Молодёжь заблуждается
20.04.2012 00:00
В этом городе даже бомжи крутые

Молодёжь заблуждаетсяСнег падал на Арбат нагло, с каким-то вызовом, мол, ну и пусть на календаре апрель, а я вот плюю на вашу весну, и ничего вы мне не сделаете! Заваленные белыми пушистыми хлопьями у памятника Булату Окуджаве стояли туристы, парень с девушкой. Маленькие, худенькие, узкоглазенькие. Я сначала подумал, китайцы или корейцы, но девушка заговорила по-русски. И я вспомнил, что в России живут буряты, башкиры, калмыки и якуты.


– Это Окуджава? – спросила она робко.
– Нет, – важно изрёк юноша. – Это не он.
– А кто?
– Это его памятник.

Я фыркнул, поражаясь уникальному чувству юмора. Парень посмотрел удивлённо, и я подавился смешком, поняв, что турист не шутил, а просто констатировал факт.

Каждый раз, когда меня заносит в Москву, я выкраиваю время, чтобы попасть на Арбат. Это сродни монетке, брошенной в море. Прошёлся по Арбату – значит, снова скоро в столицу.

Арбат видел меня всяким. В засаленном пуховичке, облепленном чешуёй, как новогодняя ёлка шарами и мишурой, когда я торговал рыбой. В бандане и косухе на юбилее Цоя – возле стены, названной именем певца. В солидном костюме с галстуком – во время посещения очередной конференции.

Я тоже видел Арбат всяким. Заледенелым, тщетно пытающимся согреться. Облизанным весенними ветрами, несущими пыль, потом противно скрипящую на зубах. Изнывающим от зноя, потным, плохо соображающим от жары. Закованным в осенние облака, из которых падали капли, вдребезги разбивающиеся об асфальт.

Но вот со снегом на Арбате в середине апреля я столкнулся впервые. Под деревянным навесом, где лежали томики «Всё по 50 рублей», торговка звучно хлюпала носом.
– Дайте-ка мне эту книжицу! – попросил я.

Женщина поглядела на меня жалостливо. Её задача – продать товар, но обмануть доверчивого покупателя оказалось свыше сил.
– Это стихи! – объяснила она с сожалением.
– Да я знаю. Просто мне такое нравится!
– А я бы это не взяла, даже если бы мне полтинник приплатили, – женщина приняла 50 рублей и вручила мне томик.

Я знал множество москвичей. Один из них пришёл на рынок за продуктами. Было это в 90-е годы. Стояли мы, реализаторы рыбы, в ряд: я, кучерявый еврей Пашумянский, горбоносый кумык Мурад, узкоглазый калмык Мутл, украинец Дима Савчук и так далее. Можно сказать без преувеличения, весь бывший СССР в миниатюре. Первым тот москвич узрел меня, точнее регион обитания нашей легковушки.

– Ростовская область, – сказал мужик уверенно и процитировал Пушкина: – «Меж ними зрится и беглец с брегов воинственного Дона, и (взгляд на Пашумянского) в чёрных локонах еврей, и (дальше стоял Мурад) дикие сыны степей, калмык…» (это Мутл) – тут мужик запнулся, зацепившись глазами за Диму Савчука.

– Что, – съехидничал я, – не получается? Ни «рыжего финна», ни «башкира», ни тем более «праздного цыгана»? Цыгане рыбой не торгуют! И Мурад, между прочим, сын гор, а не степей.

Видели бы вы его глаза в тот момент! Чисто дореформенные медные пятаки. Торговец рыбой цитирует наизусть пушкинских «Братьев-разбойников»! Первый признак апокалипсиса.

Сейчас модно «наезжать» на коренных столичных жителей. Мол, и высокомерны они, и недружелюбны, и обидное для приезжих слово «понаехали» придумали, а сами Пушкина не знают. Но в редакции солидной газеты я, журналист из глубинки, попросил заместителя главного редактора сделать мне распечатку текста страниц в тридцать. И он распечатал не моргнув глазом. Кто-то скажет: подумаешь, подвиг, ему же это ничего не стоило! Но месяцем раньше в нашей родной глубинке, которая воспевается как место обитания добрых, простых и отзывчивых людей, девушка-секретарь в ответ на аналогичную просьбу отказала мне, сославшись на наличие неотложных дел. Знаете, от чего я её оторвал? Пасьянс на компьютере собирала.

Уже слышу скептиков: да часто ли он общается с москвичами, чтобы делать выводы? Представьте себе, часто. С 1992 по 2000 год, когда журналистика не кормила, а птенчики регулярно раскрывали клювики, требуя червячка, раз в месяц я продавал в Белокаменной товар. И потом ездил раза три в год, но уже не за товаром, а как белый командировочный человек. То есть почти 150 раз! И каждое моё путешествие – это встречи с москвичами: бизнесменами, бандитами, журналистами, чиновниками, работягами, бомжами.

Удивительные встречи! Миллиардер Прохоров общался с нами, провинциалами, на равных. Бомж Петрович, живший при рынке, на котором я и мои партнёры по бизнесу торговали рыбой и картохой, посматривал на нас свысока. Меня, честно говоря, озадачивал этот взгляд, всё-таки мы – благополучные члены общества, а Петрович – деклассированный элемент. Но однажды под водочку я узнал о составленной им «табели о рангах». На первом месте там стояло московское начальство, далее шли обычные москвичи, а в конце – местные бомжи. На втором – начальники из провинции, её рабочие, крестьяне плюс интеллигенция и, наконец, бродяги-замкадыши. То есть, по версии Петровича, мы были на целых два уровня ниже него. Озадаченный, я на всякий случай переспросил, действительно ли он считает, что бомжи Белокаменной выше начальников из глубинки?
– Ну конечно! – подтвердил Петрович.
– Почему?
– Да потому! Сам подумай, Москва – это сила! Тут все крутые, даже бомжи!

Почему я выбрал именно Арбат? В Москве много знаковых мест. Красная площадь, Патриаршие пруды, Воробьёвы горы… Но, шагая по Арбату, я всегда испытывал острое чувство погружения в века. Словно чёрные воды минувшего подступали к моему подбородку, я глотал пряный холод и тянулся на цыпочках вверх, чтобы не захлебнуться. Слышал голоса людей, стук карет, ржанье лошадей, скрип пуль, шомполом вбиваемых в дуэльные пистолеты, свистки городовых, шелест дамских юбок, натянутых на жёсткий кринолин. Ноздри ловили ароматы дамских духов и вонь ядрёного конского навоза да дёгтя с яловых сапог щёголей, удушающий смрад печного дыма и плохо выделанной свиной кожи. По Арбату до сих пор бродят печальные тени тех, кто когда-то гордо дефилировал по булыжной мостовой, считал себя столпом общества и центром мироздания, не подозревая, что «глория мунди» («слава мирская». – Ред.) проходит так быстро. Если Красная площадь – это мозг столицы, а Воробьёвы горы – её сердце, то Арбат – это душа Москвы.

Прогуливаясь по Арбату, неизменно сворачиваю в улочку, где живёт отдельной мистической жизнью стена Цоя. Когда тепло, тут всегда полно народа, но последний раз апрельская вьюга разогнала фанов. Три колоритные фигуры зябко поёживались от холода.
– Дядька, – остановил меня отрок. – А вы можете меня напугать?
– Зачем? – опешил я.
– Да на меня и-икота напала. Обычные средства не-е помогают. Кореша говорят, если напугать, пройдёт.

Я пожал плечами, оскалился, вскинул руки над головой – так мультяшный Волк, настигший Зайчика, поднимает лапы с когтями – сделал страшные (как мне казалось) глаза и зарычал.

Отрок отпрянул, я так думаю, от неожиданности. Его приятели деликатно заржали.
– Что? – спросил я. – Страшно?
– Не очень, – парень кусал губы, чтобы не расхохотаться.
– Ну извини, – я развёл руками. – Не получилось! Я старался, ты же видел…

Юные фанаты считают, что Цой – их кумир. А больше ничей. И что к нашему поколению, постаревшему, полысевшему, отрастившему животики, наделённому очками и двойными подбородками, певец не имеет никакого отношения. Наверное, они заблудились в эпохе, как я на Арбате, иначе вспомнили бы, что в 1990-м, когда Цой на мокром шоссе протаранил автобус и по облачным ступенькам поднялся на небо, ему было 28 лет. То есть в 2012-м будет полтинник. Но я никому из фанатов не напомню, что это моя и моих ровесников молодость совпала с молодостью Цоя. Пусть заблуждаются.

Мне чудится, что Арбат делит столицу надвое, рассекая её в пространстве и времени острой невидимой линией. И когда я стою на этой линии, то наливаюсь силой. Но не грубой физической силой грузчика или молотобойца, а тонкой, эфирной, творческой силой.

Однако я не спою, как Булат Шалвович: «Ах, Арбат, мой Арбат, ты моё Отечество!» Родился я в степях Казахстана, в городе, которого нынче нет, на его месте – голая степь. А потом жил в Малороссии, вдыхая запах трав и топча тропы, по которым хаживали в незапамятные времена Тарас Бульба с сыновьями Остапом и Андрием. Наконец, судьба занесла меня в жаркое Приазовье. И если сейчас мне предложат поменять мой большой мир на маленький Арбат, чтобы я жил там, никуда не выезжая, я, скорее всего, откажусь. Это будет нелёгкое решение, очень уж предложение заманчивое, но я не вправе превращать Арбат, мою территорию свободы, в золотую клетку. Понимаю мужчин, которые всю жизнь не женятся. Они боятся, что брак даже с любимой, желанной и единственной может стать для них тюрьмой. А я, пусть не в браке (мой семейный стаж 25 лет), но в мире, наверное, выберу свободу. Наверное.

Сергей БЕЛИКОВ,
г. Красный Сулин, Ростовская область