Кюбра-ханум женщина властная и в намерениях своих твёрдая. Поэтому, отведав некогда болгарские вафельные конфеты с шоколадом и арахисом и найдя их вкус восхитительным, решила назвать свою внучку Мореной. Так назывались те конфеты в серебристо-голубой обёртке – «Морена». Невестка, за глаза окрестившая своенравную свекровь Коброй, ей не перечила. Сын, в свою очередь, про себя величавший мамашу Кубышкой, понимал, что неразумно идти наперекор человеку, от которого в огромной степени зависит финансовая подпитка семейного бюджета.

– Морена так Морена. Будем называть её Реной, – согласился он с матерью.
– Нет, лучше Марой, – встряла невестка.
– Мою шоколадку зовут Морена, – тихо, но твёрдо подытожила свекровь.

К несчастью, Морена, подрастая, становилась дурнушкой, за что в школе получила обидное прозвище Мурена. Лицо, густо усыпанное рыжими конопушками, как если бы она загорала через дуршлаг, белёсые реснички, бесцветные глаза – такие называют рыбьими, пегие тусклые волосы. И ни одному мальчику не было видно за её невзрачной внешностью ум и доброту, никому не было дела до её отзывчивости и благонравия. Правда, Морена была высокой и стройной, но это парни замечали, лишь глядя ей в спину. Стоило им увидеть лицо, интерес моментально угасал.

Тем не менее родня активно подыскивала Морене жениха. Хотя и не была она прелестницей, бабушкина безграничная любовь к единственной внучке и обещанное ею богатое приданое увеличивали шансы скорого замужества. Бабушка даже обещала автомобиль, мебель же и всё прочее – само собой.

Интернатура Морены проходила в травматологическом отделении больницы. Однажды к ним доставили молодого человека, в руках которого взорвался сифон для газированной воды – стеклянный такой, в металлическом каркасе. Юноша то ли сдуру, то ли спьяну бросил в сифон кусок «сухого льда» и взболтал. Осколки стекла и металла исполосовали его лицо, руки и грудь, он потерял один глаз, другой был покалечен.

Когда через несколько дней парня перевели из реанимации в палату, у Морены, увидевшей на подушке вместо головы перебинтованный шар с пятнами крови, сердце дрогнуло от жалости. «Бедняга, как его угораздило, – подумала она. – Страшно подумать, что под этими повязками». Ещё через несколько дней, придя в больницу и не обнаружив юношу в палате, она поинтересовалась, куда тот подевался. Неужели увезли домой? Или умер?

Оказалось, его направили в глазную больницу для дальнейшего лечения. Через некоторое время Морена поинтересовалась делами молодого человека. Выяснилось, что парень перенёс несколько операций. К сожалению, его единственный глаз сохранил лишь тридцать процентов зрения – не слепота, но близко.

Морена и сама не понимала, что заставляло её думать об этом юноше и жалеть, она ведь его не знала и, можно сказать, не видела. Да, скорее всего, это была жалость и сочувствие к человеку, который, как и она, обречён жить, осознавая свою внешнюю непривлекательность. Но у него, бедняги, дела похуже. Морена решила навестить парня – может быть, поддержка сверстника, тем более девушки, даст ему силы для выздоровления, уменьшит хандру.

Когда Морена увидела сидевшего в коридоре молодого человека со свежими рубцами на кистях рук и ещё не разбинтованной головой, она догадалась, что это он и есть. Сделав вид, будто оказалась здесь случайно, по своим учебно-медицинским делам, завела разговор.

– Кажется, я вас знаю, дежурила в травматологии, когда вас привезли. Идём на поправку?
– На фиг идём.
– Ну, зачем же так грубо. Вы как будто неплохо выглядите.
– Откуда вам видно?

Морена несколько растерялась и решила не произносить больше обнадёживающих слов, не имеющих смысла в данной ситуации.

– Как вас зовут? – спросила она, хотя из истории болезни имя ей было известно.
– Раньше звали Алтай. Сейчас чаще «бедный мальчик», – не без злой иронии ответил он.
– Ну вот что, бедный мальчик, – неожиданно даже для себя самой серьёзно и твёрдо продолжила Морена, – вижу, вы тут изошли жалостью к себе. Я тоже не красавица. Настолько «не», что меня дразнят Муреной, для девушки это, согласитесь, приговор. Но я точно знаю, что у человека есть ещё одна внешность и её не каждому дано разглядеть.

Они разговаривали в течение трёх месяцев. Подружились. А когда девушка наконец увидела лицо Алтая «во всей красе», к своему удивлению, не испытала ни жалости, ни ужаса. Только слегка защемило сердце, но это быстро прошло. Левый глаз Алтая был стеклянным, правый пересекал ещё красный рубец, такие же рубцы «украшали» щёку и подбородок. Главной бедой была потеря зрения.

– Зеркальце дашь, подружка? – полушутя, полузлясь спросил Алтай.
– Насмотришься ещё. Но, если честно, я ожидала худшего, ей-богу, не вру. Чай ты не баба. Ничего уже не изменить, смотри вперёд.
– Тридцатью процентами? – съязвил Алтай.
– Не цепляйся к словам, будь мужчиной.
– Да, хорошо, что чёртов сифон не взорвался у меня на коленях, – ехидно продолжил Алтай. – Пойдёшь за меня, Настенька? Я тебе аленький цветочек подарю.
– Мазохист!
– А я серьёзно спрашиваю. Я, правда, не могу сосчитать твоих конопушек, но на ощупь их не заметно. Личико у тебя гладкое и нежное, – с этими словами он провёл кончиками пальцев по её щеке. – Ты говорила, что у человека есть иная внешность. Так вот, если судить по ней, ты красавица.

С этими словами он неожиданно обнял и поцеловал Морену в губы.

– А теперь отвали, – вдруг грубо произнёс Алтай, не дожидаясь протеста или возмущения от оторопевшей Морены.
– Ты этого хочешь? – услышал он её обиженный голос. – Если и правда хочешь, отвалю.
– Не хочу.

Морену сбило с толку сопротивление родных. Когда она рассказала им о намерении связать судьбу с почти слепым, но порядочным парнем, отец и мать в один голос ответили «нет!». Отец язвительно добавил:
– При его красе и слепоте он не может быть непорядочным.

Морена была ошеломлена. Она не могла поверить, что это говорит её папа, такой добрый и отзывчивый человек, такой мягкосердечный.

– А ты случайно этому Алену Делону о своём приданом не рассказала? – жестоко уколола её мать.
– А ему не нужна машина! Он слепой. Почти.

Девушка расплакалась и заперлась в своей комнате.

Бабушка, Кобра, Кубышка, впервые в жизни молчала, не вмешивалась, наблюдая за этой сценой. Затем, как всегда властно и твёрдо, произнесла:
– А приданого не будет. Такой возьмёт и без приданого.

Через полтора месяца втайне от родителей Алтай и Морена расписались и, не желая становиться объектом насмешек или сочувствия, скромно отметили это событие в кругу близких друзей. Ещё через несколько дней, к ужасу отца и матери, Морена собрала вещи и перебралась в дом родителей Алтая, где жили и две его сестрёнки.

Нельзя сказать, что поступок сына оказался по душе родителям юноши, они тоже были против этого брака и имели на то свои мотивы. Главный из них – материальное благополучие молодых, точнее неблагополучие. Семья и без того не из обеспеченных, а тут ещё сын-инвалид с молодой женой-студенткой и грядущим потомством. Поэтому вскоре молодым пришлось снять крошечную комнатку.

Через две недели после государственных экзаменов у Морены и Алтая родилась смугленькая светлоглазая девочка.

Бабушка встречала Морену у дверей роддома, будто не замечая её мужа, стоявшего с букетом неподалёку. Когда растерявшаяся Морена позволила ей взять ребёнка на руки, Кюбра-ханум, нежно поцеловав спящую малышку, спросила:
– Ты разрешишь мне поехать с вами, Мореночка?

Девушка молча кивнула.

Алтай был рад примирению жены с её бабушкой. Из рассказов Морены он знал об их прежней взаимной привязанности, но опасался, что женщина неверно истолкует его радость, и вёл себя несколько суховато.

Бабушка стала приходить каждый день, помогала нянчить ребёнка. Однажды спросила:
– А вы позволили бы мне жить с вами?
– Конечно, бабуля. Правда, тогда придётся переставить кроватку, чтобы помещалась раскладушка.
– Зачем раскладушка?
– Как зачем? Мы с тобой откроем диван, а Алтай пока будет спать на раскладушке. Потом что-нибудь придумаем.
– Не надо никакой раскладушки, мои дорогие, – сконфуженно произнесла Кюбра-ханум. – Вот, это для неё.

С этими словами она протянула Морене какие-то бумаги и ключи.

– И не вздумайте отказываться, – продолжала бабушка, прервав возникшую паузу. – Твоя мама видит во мне кобру, отец – кубышку, я всё это знаю. Только ты, моя шоколадка, была честна со мной. Алтай, – повернулась она к зятю, – ты очень счастливый человек, тебя любят бескорыстно. Сумей это оценить.
– Я ценю, поверьте, это взаимно. И именно поэтому не могу принять ваш подарок.
– Разобьёшь моё сердце.

Алтай и Морена с бабушкой и малышкой живут в новой трёхкомнатной квартире. Морена работает в больнице и помогает мужу осваивать программу реабилитации. Бабушка нянчит свою расчудесную правнучку, которая полностью захватила власть над ней. От её сына укатилась кубышка, а от снохи уползла кобра.