СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Родня Самая завидная невеста
Самая завидная невеста
11.10.2019 22:52
Соньку я никогда не брошу

Самая завиднаяСемейство Канючёвых проживало неподалёку от моего родительского дома. Отец Сашка, дядя Вася, работал конюхом в колхозе, мать, тётя Зина, – санитаркой в больнице. Старшая их дочь, Люська, стыдилась больной сестры Сони и на людях избегала с ней находиться. А дома старалась найти любой предлог, чтобы улизнуть на улицу. Если же Люська время от времени и сидела с Сонькой, то только из-под палки.

А вот в лице брата беспомощная Сонька имела грозного покровителя и заботливого опекуна. Сашок, например, без всякого стеснения прилюдно мог высморкать ей нос, смахнуть зелёные сопли на землю.

– Не хватало, чтобы ещё гымаритом заболела, – по-отечески журил он, вытирая руку о свои латаные штаны.

Брат был единственным, кто понимал Сонькину нечленораздельную речь, скорее похожую на мычание.

– Ты, Сонька, никого не боись, – убеждённо заявлял Сашок, и в самом деле готовый ради младшей сестрёнки на безумный поступок. – Любому враз решку наведу.

Был случай, когда подвыпивший сосед дядя Петя Курохтин, проходя мимо, вдруг остановился и необдуманно ляпнул:
– Украду я у тебя, Сашок, твою Соньку и в лес на съедение волкам отдам.

Ему бы лишь языком почесать, а Сашок воспринял угрозу по-настоящему: торопливо схватил сучковатую палку и, сверкая исподлобья глазами, молча на него двинулся.

– Ты чего? – опешил сосед. – Я же понарошку.
– Убью! – пообещал Сашок, замахиваясь.

И взрослый мужик испуганно отступил от греха подальше, ушёл, матерясь на всю улицу.

Когда наступала ранняя весна, мы любили дружной компанией собираться вечерами на лугу у костра, печь картошку и по очереди рассказывать страшные истории. В прогретом воздухе стоял душистый запах оживавших садов, терпко пахло чернозёмом и прошлогодней травой. Огненные блики метались по сторонам, освещая наши раскрасневшиеся лица. Дальше темень сгущалась, и казалось, что там притаился «мертвец из гроба», «чёрная рука» или какой-нибудь другой ужасный упырь, выжидая удобный момент для нападения. Одновременно было сладостно и страшно.

В такие дни Сашок брал Соньку на закорки и приносил на луг. Заботливо усаживал поближе к костру на ватную телогрейку, чтобы не застудилась, и принимался хлопотать вокруг неё: палкой выкатывал горячую картошку из углей, перекидывая с ладони на ладонь, до изнеможения дул, чтобы остыла, потом отдавал сестре.

– Наедайся, Сонька, до отвала, – по-хозяйски рассуждал Сашок, – картоха дюже вкусная, такой дома не бывает.

Скоро её лицо, как и у всех нас, было перепачкано сажей от подгоревшей картошки.

– Вкусно, Соня? – надоедливо приставали мы, как дураки.

Сонька часто-часто кивала и от удовольствия громко мычала, выдувая слюнявые пузыри.

Мальчишка смекалистый, Сашок придумал, как смастерить из старых велосипедных рам коляску. В те тяжёлые времена даже протезы у инвалидов войны были изготовлены из дерева с резиновыми накладками, что уж говорить о настоящей удобной коляске, которую в деревне и в глаза никогда не видели.

Мы упросили колхозного кузнеца дядю Володю склепать разрозненные железки в единое целое. Прокопчённый от постоянной близости к раскалённому горну, атлетически сложённый, в своём толстом брезентовом фартуке он был похож на древнегреческого бога огня и кузнечного дела Гефеста.

Дядя Володя сам настолько увлёкся нашей необычной затеей, что дополнительно подсказал кое-какие мелкие приспособления, отчего коляска только выиграла. Покатав её могучей рукой взад и вперёд, дядя Володя-Гефест дал добро на испытания. Сашок забрался в коляску, и я с гиканьем покатил его в сторону деревенских домов. Проводив нас придирчивым взглядом, кузнец удовлетворённо кивнул и вернулся к наковальне, где ждали заготовки на подковы.

В доме Сашка мы нашли в подполе дефицитную банку половой краски, которую его родители приберегали на крайний случай, и щедро выкрасили коляску в яркий рыжий цвет. В другое время за подобное самоуправство скорая на расправу тётя Зина не только отругала бы своего непутёвого сынка на чём свет стоит, но и надавала бы хороших подзатыльников. А тут как-то непривычно для нас промолчала и только тяжело вздохнула.

Соня стала нашим постоянным спутником. Мы по очереди катали её в коляске по улице, развивая седьмую космическую скорость, только пыль стояла столбом. При этом грозно рычали и звонко бибикали, чтобы какой-нибудь ротозей случайно не попал под колёса. Теперь Соня могла с нами бывать где угодно – на лугу, на речке, в набегах на соседские сады. Могла даже отправиться в путешествие за десять километров в далёкий Мажарский лес за ягодами. Воздух в том лесу особенный, настоянный на лесных травах, знай себе дыши и оздоровляйся.

Должно быть, от этого, а ещё от трогательной заботы любящего брата, Соня к 15 годам стала, хотя и неуверенно, но держаться на ногах. И даже с трудом передвигаться, опираясь на палки, которые ей выстругал Сашок, для удобства обмотав ручки изолентой поверх ваты. Да и внешне Соня сильно изменилась: неожиданно вымахала в рослую пышногрудую девку с приятным лицом. Если бы не болезнь, она бы считалась самой завидной невестой в деревне, да вот беда – ум так и остался на уровне младенца.

Сашок после выпускного класса остался работать в колхозе трактористом. Тогда в сельских школах преподавали механизацию и выдавали «корочки», чтобы заинтересовать молодёжь трудиться на местах.

– Родители не вечные, – по-взрослому рассуждал Сашок, – а Соньку я никогда не брошу.

Сестра их Люська к тому времени вышла замуж и переехала в райцентр.

– Ты бы видел, как Сонька радуется, когда я с работы прихожу, – в голосе Сашка слышались нежные нотки. – Доковыляет кое-как до лавочки и сидит, выжидает. Увижу сестрёнку, и меня аж слеза прошибает.

Беда пришла нежданно. Поздней осенью, когда моросил холодный дождь и промозглый ветер лохматил воробьям хвосты, я на выходные приехал домой из областного центра, где учился.

Ещё от остановки успел разглядеть у дома Канючёвых пёструю толпу односельчан – обычно такое случается на свадьбах или похоронах. Здесь же ничего похожего не было. Неподалёку стояли две машины, «скорая» и милицейский «уазик». Заволновавшись, прибавил шаг.

Дурное предчувствие не обмануло: из дома вывели Сашка в наручниках. Он шёл с низко опущенной головой, как будто специально прятал глаза от людей, стоявших вокруг с угрюмым видом.

Неожиданно раздался душераздирающий крик, от которого все вздрогнули. От крыльца ковыляла Сонька без своих привычных палок, потом упала в лужу и поползла, глотая разинутым ртом мутную воду.

– Да уведите же эту придурочную! – раздражённо крикнул милиционер. – И вы расходитесь, вам что тут, концерт? Человека убили, а они как на праздник собрались.

Сашок было дёрнулся к Соньке, но его быстро повалили на сырую землю, заломили руки за спину, насильно впихнули в «уазик». Машина взревела и, разбрызгивая грязь, уехала, переваливаясь с боку на бок на колдобинах.

Соньку подхватили под руки сердобольные соседи, повели к дому. В это время оттуда вынесли носилки с покойником. Сонька забилась в судорогах, плюнула в синее опухшее лицо с запёкшейся кровью, но лишь обслюнявила свой подбородок.

Оказалось, дядя Петя Курохтин целую неделю без просыпа «гулевал», отчего в его пропитом мозгу что-то замкнуло и он попытался изнасиловать Соньку. Сашок, после трудового дня умывавшийся во дворе, услышал в доме возню и пошёл посмотреть. Увидев пьяного соседа на Соньке, в ярости схватил его за шиворот и отшвырнул в сторону. Насильник ударился виском об угол сундука и мгновенно умер.

Сашку припомнили давнюю детскую угрозу, расценили случившееся как умышленное убийство и дали ему восемь лет строгого режима в мордовских лагерях.

А вскоре на многострадальную семью Канючёвых свалилось новое горе: пропала Сонька. Её искали всей деревней и только к вечеру следующего дня нашли за околицей в бурьяне. Она валялась в канаве, откуда самостоятельно выбраться не могла. Неизвестно почему ей втемяшилось, что Сашок в тюрьме, находившейся от нашей деревни в семи километрах.

После того случая у Соньки окончательно отнялись ноги, но она каждый день старательно выползала на порог, прислонялась спиной к балясине и неотрывно смотрела в сторону, куда увезли Сашка. Ждала. Через год с небольшим она умерла.

Сашок отсидел от звонка до звонка, вернулся худющий, в обтёрханной зэковской телогрейке, с синими наколками на жилистых руках. Сразу со станции он зашёл на кладбище, потом повидался с отцом и матерью и на другой день уехал куда-то на Север. С тех пор о нём не было ни слуху ни духу. Люська похоронила родителей и продала дом, теперь в нём живут другие люди.

Недавно я зашёл на свою страничку в соцсети и вдруг увидел в «гостях» знакомое фото – мы с Сашком, совсем юные, стоим в обнимку у кустов сирени. И послание от него: «Привет, дружище, знаю, что удивлён. Если бываешь у своих родителей на кладбище, будь добр, прибирай иногда и на Сониной могилке. Подробнее потом напишу. Бывай, дружище!»

Но другого послания я так и не дождался. А, собственно, чего я ожидал? Ведь с нашей последней встречи прошло более сорока лет, мы стали уже совсем чужими людьми.

Как же я ошибся! Мне написала Сашкина взрослая дочь: «Папа специально зарегистрировался, чтобы вас разыскать. Он много мне рассказывал о вашей дружбе. К сожалению, он недавно умер от рака и не успел всего написать. Перед смертью папа просил передать вам, что не виновен в смерти того мужчины, просто взял вину на себя, так как боялся, что его сестрёнку отправят в психушку. Извините, страницу удаляю за ненадобностью. Соня».

Михаил ГРИШИН,
г. Тамбов
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №40, октябрь 2019 года