«Если не гожусь, так и скажите»

Родился Пётр Щербаков в 1929 году в деревне Поздняково Калужской области. Вообще-то Щербаковы жили в Москве. Семья была «правильная», советская, и отца Петра, рабочего ЗИЛа (тогда – АМО), партия в числе двадцатипятитысячников направила в деревню, поднимать целину народного сознания. Пережив войну и оккупацию, чудом избежав расправы карателей, Щербаковы вернулись в столицу.

По следам отца Пётр пришёл на ЗИЛ, работал в конструкторском бюро штамповочно-механического цеха, вечерами учился в автомеханическом техникуме. Получил диплом с отличием и без экзаменов перешёл во ВТУЗ (высшее техническое учебное заведение. – Ред.). Казалось бы, жизненный путь был предопределён. Но в жизнь Петра вмешался случай.

Парень он был озорной, и старшие сёстры (их было три) решили найти ему занятие, отвлекающее от влияния улицы. Одна из них, Шура, за руку привела брата в клуб автозавода, даже не подозревая, чем это может кончиться. Так Щербаков оказался в театральном кружке заводского клуба. И сцена для него стала гораздо притягательнее, чем диплом инженера.

Но поступать в театральный институт паренёк не думал, пока случайно, гуляя по Москве, не увидел вывеску: «Государственный институт театрального искусства имени Луначарского». Словно повинуясь внутреннему зову, Пётр вошёл в здание и заявил первому встретившемуся педагогу: «Пусть ваши специалисты меня посмотрят. Если для театра не гожусь, так и скажите. Я не Катерина, в Волгу не брошусь!»

Как ни странно, собралась комиссия. Щербаков привёл из клуба партнёршу, с которой разыграл сцену у фонтана из «Бориса Годунова», и его взяли. Но так как ГИТИС набирал в тот год студентов только на режиссёрский факультет, Петру предложили поступить сразу на второй курс актёрского. Но с непременным условием – в течение полугода сдать экзамены за первый курс.

Пришлось целые полгода сдавать экзамены по предметам, которые другие сокурсники уже прошли. Вместе со Щербаковым такую же нагрузку несли и два других студента – Борис Владимиров и Вадим Тонков, позже ставшие знаменитыми эстрадными персонажами Вероникой Маврикиевной и Авдотьей Никитишной.

«Потому что у него есть совесть»

После института Петра распределили в театр Группы советских войск в Германии. Отработав там три года, он в 1958 году стал актёром «Современника» – самого передового театра времён «оттепели», выразителя чаяний и дум советской интеллигенции. Театр был отдушиной, неким клубом, где собирались прогрессивные писатели, поэты, художники, шли бесконечные споры, горячие обсуждения. Именно здесь возник опыт самоуправления, когда театром руководили не чиновники, а сами артисты.

Любую роль в «Современнике» Пётр Щербаков воспринимал с восторгом, перевоплощаясь в своего героя так, что порой и узнать его было невозможно. Особенно потрясал он в спектакле «Без креста» по В. Тендрякову, где играл безногого инвалида Киндю. Таких несчастных в России после войны было много, и Щербаков, передвигавшийся на подставке с колёсиками, над которой обрубком возвышался мощный торс с мускулистыми руками, был живым воплощением народного страдальца.

Также яркими работами были его роли в спектаклях «Голый король» по Евгению Шварцу, «На дне» по Горькому. На родной сцене, уже незадолго до ухода во МХАТ, Щербаков сыграл свою лучшую театральную роль в спектакле «Наедине со всеми» по пьесе А. Гельмана. Его герой – привычный для Щербакова партийный работник, но на сей раз этот человек был наделён глубокими чувствами, что убедительно удалось передать актёру.

Выдвинуть Щербакова в парторги было идеей руководителя «Современника» Олега Ефремова. Кому как не Петру с его плакатной внешностью, «чистой» рабочей биографией и человеческим обаянием было ходить по высоким кабинетам, сопровождая своего главного режиссёра. Ему приходилось быть как бы буфером между официальными инстанциями и коллективом театра, считавшегося чуть ли не рупором оппозиции.

Вадим Тонков писал о своём бывшем однокашнике: «Вообще-то в жизни Пётр был вечным секретарём. Сначала комсомольских, а потом и партийных организаций: и на ЗИЛе, и в ГИТИСе, и в «Современнике», а потом и во МХАТе. Он внешне и внутренне, казалось, был рождён для этой должности. Как же он мучился от этого! Но терпел, поскольку понимал: лучше он, потому что он добр к людям, потому что искренен и справедлив, потому что у него есть честь и совесть, потому что он не делал из своих партийных обязанностей дешёвую карьеру».

Пётр Иванович был удивителен и неповторим в этой должности. На своём нелёгком посту очень много делал для «Современника». Одному богу известно, как он находил общий язык с партийными чиновниками, но факт остаётся фактом: театр, который не любили высокие начальники, который постоянно был в опале, продолжал работать. И даже ездил на гастроли.

Однажды «современники» собрались в Швецию, но накануне отъезда руководителя театра Галину Волчек вызвали в КГБ, где заявили, что трое актёров на гастроли лететь не должны. (Двое из этих троих были Кваша и Гафт.) Их нужно срочно заменить. Галина Борисовна отказалась. В театре она объявила, что лично она ни на какие гастроли не едет.

И здесь было важно слово секретаря парторганизации. Щербаков понимал всю тяжесть ситуации, а главное, осознавал, что против собственной совести и мнения труппы идти нельзя. И театр, теряя деньги и нечасто выпадающую возможность заграничных гастролей, остался в Москве. А наутро по радио бодрый голос диктора сообщил устаревшую новость: «Сегодня театр «Современник» вылетел на гастроли в Швецию».

Были парторгу доносы, и, конечно, Щербаков должен был на них реагировать. Но никто этого не чувствовал, не ощущал. Он ничего не делал для себя и даже в новую квартиру переехал только к пятидесяти годам, а до этого жил с мамой и сёстрами.

Вновь парторгом он стал, перейдя вместе Олегом Ефремовым во МХАТ, когда восьмидесятилетняя старейшина театра, замечательная актриса Ангелина Степанова сложила с себя все полномочия.

Два в одном

Его внешность была идеальной, чтобы играть положительных героев эпохи строительства социализма. В молодости он – крепкий, коренастый, с открытым лицом и светлой улыбкой – удивительно напоминал парня с советских плакатов, прославляющих труд рабочих и крестьян.

В кино Пётр Щербаков начал сниматься ещё в середине пятидесятых. В череде второстепенных персонажей случилась и звёздная, знаковая роль – Славка Уфимцев из фильма «Добровольцы» (1958) режиссёра Юрия Егорова. Строитель нового мира, положительный социальный герой, словно сошедший с полотен художников Моора и Дейнеки. До сих пор фильм и его герои не оставляют зрителей равнодушными.

К сожалению, в дальнейшем ролей такого масштаба у Щербакова не было. Режиссёры бесконечно использовали типаж актёра и предлагали играть в основном партработников и начальников разного калибра, военных, бюрократов. Но и здесь за счёт каких-то неведомых внутренних чёрточек, штришков, присущих только ему, актёр делал всех этих секретарей обкомов и райкомов совершенно разными. Он без малейшей фальши умел оживлять даже плакатные образы людей власти.

Режиссёры любили Петра Ивановича, охотно предлагали ему работу, зная о его умении быть в роли серьёзным и в то же время придавать герою неуловимую комедийность. Уникальность актёрского таланта Петра Щербакова раскрылась и в комедиях Эльдара Рязанова: «Служебный роман» (Бубликов) и «Гараж» (муж Аникеевой).

На съёмках картины «И жизнь, и слёзы, и любовь» (1984), где Пётр Иванович сыграл директора дома престарелых Федота Федотыча, все члены съёмочной группы вдруг увидели двух совершенно разных людей. Один, герой фильма, хмурый и бездушный чиновник, который видел в обитателях дома только «контингент». А другой, сам актёр, – обаятельный и душевный человек, который с такой заботой ухаживал за коллегами старшего поколения, что они не чаяли в нём души, особенно легендарный Сергей Мартинсон.

Работая в фильме «Мы из джаза» над ролью старого музыканта Ивана Ивановича Бавурина, Щербаков принёс домой саксофон и даже нанял профессионального музыканта, чтобы потом в некоторых эпизодах играть самому. Для него эта роль очень много значила – впервые после долгих лет актёр играл одного из главных героев.

«Шурка, а смотри, как интересно получается, – заметил он как-то в перерыве между съёмками Панкратову-Чёрному, – если мой Бавурин по сценарию говорит, что видел ещё императора Александра Второго, а в конце фильма живёт в наши дни… Сколько же ему лет? Больше ста?» Интересно, что кроме Щербакова на эту накладку никто не обратил внимания.

Кстати, нью-орлеанский Музей джаза в США купил этот фильм у Советского Союза, и потом, принимая у себя кого-либо из русских кинематографистов, служители музея неизменно расспрашивали об исполнителе роли Ивана Ивановича: «Кто это? Что за маэстро? Почему мы о нём ничего не слышали?»

Блестящими работами были и эпизоды Щербакова, которые запоминались зрителям надолго. Конечно, в кино Пётр Щербаков особенно ярко проявился как актёр характерный. Однако были и другие роли: начальник штаба в «Хронике пикирующего бомбардировщика» (1967), генерал-майор Телегин в эпопее «Освобождение» (1968–1971), капитан Студзинский в «Днях Турбинных» (1976), жестокий уголовник Бондарь в сериале «Следствие ведут знатоки. До третьего выстрела» (1978). Один из тех редких случаев, когда в актёре удачно сочетаются характерное и героическое амплуа.

И жизнь, и слёзы, и любовь

Все близко знавшие Петра Ивановича отмечают его необычайную доброжелательность и открытость. После каждой премьеры – неизменный сбор у него дома. Выпивка, закуска, песни, споры, розыгрыши. Любой праздник Пётр Иванович умел сделать красивым, на Новый год придумывал всевозможные сюрпризы, всем приглашённым делал скромные подарки. Всегда радушный, открытый, улыбчивый, Щербаков умел объединить вокруг себя самых разных людей. Все знали, что Пётр Иванович умеет вкусно готовить, накрыть стол и вообще всё со вкусом обставить.

Он был верным и надёжным другом, всегда готовым прийти на помощь в трудную минуту. Дружил с Евгением Евстигнеевым, со времён ГИТИСа – с Владимиром Земляникиным. Когда умер Евстигнеев, Щербаков не смог пережить потери друга, скончался на девятый день после ухода Евгения Александровича.

В последний год жизни, как и во все предыдущие, он много снимался. На экраны вышли телесериал «Сыщик Петербургской полиции» и сразу три фильма с его участием: мелодрама «Одна на миллион», комедия «Маленький гигант большого секса» и киноновелла режиссёра Игоря Пушкарёва «Ход слонов». В последней ленте Пётр Иванович блестяще сыграл главную роль – человека, никогда не игравшего в шахматы и одержавшего победу над гроссмейстером благодаря интересу к кроссвордам.

Первой большой любовью Петра Щербакова была в середине пятидесятых годов балерина из Одессы. Когда у него выдавался свободный день, Пётр покупал билет на самолёт и летел в город у моря. Покупал на Привозе огромный букет роз и шёл в оперный театр на спектакль. Когда кончалось представление, под аплодисменты зрителей шёл к сцене, чтобы вручить цветы своей любимой. К сожалению, эта романтическая история вскоре закончилась.

В 1962 году в «Современнике» появилась симпатичная билетёрша Галя Лиштванова, на которую положил глаз Пётр Щербаков. Он оказывал ей всяческие знаки внимания, но девушка оставалась неприступной. Разница в 14 лет казалась ей непреодолимым препятствием для возникновения между ними серьёзных отношений.

Вскоре Щербаков женился, очень любил свою жену Нину, но она умерла, когда их сыну Андрею был только год. И тогда Галя, когда-то сказавшая Петру Ивановичу категорическое «нет», неожиданно пришла в его дом и взяла на себя все заботы о хозяйстве и ребёнке. К сожалению, их гражданский брак не сложился. Через два с половиной года беременная Галя ушла от Щербакова, поверив сплетне о тайной связи мужа с другой женщиной. У неё родилась дочь Оля, с которой Пётр Иванович никогда не встречался.

Он вновь женился, на работнице ресторана Валентине Ивановне, которая была старше него. Вторая жена подарила Щербакову машину, избавила от всех хозяйственных забот, растила его сына.

Андрей поступил в студию МХАТа, учился у Олега Табакова, но на втором курсе уехал с друзьями-циркачами в Америку и теперь довольно успешно работает в бродвейских театрах. На похороны отца он не приехал – билеты из Америки слишком дороги.

Петра Ивановича похоронили на Ваганьковском кладбище. На годовщину его смерти в дом к Валентине Ивановне пришли лишь близкие родственники. Из коллег-актёров – только Владимир Земляникин.

Через несколько лет умерла и Валентина Ивановна, которую похоронили рядом с мужем. Галина Андреевна Лиштванова работает главным администратором «Современника», дочь Щербакова Ольга стала театроведом. Обиды на отца у неё нет.