Я не поддерживаю теорию Чарлза Дарвина, что человек произошёл от обезьяны. Лично я произошла от рыбины или от какого-нибудь морского чудовища. Плавать в море для меня так же естественно, как ходить по суше, даже легче и удобнее, потому что в море нет таких препятствий, как дверные косяки, углы, ступени и бордюры, с моей координацией это важный момент.

Мой сын Стёпка произошёл от меня, поэтому в воде ему тоже безопаснее. Десять дней он нырял в море со скал греческого острова Лефкас, совершая головокружительные кульбиты и не получив не единой травмы при этом. Один раз даже схулиганил и прыгнул в бассейн отеля с балкона нашего номера, последствия были только административного характера.

Зато на суше не проходит и дня без какого-нибудь увечья. Вы способны сломать себе нос, просто повернув голову в сторону? А он способен, если на пути его головы находится выступающий угол в стене. И кто этот угол поставил туда в нашем номере в этот день – непонятно.

В другой раз застала своего шестнадцатилетнего сына сидевшим на полу и выковыривавшим из нёба пружину от шариковой ручки.

– Стёпа, зачем ты её туда вкрутил? – спрашиваю в ужасе.
– Я что, на дурака похож, специально её туда вкручивать? – злится сын. – Просто споткнулся и упал ртом на пружину. Вечно ты свои ручки разбрасываешь.

Я не стала уточнять, на кого похож человек, способный упасть на ровном месте, да ещё на открытый рот.

– Когда я падал, заорал, соответственно, вот рот и открылся, а она вонзилась! Непонятно, что ли? Я хотел её выкрутить, но оказалось, что кручу не в том направлении, и вкрутил её в рот ещё глубже, надо было не по часовой стрелке крутить, а против часовой…
– Умоляю, Пьер Ришар, хватит подробностей, а то сойду с ума! Выкручивай её, прополощи рот ракией, и пошли на море.

В общем, в море нам как-то спокойнее. А в Ионическом море даже утонуть нормально не получается, в нём такая концентрация соли, что при нырянии оно, словно батут, выбрасывает тебя обратно на поверхность. Правда, и плыть по нему дольше, чем, допустим, по Чёрному морю: всё плывёшь-плывёшь, а как будто на одном месте, такой вот «сопромат».

Однако мне всё-таки удавалось заплывать так далеко, что друзья на час, а то и на два, теряли меня из виду и порой, отчаявшись дождаться, уходили с пляжа в отель на ужин.

В один из своих заплывов я вошла в море ещё засветло, на берегу оставались мои полотенце и шляпа, а неподалёку от вещей сидела влюблённая парочка. Влюблённые были похожи на изваяние, застывшее в поцелуе, они сплелись руками и ногами в сложный узел и сидели неподвижно, словно на них бросила взгляд Медуза горгона и обратила в камень. Однако я подплывала к берегу уже в полумраке, и мои заколдованные ожили, а возле них даже бегал ребёнок. «Сколько же меня не было, – удивилась я, – если они успели обзавестись малышом?»

Но гораздо больше удивилась сама парочка, даже прямо-таки испугалась, завидев меня, выползавшую из воды в темноте, потому что это были, оказывается, уже совсем другие люди. Они сидели на берегу уже около часа, и за это время в море на их глазах никто не заходил, и из моря они, разумеется, никого не ждали.

В пользу моего морского происхождения говорит ещё и тот факт, что на суше я панически боюсь темноты. Даже на хорошо знакомой мне даче мой друг специально повесил дополнительные прожекторы с датчиками движения, чтобы я спокойно могла преодолеть пятьдесят метров пути от баньки до крыльца дома, не опасаясь вурдалаков, выпрыгивающих на людей из темноты леса.

В ночном же море, среди скал, я плаваю совершенно бесстрашно, и меня не смущает, что подо мной сто метров тёмной воды с морскими чудищами.

На греческий остров Лефкас, или, как он ещё называется, Лефкада, мы с сыном прилетели в компании наших товарищей – Мишки и Ярика. По одной из версий, именно на этом прекрасном Белом острове родился Одиссей, а вовсе не на соседней Итаке. Ну, спорить не стану, в это путешествие мы отправились не за культурно-историческими ценностями, а исключительно на охоту за новыми пляжами, так постановил наш капитан Мишка.

И хотя пляж у нашего кемпинг-отеля был изумительный, Мишка оказался патологически непоседлив и каждый день заставлял нас вставать в семь утра и отправляться на арендованной машине в поисках всё новых и новых мест. Нередко спускаться к морю нам приходилось самыми крутыми и опасными горными тропами, через колючие кусты, а камни из-под наших сандалий сыпались в пропасть.

Иногда мы бунтовали против Мишки и скандировали: «Долой Флинта! Свобода и воля!» – но когда видели очередной великолепный пляж, смирялись и снимали перед капитаном свои бейсболки и панамы.

Я занимала должность кока, Стёпка был юнгой, Ярик – штурманом. Новые пляжи он выбирал, запуская над островом квадрокоптер, летательный аппарат с камерой, и потом отслеживал на телефоне особенно дикие и красивые места.

Посетили мы и знаменитый пляж Порто Кацики под высокими нависающими скалами. Протяжённость его впечатляла, вода была прозрачна, как жидкое стекло, а с высоты горы казалось, что люди в море не плавают, а парят в изумрудной дымке. Правда, парило их там такое количество, а спуск и особенно подъём по железным лестницам был таким изматывающим, что мы предпочитали мини-пляжики в заливах между скалами, размером на одну компанию.

Это местечко мы присмотрели с дрона уже давно и всё никак не могли до него добраться. Но в тот день твёрдо решили посетить, уж слишком оно было загадочным, почти фьорд с подковообразным пляжиком в окружении зелёных скал.

Подробностей этого места мы ещё не знали, а спустившись, издали дружный вопль изумления и восторга: на белой гальке пляжа и на маленьких островках в воде таинственно и тихо стояли фигуры из камней, прямо как моаи на острове Пасхи, с той лишь разницей, что древние истуканы огромные и монолитные, а эти создания были собраны из разновеликих камней и держались друг на друге с помощью какой-то колдовской силы.

Невозможно было поверить, что каждый последующий камень стоит на другом, опираясь на поверхность только острым краешком, как балеринка на одном носочке пуанта, а сверху на нём другой массивный камень и снова пуант. Это против всех законом гравитации, эти камни умели держаться за воздух!

– Такого быть не может! – я бросилась к фигуркам. – Они или приклеены друг к другу каким-то раствором, или нанизаны на металлические стержни, как бусины на нитку.

Я дотронулась до одного из почти висящих в воздухе камней, и он, легко отделившись от композиции, остался в моей ладони.

– Ты варвар! Разрушительница! – накинулся на меня сын.
– Спокойствие, – испуганно пролепетала я, – сейчас поставлю его на место.

Поставить его на место я пыталась около получаса, отыскивая точку опоры и верный баланс. И это был только один камень, о котором я точно знала, где он стоял. Но кто и каким образом построил остальные сложные конструкции, и почему их не рушат ни ветер, ни волны? Колдовство!

Мы недолго наслаждались одиночеством, постепенно на пляж стали спускаться другие люди, и, судя по их потрясённым возгласам при виде скульптур, они тоже были случайными посетителями пляжа.

Мы изменили своим традициям и, влюбившись в это место, приезжали сюда несколько дней подряд. То же самое делали и другие отдыхающие. Мы даже успели подружиться, начали общаться почти на эсперанто, потому что все были из разных стран – итальянцы, болгары, немцы, греки с материка и мы, русские.

Впервые в жизни я увидела вживую морскую звезду, вытащила её на скалу и, желая поделиться находкой, стала звать иностранных детей:
– Бэби, бэби! Ред стар!

Дети косились на меня с опаской.

– Они не бэби, а чилдрен, – поправил меня Мишка. – Бэби – это младенец. Ты их пугаешь своим «бэби ред стар», они думают, что странная тётя родила морскую звезду.

Потом уже все, кто нырял в масках, находили и тащили на берег морских звёзд, чтобы с ними сфотографироваться. Эти звёзды не похожи на те маленькие засушенные звёздочки, которые мы видим в сувенирных наборах с ракушками. Наши были оранжевыми и алыми, крупными и напоминали человеческую кисть с пальцами, которые двигались произвольно, собираясь то в щепотку, то растопыриваясь или закручиваясь кудряшками.

Я обложила своё тело звёздами для фотосессии, а Стёпа нервно одёргивал меня:
– Не надо, мама, они сильно присасываются. Я читал в интернете, что иногда они присасывались намертво и людей везли в больницы, чтобы отодрать их от звёзд.

Наш подробный и педантичный Ярик собирал всех звёзд и относил их обратно в море именно в те места, где поймали каждую, ворча себе под нос: «У, живодёры!»

Надев новомодную телескопическую маску, я увидела морское дно в таких подробностях, словно посмотрела фильмы Жак-Ива Кусто, и была поражена, какие полчища морских ежей скрываются в каждой расщелинке скалы. Спасибо, что Мишка заставил нас купить защитные плавательные туфли, ведь я отлично помнила пронзительную боль, когда в Хорватии умудрилась наступить на ежа голой пяткой.

А вот у Мишки был ещё более горький опыт. На диком пляже Адриатики он в буквальном смысле сел голой попой на ежа, когда решил отдохнуть на скалах.

Но самое яркое впечатление я испытала, заплыв, как всегда, далеко в море и приметив странную чайку. Нет, внешне она обычная, но передвигалась по морской глади, как сёрфингист, стоя на лапах. Я не сразу сообразила, в чём фокус, но, подплыв ближе, разглядела под её лапами нечто вроде плавучего островка.

Чайку совершенно не смущало моё присутствие, я поднырнула и вдруг увидела, что у плавучего островка есть лапы и голова! Оказалось, наглая чайка путешествовала верхом на морской черепахе.

У меня не было с собой фотоаппарата, чтобы предъявить доказательства ребятам, и мне почти никто не поверил из нашей компании. Только Стёпка обычным образом фыркнул:
– Подумаешь, я вчера заплыл за ту скалу и видел, как стая черепах гнала акулу.

В четвёртый и заключительный раз спускаясь на любимый арт-пляж с каменными фигурками, мы решили поснимать их на прощание перед отъездом на родину.

Из всей нашей международной компании, как обычно, мы прибыли первыми, вот только наш любимый пляж выглядел не как обычно. Во-первых, мы уже сверху увидели, что в гавани стояла какая-то парусная яхта, а во-вторых, спустившись к морю, мы обнаружили, что почти все волшебные статуи разрушены. Пришвартовавшись тремя концами к трём главным береговым камням с фигурками, капитан посбивал их до основания, а остальные скульптуры пляжа были разрушены бесновавшимися в воде капитанскими детьми.

Мы мрачно расстилали на берегу свои подстилки, капитан сошёл на берег с надувной лодки, на которой переправился с яхты, на лице его сияла дружелюбная улыбка. Ясно было, что он хотел с нами поздороваться, но, не желая отвечать ему приветствием, я скинула платье и быстро нырнула в море. Ребята тоже отвернулись от капитана, делая вид, будто копались в рюкзаках.

Понятно, что яхта причалила в гавань накануне вечером, очевидно, на ночёвку, и в темноте капитан швартовался как мог. В конце концов, кроме трёх главных камней со статуями зацепить канаты здесь не за что. Он не имел дурных намерений, но мы не смогли справиться со своими чувствами.

А когда ближе к полудню подтянулись остальные наши сопляжники, возмущению их на разных языках не было предела: «Дестроер! Вандало! Гоу хоум! Бэд мэн! Како! Разбойник! Пиенете макриа!» – все называли капитана яхты разрушителем и советовали ему убираться прочь.

Кажется, он наконец понял наш недружелюбный настрой и, отдав швартовы, с постыдно обвисшими парусами, завёл мотор и убрался восвояси.

Какое-то время все мы с грустью смотрели на развалины. Мишка поднял с мелководья небольшой камень, поиграл им в руках, примерился к валуну и, нащупав в нём выемку, попробовал поставить камень вертикально, у него не сразу, но получилось. Приободрившись, он пристроил рядом второй вертикальный камень и водрузил на оба крышу из третьего камня – получились ворота.

Стёпка соорудил на соседнем валуне пирамидку из нескольких плоских камней.

Ярик решил собрать так нравившуюся нам прежде, но разрушенную яхтсменом «задумчивую африканку» – фигуру сидящей женщины, словно бы подпирающей рукой подбородок.

К ребятам с энтузиазмом подключились два болгарина, затем итальянская семейка, греки начали возводить настоящий Акрополь, немцы – строить нечто очень простое, но основательное. Женщины и дети выкладывали затейливые узоры из камешков на берегу.

Мы так увлеклись, что не заметили, как время перевалило за полдень. Началось опасное пекло, но все объединили свои тенты и зонты, детей собрали вместе и спрятали под навесом. Устроили небольшую сиесту, резали сладкие арбузы, мужчины доставали из укромных щелей в скалах спрятанные бутылки с холодным вином.

Часам к пяти вечера наш каменный город был не только восстановлен, но и значительно разросся.

– Нон лашари ровине! – объявил всем глава итальянского семейства, поднимая стакан с вином.
– Что он сказал? – спросила я у Мишки, более-менее знакомого с итальянским языком.
– Что-то про руины, – пытался сообразить Мишка и переспросил итальянца по-английски: – Ду нот лив руинс?
– Си, си! – улыбнулся итальянец. – Нон лашари май ровине дьетро ди тэ.
– Никогда не оставляйте после себя руины, – перевёл нам Мишка.