Ноябрь прошлого года, у девятилетнего сына оскольчатый перелом бедренной кости со смещением. Дети! Никогда не суйте конечности в крутящиеся элементы и механизмы на детских площадках!

Мы ещё не знаем диагноза, мчимся в больницу, очень спешим: я – с работы, «скорая» – от детской площадки, на которой всё произошло. Мне ехать две остановки, медикам – с Юго-Запада Москвы в центр. «Скорая» оказалась в клинике раньше. Мои первые слова благодарности – вам, дежурная бригада и уважаемый водитель.

Приёмный покой. Ничего не помню. Нас направляют в отделение травматологии и медицины катастроф. Сестринский пост. Ждём, в какую палату положат. Подходит девочка 13–15 лет, спрашивает, что случилось, успокаивает, говорит: всё наладится – мол, у неё тоже был перелом, а сейчас всё нормально. Я ей не верю. Вообще в тот момент не верю в реальность происходящего, словно сплю, но очень хочу проснуться.

Палата. Врачи пытаются осмотреть сына, пробуют снять с него джинсы. Он поднимает крик на всё отделение, плачет, любое движение ногой причиняет острую боль. Наша врач-травматолог сердится, грозит разрезать штанину. Теперь сын роняет дополнительные слёзы по своему гардеробу, потому что «это ведь подарок, с подарками так нельзя!». Прямо хочется стукнуть доктора.

Провожаю каталку до оперблока, мальчик опять рыдает, ему страшно. Наша хирург снова ругается, отгоняет меня от двери. Пытаюсь притулиться в коридоре, надеюсь услышать, что происходит в операционной. Видимо, там стоят камеры наблюдения, потому что вскоре появляется наша врач и со словами «Вы мне мешаете!» прогоняет ожидать в палату. Очень хочется её стукнуть!

Через неопределённо-бесконечный промежуток времени сына привозят, перекладывают на кровать, правая нога у него в гипсе от пальцев до паха.

Наша травматолог, напрочь забыв о моём «плохом поведении», подробно рассказывает: всё получилось, всё собрали, поставили две спицы, теперь сын будет как новенький, сможет и бегать, и прыгать, и в футбол играть. Очень хочется её обнять крепко-крепко и плакать. Не решаюсь, просто благодарю от души. Спрашиваю, можно ли остаться в палате, мне разрешают.

Очнувшись от наркоза, сын первым делом спросил про джинсы. Штаны оказались целы.

Ночь в больнице. Медсёстры, обнаружив меня скрюченной на кровати рядом с мальчиком, приносят раскладушку и постельное бельё.

– Всё хорошо, не переживайте, – говорят ободряющим шёпотом и уходят.

На следующий день сына поставили на костыли. Я опять ночевала в больнице – просто осталась в палате, никого не спросив. Медсёстры посоветовали так поступить. Но на утреннем обходе врачи меня застукали, сказали:
– Девять лет мужику, какая мама? Не положено!

Но всё-таки позволили находиться с ним весь день, выпроваживали лишь на ночь. Оформили мне больничный. А сестрички разрешили звонить им поздним вечером, дали номера своих телефонов, успокаивали.

Через неделю домой, а через сорок дней – обратно, снимать гипс, вынимать спицы. Сына снова забрали в операционную, но вернули уже через 15 минут. Только на кровать переложили, он и очнулся. Анестезиолог – волшебник. Парень увидел свою ногу без гипса и расплакался, в первый раз после перелома. От счастья.

Потом сразу реабилитация: занятия с физиотерапевтом, на тренажёрах, массаж, самостоятельные упражнения. Строгие врачи недовольны результатами. Кажется, что ничего не получается, ничего не выйдет, сын не сможет нормально ходить. Он плачет, я психую, кричу. Физиотерапевт делает мне замечание:
– Мамочка, поласковее!
– Да ведь вы же сами недовольны. А я – как вы.
– Нет, так нельзя. Мы – это мы, а вы – поласковее.

Стыдно так…

Наш хирург сказала:
– Не торопитесь, не перегружайте ногу. Мало ли кто там чего должен, по их понятиям, – взмах рукой в сторону физиотерапевтического кабинета. – У всех свои сроки восстановления.

Я перестала терроризировать ребёнка занятиями, потому что верю доктору. Как-никак, это именно она собрала ногу из осколков кости, так что ей виднее.

Потом был специализированный реабилитационный центр – две смены, пятидневка, полный пансион. Разрабатывали ногу, избавлялись от хромоты. Прекрасные врачи там работают, мастера своего дела.

Раз в месяц ездили к нашему травматологу на плановый осмотр и консультацию. В конце марта она сняла сына с учёта. Перед этим ребёнок продемонстрировал ей все возможности «починенной» ноги, эффектно спрыгнув с банкетки. Хирург, слегка побледнев, похвалила его и попросила всё-таки пока вести себя аккуратнее. Наша дорогая доктор – строгая, порой суровая, не слишком улыбчивая, с золотыми руками и отзывчивым сердцем. Нам с сыном очень-очень повезло попасть именно к ней.

Чуть не забыла. Всё лечение, включая реабилитацию, оказалось бесплатным, с нас взяли только залог за костыли, которые сыну выдали «погонять» дома – и тот нам вернули чуть ли не насильно. Никаких платных услуг не навязывали, на вопрос «Нужно что-нибудь?» всегда отвечали: «У нас всё есть!»

Безмерно благодарна всем врачам, младшему медицинскому персоналу и просто людям, которые находились рядом в этой сложной и страшной ситуации. Спасибо за помощь, чуткость, человечность, профессионализм, поддержку и за те «пустяки и мелочи», которые так важны, когда парализует страх за ребёнка.