– Карен, в одном из интервью вы сказали: «Лучшие поводы для шуток берутся именно из жизни». А кто пишет для вас юмористические номера?
– У меня несколько авторов. Первый – Георгий Териков. Именно он в восьмидесятые годы вытащил меня из Баку. Я тогда уже был популярен в городе, в котором родился. Выступал на телевидении, снимался в кино и играл в театре. Однако рамки Баку меня сдерживали, стало некуда расти, а ведь мне было всего двадцать шесть лет. Но я познакомился с Георгием Териковым, получил приглашение в его программу «Парад пародий», где собирались лучшие пародисты Советского Союза: из Москвы, Ленинграда, а Закавказье представлял я один. (Смеётся.) Благодаря этому в моей жизни появилось Центральное телевидение. Выступал в программах «Шире круг» и «Вокруг смеха». Тогда главным редактором программы «Шире круг» работала Ольга Борисовна Молчанова, и все нынешние звёзды, начиная с Филиппа Киркорова, Александра Серова, Юрия Лозы и Валерии, именно этой женщине обязаны своим появлением на экранах. Да и «Вокруг смеха» смотрели все. Подобные программы невозможно было пропустить. Таким образом я оказался в Москве и остался здесь. Это абсолютно мой город, да и Москва приняла меня очень тепло, здесь я не почувствовал себя чужаком. Как-то у меня всё легко получалось. Есть, наверное, в этом элемент везения. (Смеётся.) Для меня как артиста это немаловажный фактор. И ещё, если говорить об авторах, которые пишут мне тексты, то это Лион Измайлов, Леонид Натапов. Из молодых – Наталья Коростелёва, Юрий Хвостов, Алексей Щеглов и Игорь Зайцев. Однако любой номер, сочинённый автором, я, как костюм, подшиваю под себя, дополняю собственной индивидуальностью. То, что видит зритель, – результат совместной работы.

– Подвергаете тексты редактуре и переработке?
– Если обнаруживаю в монологе что-нибудь из разряда «юмора ниже пояса», то стараюсь от этого избавляться, даже если шутка действительно смешная. Это своего рода самоцензура, и она меня обычно не подводит. В общем, когда чувствую, что с предложенным текстом мне комфортно, тогда представляю его публике.

– Артисту разговорного жанра надо уметь удерживать внимание публики, ведь он выступает один, без поддержки. Как вам это удаётся?
– Наверное, я харизматичен. (Смеётся.) И, что немаловажно, у меня очень запоминающееся лицо. Помню свои первые эфиры в программах «Шире круг» и «Вокруг смеха», после которых проснулся знаменитым. Захожу в метро – и меня все узнают, прежде всего, конечно, благодаря носу и бровям. (Смеётся.) Индивидуальные внешние данные тоже имеют значение – это для того, чтобы тебя запомнили. А если ты вдобавок хорошо работаешь, то тебя ещё и полюбят. Так что любовь надо заслужить, а вот внешность нам достаётся благодаря папе с мамой.



– Как бы вы описали свой сценический образ?
– Меня ассоциируют с Кавказом, отсюда и родился тип маленького южного человека. Евгений Ваганович Петросян как-то раз предложил мне избавиться от этого концертного типажа: «Ты же, – говорит, – Карен, окончил русскую школу, прекрасно владеешь русским языком, говоришь без акцента. Отходи потихонечку от этого образа, работай, как все другие русские актёры». Но я ему возразил: «А внешность куда дену? Зрители мне не поверят, если стану изображать мужичка-простачка. Это же совершенно другая органика». Вообще я самокритичен и самоироничен, не боюсь посмеяться над собой. А это немаловажно для артиста – не быть самовлюблённым.

– Помните, кого именно вы спародировали в первый раз?
– Я тогда был ещё ребёнком! (Смеётся.) Моя первая пародия состоялась, когда учился в пятом классе. На экраны вышла сказка «Морозко», и я изобразил артиста Георгия Милляра, который сыграл Бабу-ягу. (Карен Аванесян тут же перевоплощается в Милляра и очень смешно его пародирует.) Потом был обожаемый мною артист Владимир Абрамович Этуш, его герой из «Кавказской пленницы». Он так точно показал кавказца, что это вызвало у меня абсолютный восторг. Долго не мог поверить, что он на самом деле россиянин, москвич, что родом не с Кавказа. (Смеётся и изображает Саахова.) Ну и конечно, как обойтись без пародий на учителей в той школе, где я учился. Розыгрышей, связанных с этим, было немало. (Смеётся.)

– Актёрская профессия предполагает драматическое искусство, работу в театре, но вы выбрали именно разговорный жанр. Почему?
– В драмтеатре я не работал, но работал в Театре музыкальной комедии, где допустим гротеск. Я люблю буффонаду и эксцентрику. С Театра музкомедии начинал свою творческую жизнь, будучи при этом ещё студентом второго курса театрального института. Но позже понял, что театр – это не совсем моё. В театре своя дисциплина, свои закулисные войны, это не по мне. Вдобавок я уже пробовал себя на эстраде и понял, что могу обойтись без репертуарного театра. В результате открыл свой театр одного актёра, в котором работал как пародист. Мой спектакль назывался «Судите сами». И чем больше этим занимался, тем больше убеждался, что эстрада – это моё. Вдохновителем идеи театра одного актёра был великий Аркадий Исаакович Райкин. Но я понимал, что таким, как он, мне никогда не стать. А вот стремление поработать в жанре моноспектакля у меня родилось ещё в детстве. Меня ещё в юности порой просили просто улыбнуться, потому что моя улыбка уже вызывала смех. (Смеётся.)

– Родителей долго пришлось убеждать в том, что вам подходит такая профессия?
– Моя мама несостоявшаяся актриса, она мечтала об этой профессии, но ей не разрешил отец. Он был строгих нравов и сказал: если станешь актрисой – у меня больше нет дочери. Однако она сделала всё, чтобы передать мне любовь к сцене. Так что я актёр по наследству. Мой отец тоже не хотел, чтобы я стал актёром, однако, ещё будучи школьником, я занимался в двух кружках – рисования и детском театре. Папа вообще-то видел меня художником. Говорил: «Негоже, чтобы над моим сыном смеялись, как над клоуном». Но ведь в работе клоуна нет ничего плохого, не говоря уж о смехе.

– А чем занимались родители?
– Я из рабочего класса. Папа работал на нефтеперерабатывающем заводе, а мама – на ткацкой фабрике.

– В одном интервью вы сказали, что уже во взрослом возрасте вам пришлось учить армянский язык. Но как же так? Разве армянский для вас не родной?
– Для этого надо знать, что такое город Баку советской эпохи. Там проживали десятки национальностей, и основным языком общения служил русский. Мы дома всегда говорили по-русски. И для меня русский всегда был родным. А армянский я до сих пор изучаю. (Смеётся.) Моя нынешняя супруга родом из Ленинакана (ныне Гюмри. – Ред.), она армянка, и я часто приезжаю в Армению выступать, поэтому язык мне необходим. Но при этом лишь недавно научился читать и писать по-армянски. Мой папа окончил русскую школу, и многие бакинские армяне были русскоязычными. Например, Евгений Петросян, который тоже родился в Баку. У всех нас была хорошая русская школа. Вот почему мы стремились реализовать себя не в Баку или Ереване, а именно в Москве, где основной язык – русский. Ну а теперь Москва – мой город, я не могу без него, и даже если уезжаю, меня тянет обратно в Москву.

– Как бы там ни было, но на переезд в столицу надо было решиться.
– По тем временам в Баку я зарабатывал сумасшедшие деньги, потому что работал ведущим на свадьбах и прочих торжествах. Я был самым модным парнем среди бакинских армян. При средней зарплате в 150 рублей зарабатывал 1500. Бросить всё это и уехать в Москву, в никуда, – это, конечно, выглядело идиотизмом. Так вот я оказался тот самый идиот, который всё бросил и уехал. (Смеётся.) Единственным знакомым в Москве был мой друг, который жил в общежитии Автодорожного института. (Смеётся.) У него я и нашёл свой первый причал.

– Что же было дальше?
– Сразу стал звонить на телевидение, во все редакции, и предлагать себя. Я очень хотел остаться в Москве, ведь это не только деловой город, это ещё и классная тусовка. И однажды мне позвонил администратор замечательной певицы Маши Распутиной. Так я стал выступать на её концертах в качестве конферансье. И при этом делал политические пародии, тогда это уже было разрешено. Выступление с Машей на тот момент оказалось хорошей поддержкой. Потом меня увидел Филипп Киркоров, и в свободное от Маши Распутиной время я работал с ним. Потом стал работать конферансье у Валерия Леонтьева и Алексея Глызина. И ещё – у потрясающей женщины, певицы Ирины Понаровской. Я очень дорожу этим периодом работы с ней. Она удивительная. Так что со временем у меня уже появились связи на телевидении. И, конечно, большую роль сыграл мой мэтр и наставник Евгений Петросян.

– Родители вас видели на сцене?
– Да, видели. И папа, конечно, гордился мной. Когда впервые увидел меня по телевизору, очень растрогался.

– Значит, на профессии художника больше не настаивал?
– (Смеётся.) Художник во мне живёт и сейчас, я рисую шаржи на друзей. Мне это и в детстве нравилось. Когда тебя из-под палки заставляют – это одно, а когда тебе самому нравится – другое. Рисовать я всегда любил так же, как и выступать на эстраде.

– Ваша супруга – не актриса?
– Мы познакомились в салоне красоты. Я просто ходил стричься в салон и увидел девушку, очень молоденькую. Она занималась маникюром. Подошёл познакомиться, она меня узнала, смотрела мои выступления по телевизору. Поначалу у нас не было ничего серьёзного, она хотела для себя другого мужчину, так что замуж за меня не собиралась. Нона жила в Москве, а её родители – в Армении. Когда я познакомился с её родными, то меня поразило, как общаются в этой семье. Невестки для свекрови были как родные дочери! Я был тронут тем, как все замечательно относятся друг к другу. Ну и как-то так всё закрутилось, стали ближе друг к другу, и вот мы вместе уже много лет.

– Чем она сейчас занимается?
– Сейчас нигде не работает. Она просто всегда рядом, как мой администратор, повсюду ездит со мной. А её старший сын – мой продюсер и директор, он занимается организацией концертов. И если гастроли длятся дольше трёх дней, то со мной едет жена. Ведь на сцене я должен быть аккуратным, выглаженным, и Нона всегда за этим следит как имиджмейкер. (Смеётся.) Я рад, что у меня такая жена: она и с юмором, и хозяйка хорошая, и красивая женщина.

– Расскажите, как поженились.
– Мы долго жили вместе, но оформить брак никак не могли, потому что я всё время гастролировал. А потом сказал: «Давай узаконим наши отношения». Так получилось, что единственный свободный день нашёлся в мае, как сейчас помню, двадцать четвёртого числа. Мы поженились, хотя май мне совсем не нравился в этом смысле. И я принял решение, что поженимся ещё раз. Поехали в Лас-Вегас. Там женят людей круглосуточно, и мы решили расписаться ночью. В тот день как раз был какой-то праздник, салют, и возникло невероятное ощущение, что это в нашу честь. (Смеётся.) А потом был Иерусалим, потому что мы приняли решение ещё и обвенчаться.

– Карен, оказывается, вы счастливый человек!
– Да, я счастлив в браке, это тот самый случай, когда мужчина всегда спешит домой. Нам вместе интересно по жизни. Два-три месяца мы работаем, потом месяц путешествуем по миру. Нам друг с другом интересно. Но куда бы я ни уезжал, меня тянет в Москву.

– Что можете пожелать тем, кто решил свою профессию связать с разговорным жанром?
– Хотел бы предупредить, что это очень непростая профессия. Эстрада не терпит предательства. Я так говорю, потому что пытался совместить сцену и бизнес. И как только отвлекался, у меня начинались проблемы с основной профессией. Эстрада – это как жена, которую надо любить, не отвлекаясь на других. (Смеётся.) Поэтому я хочу пожелать молодым артистам идти вперёд и не останавливаться. В этой профессии ты либо получишь всё, либо ничего. Даже в своём возрасте я продолжаю учиться. Свои монологи всё время перечитываю, нахожу новые нюансы. Ведь чем отличается театральный артист от эстрадного? В театре роль длится несколько часов, и образ за это время претерпевает изменения. Допустим, в первом действии он добрый, а в конце спектакля – наоборот. На эстраде нет такой возможности, потому что монолог длится десять-двенадцать минут. И за эти минуты в гротесковом стиле нужно показать развитие персонажа. Так что в нашей профессии не все становятся звёздами.

– В «Ералаше» вы однажды сыграли роль Хоттабыча. О чём бы вы его попросили?
– Даже не знаю… (Смеётся.) У меня на сегодняшний день всё есть. Я не молодой, не начинающий артист. Впрочем, есть одно желание. Это то, что вижу во сне: вернуться в детство, на час или на день. У меня ностальгия по тому времени. Но чтобы потом вернуться обратно, потому что ничего менять в своей жизни не хочу. Я, наверное, правильно прожил свою жизнь. Не помню, чтобы совершил какие-нибудь ошибки… Единственное – может быть, надо было раньше создать семью. Но ведь я тогда решал другие проблемы – покорял Москву, и у меня не было своего дома. Я не хотел жениться на москвичке и зависеть от её квартиры. Я никогда не был одинок, но очень хотел жениться один раз и навсегда. Так что у Хоттабыча я бы попросил, чтобы он ту жизнь, которая у меня сегодня, перенёс на несколько лет раньше. Чтобы я раньше разобрался со своими проблемами и раньше встретил свою любимую Нону. И чтобы Хоттабыч берёг мой очаг. Всем читателям газеты «Моя Семья» и их семьям я желаю того же. У вас прекрасная газета, в которой затрагиваются вопросы семейных ценностей. Желаю всем добра, удачи и счастья!