СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Родня Ни одного ребёнка не отдам
Ни одного ребёнка не отдам
14.06.2019 15:00
«Если бы не советская власть, я бы вас не вырастил»

Ни одного ребёнкаЗдравствуйте! Давно читаю и люблю вашу газету. Решила написать о своей семье и в первую очередь об отце, который вырастил и воспитал нас.

В семье было семеро детей – четыре брата и три сестры, – когда заболела и умерла наша мама; она ушла совсем молодой, в 35 лет. Старшей сестре Зое тогда было пятнадцать лет, братьям Омиргали, Мерангали и Дюсену – тринадцать, десять и восемь, сестре Раушан – пять, мне – два с половиной, а младший брат Миргали только родился.

Миргали пришёл в этот мир всего за месяц до маминой смерти и первый свой год провёл в больнице.

Помню, как он появился у нас дома. Незнакомые женщины в белых халатах привели маленького мальчика; он держит в руках конфеты, красный сахарный самолёт и плачет. Мы с Раушан смотрим на конфеты, и я в недоумении – у него столько сладкого, а он в слезах!

Миргали долго привыкал к новой обстановке, а отца вообще побаивался – ведь в больнице работали одни женщины.

В кухне за дверью в углу висел белый халат, и старшая сестра Зоя надевала его, когда надо было покормить или умыть-переодеть Миргали. Но стоило его снять, мальчик не подходил к ней. Иногда он куда-то исчезал и не откликался на зов. Но однажды я обнаружила его в углу уткнувшимся в висевший халат и всё поняла.

Отец больше не женился. Суровый и строгий с виду, он обладал большим чувством юмора, у всех нас дома были вторые имена, клички, которые очень ярко характеризовали нас. Папа работал шахтёром, но умел всё – и поесть приготовить, и ремонт сделать, и воротнички к форме пришить, и валенки подлатать. Конечно, ему помогали дети – сначала старшие, потом и мы подросли.

О маме я знала только по рассказам старшей сестры Зои и всегда считала, что в нашей семье всё так, как и должно быть. Впервые задумалась о том, что у нас нет мамы, уже учась в интернате. Как-то раз вечером в палате перед сном девочки завели разговор:
– А моя мама вкусно готовит…
– А моя мама…

Мне, видимо, тоже хотелось чем-нибудь похвастаться, и я сказала:
– А мой отец тоже умеет…

Наступила тишина. Я только потом поняла почему: в интернате учились сироты из детских домов и дети из малообеспеченных семей, у которых имелись только матери. И лишь у нас с братьями и сестрой был отец.
Вот тогда я впервые задумалась: если бы мама не умерла, что бы она делала? Отец готовит еду, мы дома убираем, стираем, ходим в магазин, помогаем в огороде. Короче говоря, пришла к выводу, что ей у нас делать нечего.

Наш отец Бигали Сыздыков родился в 1903 году в Семипалатинской области. В тридцатые, когда отобрали скот и начался голод, благодаря ему выжила вся большая семья. Наши двоюродные братья рассказывали:
– Откуда он брал еду, мы не знали. Целый день есть хочется, голодные ложимся спать, а ночью он разбудит, накормит нас, а мы потом не можем уснуть, думая, что у него есть ещё что-нибудь. Он, уставший, ложился спать, а мы обшаривали его карманы в поисках еды. Утром пытались проследить, ходили за ним по степи, но так и не выяснили, где он брал еду. Люди целыми семьями умирали, некоторые ели собак и кошек. А мы выжили и даже ни одного ребёнка не потеряли.

Отец нам, детям, потом рассказывал, как и что он тогда делал.

– Далеко в степи нашёл озеро, там на острове жили птицы. Плавать не умею, на небольшом плотике кое-как переберусь туда, наберу яиц, наловлю птиц – и обратно. Птицы налетают, клюют, сбивают яйца, защищают свои гнёзда. Как не утонул, не знаю.

В 1933 году отец с братьями перебрались в Караганду. Здесь была работа на шахтах. Сначала все жили одним домом, потом постепенно строились и отселялись. Отец, когда немного встал на ноги, поехал на родину, в Семипалатинскую область, и привёз нашу будущую маму.

Она была на двадцать лет моложе отца. Поженились в 1940-м, значит, отцу исполнилось 37 лет, а ей – 17. Через год родился первенец Айбек, но он умер маленьким.

Отца забрали на войну. О тех годах он не любил рассказывать. Вернувшись, снова пошёл на шахту, работал в проходке крепильщиком. Помню, у нас в сарае лежали старые шахтёрские каски с фонариками и аккумуляторами.

Слово отца для нас было законом, он никогда не повторял дважды. Не ругал, не наказывал. Помню единственный случай, когда наказал брата Мерангали, и то сделал это очень мудро.

Из интерната сообщили, что брат сбежал. Милиция сняла его с поезда. Оказывается, он нашалил в школе, и учитель побил его, даже сломал об него указку. Отец забрал парня домой, молча привёз, заставил умыться, переодеться, накормил. Потом завёл в комнату, которая закрывалась изнутри, и отшлёпал ремнём.
Мы с Раушан стучим в дверь, кричим:
– Открой, не бей!

Отец вышел и выбросил ремень. Мы было сунулись пожалеть брата, но тот нас погнал, видимо, было стыдно.

Почему написала, что наказал мудро? Потому что если бы отец в запальчивости сразу наказал Мерангали, тот не стал бы есть, а папа переживал, что сын голодный. А так, умытый, накормленный, – обижайся сколько угодно.

У каждого из нас свои воспоминания об отце, своё восприятие прошлого, но всех объединяет благодарность к нему за то, что сохранил нас как семью, дал всем чувство, что у нас есть свой дом. Я это осознала в интернате, в пятом классе. Уже писала выше – с нами учились дети из детдомов, которые в выходные оставались в школе. А мы в пятницу после обеда бежали в комнаты за вещами – и на автобус, домой! Бежали без оглядки, с радостью.

Но однажды я оглянулась и увидела, как эти «хулиганы» стояли у забора и грустно смотрели на нас, удиравших из интерната. И тогда до меня дошло: а ведь им-то идти некуда, их никто не ждёт.

После смерти мамы все заботы по дому легли на плечи отца и старших Зои и Омира. Мы тогда жили в своём доме, и после школы они и воды натаскают, и уголь принесут. Омир всегда вставал первым рано утром и топил печь, чтобы дома было тепло, когда мы, младшие, проснёмся.

Отец в то время ещё работал на шахте и однажды не пришёл со смены. Зоя с Омиром испугались – вдруг что-нибудь случилось – и побежали к нему на работу. Оказалось, пришлось остаться на вторую смену, а телефонов, чтобы сообщить, тогда не было. Отца вызвали наверх, к детям, и он на них накричал.

Зоя говорит:
– Мы бежали домой и чуть не плакали – то ли от обиды, что отец накричал, то ли от радости, что жив.

Наши старшие брат и сестра, похоронив маму, конечно, боялись потерять и отца.

После этого случая руководство шахты узнало, что отец один воспитывает семерых детей, и больше его никогда не оставляли на вторую смену.

Раньше в доме не было водопровода, и за водой Зоя с Омиром ходили на водокачку. Однажды зимой Зоя провалилась в прорубь по пояс, и, вместо того чтобы сразу бежать домой, она, вся мокрая, всё-таки дошла до водокачки, набрала воды и только потом вернулась. В итоге сильно простыла, месяц проболела.

Тогда Зоя впервые увидела, как отец плакал. Он сказал:
– Я не плакал, когда жена умерла, но если ты умрёшь, я тоже не хочу жить.

Выйдя на пенсию, отец работал в школе завхозом и истопником. В двухэтажном здании было более двадцати печей, и все их надо было протопить к утру, а это значит – сколько золы вынести и сколько угля натаскать! Зоя с Омиром после занятий помогали ему.

– Натаскаем вёдра с углём, рук не чувствуем, а отец даст нам по монетке, и мы бежим в кино. Правда, засыпала там иногда от усталости, – рассказывала Зоя.

Омир после школы поступил в политехнический институт. Работал инженером на шахте, главным энергетиком на мясокомбинате, учился заочно в Ленинградском институте холодильной промышленности. На ВДНХ даже висел его портрет как изобретателя и рационализатора. Особой его страстью были книги, покупал их с детства.

– На ту же монетку я куплю пирожок, а он – книжку, – вспоминала Зоя.

В комнате Омира отец потом сделал полки во всю ширину стены и до потолка.

– Чтобы хорошо знать автора, надо читать все его произведения, – говорил Омир. Благодаря ему мы все пристрастились к чтению.

Чтобы помогать отцу, Омир перевелся на вечернее отделение института и работал на шахте. С его помощью отец купил стиральную машину «Алма-Ата», телевизор «Рубин». Радиола, велосипед, коньки, фотоаппарат – это тоже всё Омир. Когда увлёкся фотоделом, научил и нас фотографировать, проявлять плёнки, печатать фотографии.

Он заботился о нас, даже когда мы все выросли, поэтому после его смерти у меня было чувство, будто я второй раз отца потеряла.

Стирать, убирать, купать нас в бане приходилось Зое. Чего это стоило 15-летней девочке, можно только догадываться.

Мерангали по-своему тоже заботился о нас. После окончания восьми классов, уходя из интерната, когда я только пришла в первый класс, он учил меня драться.

– Если тебя обидят и будет больно, не бойся дать сдачи!

И это действительно мне пригодилось. Помню, после армии он приехал к нам в интернат в морской форме, и я с гордостью говорила, что это мой брат. Как же мне завидовали!

Жизнь в интернате – отдельная история, было тяжело, но всё же я вспоминаю то время с теплотой.

Там мы одновременно учились втроём. Сначала Мерангали, Дюсен и Раушан. Потом Дюсен, Раушан и я. Затем Раушан, я и Миргали. Я всегда знала, что меня есть кому защитить.

– Если бы не советская власть, я бы вас не вырастил, – говорил отец.

Круглосуточный детский сад, интернат на полном государственном обеспечении: нас полностью одевали, от белья до зимних пальто и обуви, летом – отдых в пионерских лагерях.

Все мы учились хорошо. Дюсен много читал, мог за ночь прочесть книгу, пока Омир в ночной смене, и положить на место, чтобы тот не ругал. После школы поступил в Алма-Ате на физический факультет университета. Сейчас живёт в Свердловской области, занимается астрофизикой.

Раушан, моя сестра и самая близкая подруга, тоже любила читать. Спрячется с книжкой то на чердаке, то на крыше, то за домом – не дозовёшься. Шила куклам одежду, после школы работала в ателье и до сих пор хорошо шьёт. Окончила экономический факультет нашего университета.

Младший брат Миргали всегда был рядом со мной. У него такие же золотые руки, как у отца, всё умеет. В детстве хорошо рисовал, занимался фотографией. Сейчас он электрик шестого разряда, знает все строительные и сантехнические работы.

Я всегда старалась находиться рядом с отцом, мне было интересно наблюдать, как он чинил утюг или плитку, подшивал валенки, как чистил печь от золы и сажи. Любила ходить с ним в магазин. Осенью на базаре в старом городе очень вкусно пахло алма-атинским апортом, одно большое яблоко мы еле съедали вдвоём.

Помню смешной случай. Мне тогда было лет семь-восемь. Однажды к нам домой пришла какая-то бабушка, поговорила с отцом и ушла. На вопрос, зачем приходила, отец сказал:
– Завтра она придёт с чемоданами, будет у нас жить.

На следующий день отец ушёл по делам. Не знаю, где были остальные, но мы остались вдвоём с младшим братом. Помня, что к нам должна прийти какая-то чужая тётя, я закрыла все ставни, входную дверь и с младшим братом залезла под кровать. Рассуждала так: если та бабушка придёт и увидит, что дома никого нет, то развернётся и уйдёт.

Сколько сидели под кроватью, не помню. Через некоторое время вернулся отец и видит – дом закрыт, ставни закрыты, нас нигде нет. Стучит – никто не открывает. Собрались соседи, никто ничего не знает. Отец испугался и чуть не снёс дверь. А я-то думала, что это та тётка ломится к нам в дом. Только когда услышала голос отца, открыла дверь и чуть вместе с ней не вылетела на улицу.

– Что случилось? Почему закрылись?

Я вижу, он без тётки – и в слёзы:
– Ты говорил, что к нам придёт жи-ить…
– Кто придёт?

Оказалось, та женщина приходила пригласить в гости, а он пошутил и забыл. Вот эта шутка против него и обернулась.

У отца был брат-близнец Кенжегали, работавший учителем. Его арестовали в 1937 году за высказывания о свободе вероисповедания и осудили на десять лет исправительно-трудовых лагерей в Амурской области. Вернулся он оттуда благодаря нашему отцу, но это отдельная история.

Семья дяди Кенжегали жила недалеко, и он изредка к нам заходил. Посидят вдвоём с отцом, помолчат. Разговора мне не слышно, хотя сижу рядом. Наверное, близнецам и не нужны слова – так понимали друг друга.

По прошествии времени многое видится совсем в другом свете, осознаёшь, как тяжело пришлось отцу. Когда мама умерла, ему предлагали отдать нас в детский дом, или младших взяли бы родственники. Никого никому не отдал. Он пережил маму на 19 лет, всех нас вырастил, мы все выучились.

Из своих братьев наш отец ушёл последним. В старости он говорил:
– Если я до сих пор жив, то только потому, что жил ради вас.

В прошлом году исполнилось сорок лет, как его нет, но пример отца, как надо жить, не боясь трудностей, помогать близким и заботиться о них, навсегда сплотил нашу семью. Я и не представляю, что может быть по-другому.

Из письма Сайран С.,
г. Караганда, Казахстан
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №23, июнь 2019 года