обманчивая, опасная неподвижность сжатых до передела пружин. В любой миг – стоило какому-нибудь нервному пациенту-провокатору обронить спичку, то есть неосторожное слово, сунуться в кабинет «только спросить» – порядок и тишина взрывались.

Впервые Оле досталось на орехи. Ворвавшаяся без очереди дама совала ей чеки и кричала:
– Это бесплатная медицина? Вот это – бесплатная медицина?!

С пациентами, даже буйными, врач обязан говорить терпеливо, разумно, проникновенно и сочувственно, как с малыми детьми. Оля пригласила женщину сесть, взяла листочки, соединённые скрепкой. Дама шумно дышала над ухом и комментировала суммы:
– Тысяча семьсот рублей – УЗИ. Пять тысяч пятьсот – МРТ. Консультация специалиста – тысяча. Дорога к специалисту в краевой центра туда-сюда – ещё столько же. Уточнение диагноза на компьютерном томографе в соседней области – семь тысяч семьсот. И туда тоже – дорога. Всё, это последняя капля. Вы подсчитайте, подсчитайте! – настаивала женщина. – За три дня без малого двадцать тыщ как корова языком слизала! А чего дальше ждать, дорогая ты наша так называемая бесплатная медицина?

«Болезнь вообще стоит дорого. И, пожалуйста, все претензии к частникам, которым вы платили. Ведь все обследования можно пройти и без денег, но тогда придётся долго ждать», – могла мягко сказать бесплатная Олечка, но не сказала: не позволяла врачебная этика. Маленький опыт подсказывал, что пациенты жестоко обижались даже на самые невинные слова.

– Вон, в сериале «Доктор Хаус» бомжей привозят, и сразу полное сканирование! В больнице для бедных, между прочим, – волновалась пациентка.

Оля могла подробно рассказать о спутанных в тугой клубок, очень нездоровых особенностях национальной медицины. Но для этого следовало предупредить больных в коридоре, что приём окончен, и посвятить остаток дня любительнице американских сериалов. В общем, всем здоровья, не болеть.

– В страховую компанию, в министерство обращусь, будете знать, – на прощание пригрозила пациентка.

И ведь пожалуется. А виновата конкретно она, последнее звено – участковый терапевт Оля. Больницы можно сравнить с бушующим морем, и первый волнорез, принимающий на себя всю силу народного гнева, состоит из живых докторов – обычных людей с печёнками, селезёнками и семейными неурядицами. Они вовсе не каменные истуканы и не боксёрские груши, как вообразили себе пациенты. «Вы же знали, куда шли!» – это о врачах. И уж совсем не боги, как грезила восторженная, глупенькая Олечка в школьных мечтах.
– Вы обязаны нас обслужить!

«Хорошо, – мысленно соглашалась Оля. – Если врач – лакей, обслуга, тогда платите как обслуге, за каждое помытое окно и ремонт холодильника… В смысле, ремонт организма. А если вы всё-таки доверяете докторам свою жизнь и здоровье, то, граждане, не разнуздывайтесь уж так откровенно, что ли».

Изредка Оля встречалась с однокурсниками, сидели в кафе.

– Хочешь преждевременно состариться? Чтобы у тебя была серая от недосыпа кожа? Хочешь стать невротичкой и язвенницей? Ну и сиди на приёме в районной поликлинике, – с превосходством говорили ей.

У них-то всё сложилось тип-топ. Один имел собственный закуток в лаборатории. Вообще-то он хотел стать детским хирургом, но живо представил будущие контакты с родителями, неизбежные разборки с главврачом, наезды страховщиков, штрафы и суды… В итоге предпочёл бесконтактное общение с пациентами, через пробирки с их кровью.

Другой получил специальность рентгенолога и сразу ушёл в частную клинику. Именно он делал томографию Олиной нервной пациентке. Та заплатила кругленькую сумму, вскипела, а кипяток выплеснула на участкового терапевта Олю.

Третий, пародонтолог, цинично рассказывал, как отшивает бесплатных пациентов одной фразой: «Вы плохо чистите зубы, отсюда все проблемы». Особо настырным читает короткую гневную лекцию на тему «Как можно превратить рот в клоаку» – чтобы было слышно в коридоре. Проверено: бесплатный пациент выскакивает красный как рак и забывает дорогу в этот кабинет. Ну а платным – пожалуйте-с, любой каприз за ваши деньги. И массаж дёсен, и ирригация ротовой полости, и очистка от зубного камня ультразвуком – всё это под ласковое, слегка ворчливое воркование…

Называйте Олю кем хотите – слабачкой, бесхарактерной, человеком без стержня – ушла она из поликлиники. Её участок взяла Захидат Умар кызы Умарова. У неё восточное непроницаемое, как бронзовая маска, лицо. Она молчалива и пока не очень хорошо знает русский язык. Зато невозмутимо слушает жалобы и крики, безропотно выдаёт рецепты, какие попросишь. Начальство ею довольно. Это не Олечка, которая волновалась, доказывала, втолковывала, принимала пациентов дольше положенного времени и создавала очереди у кабинета.

Оля ушла в сферу услуг, в маникюрши, зарплата в два раза выше. А скоро окончит курсы и станет дипломированным косметологом. В салоне красоты витают покой и ароматы, мягко мерцают хрустальные светильники, под ногами пружинит дорогой ковролин. Едва слышно играет приятная расслабляющая музыка, урчат искусственные водопады, голоса интимно приглушены. Тихонько позвякивают о стеклянный столик щипчики, ножнички, пинцетики. Все улыбаются. Отношения с клиентками у Оли милые, доверительные: посплетничают, похихикают, как подружки. И всё у неё чистенько, замечательно.

А по ночам ноет и болит душа. Ужасно жаль пропавшие втуне юношеские «души прекрасные порывы». И ещё жаль напрасно зарезанных кроликов.