Эта маска для подводного плавания была папина, с толстым, настоящим смотровым стеклом и высоким резиновым бортом по краю. Такими сейчас никто не пользуется – вещь тяжёлая, хрупкая, непрактичная. Мы обе – маска и я – знали, что вряд ли она когда-нибудь ещё почувствует на себе солёную воду, но выкинуть рука не поднималась: в этой маске живут и моё детство, и папа, и море.

Несколько лет после того, как отца не стало, она постоянно попадалась мне в компании своих вечных спутников – потёртого рюкзака болотного цвета с белёсыми разводами и огромных, сорок пятого размера, тяжёлых ластов. Куда бы я их ни засунула, вещи умудрялись выпадать из шкафов совершенно некстати, путаясь под ногами, мешая и словно растеряно озираясь, как потерявшийся старый пёс в поисках хозяина.

А потом жизнь сделала крутой поворот, счастливый на этот раз. Я вышла замуж, переехала и как-то резко, всего за несколько лет, обросла большим и шумным семейством с тремя детьми и собакой. О маске и забыла, а сегодня полезла на балкон за банками для компота, и она вывалилась прямо на ледяной кафельный пол, звякнула возмущённо – но надо же, уцелела! Папа всегда ворчал, если я, выбегая из моря, неосторожно бросала её на галечном берегу:
– Стекло разобьёшь!

Ан нет, ни скола, ни царапины, даже резинка не истрепалась и не потрескалась, хоть сейчас бери – и на Юг, на пляж. Только друзей своих растеряла.

Я вытянула шею и заглянула на стеллаж: так и есть, ни рюкзака, ни ластов не видно, а она всё не сдаётся, ждёт своё море.

Маска появилась у нас в доме, когда мне только-только исполнилось шесть лет. Мы собирались в Феодосию, мама нервничала, пакуя вещи и еду в дорогу, боясь опоздать или что-нибудь забыть. Она и сейчас такая, очень ответственная, не то что были мы с папой – безалаберные, беззаботные.

Толку в сборах от нас всё равно никакого, так что мы помогали как умели, то есть закрылись в комнате и не мешали. Там-то папа и показал мне обновку – набор для подводного плавания. Он примерял маску и трубку, ковылял по ковру в ластах, смешно изображал морского котика, а я сидела на диване, прижав колени к подбородку, и слушала, каких мы с ним увидим рыб и медуз на самом настоящем море.

Пляж, на который мы ходили, назывался дальним – от ближнего, помимо долгой дороги, он отличался не самым удобным входом в воду, большими чёрными валунами по периметру и полным отсутствием людей. Это сейчас все стремятся быть ближе к природе, а тогда уставшие от городского выживания соотечественники хотели на курорте комфорта, лежаков и чурчхелы с пахлавой прямо у моря.

Мы с мамой, если честно, тоже этого хотели: она – полежать и спокойно почитать на пляже, а я – поиграть с девчонками и поесть креветок, мелких, как семечки, которые на ближнем пляже каждое утро продавала очень полная женщина в белом переднике. Но папа уговаривал нас, и мы, нахмурившись, выдвигались.

По дороге заходили на рынок, брали арбуз, огромные грецкие орехи, каждый размером с большой абрикос, горячую кукурузу, загружали всё это богатство в рюкзак и поворачивали на дорожку к дальнему пляжу. Я, уже окончательно проснувшаяся, скакала рядом с отцом, дёргая его за край шорт и засыпая вопросами:
– А мы увидим дельфинов? А поймаем краба, как думаешь?

Мама шла насупившись до самого пляжа, но когда мы доходили до нашего спуска к морю, неизменно выдыхала и улыбалась. Она стояла на пригорке, прикрыв глаза, и вбирала в себя этот наш кусочек Юга: густой запах моря и сосен, плеск волн о галечный берег и крики чаек. А мы с отцом, наспех побросав вещи и прихватив маску, уже бежали к воде.

Плавать за первую неделю я научилась вполне сносно, но быстро уставала, а самая красота начиналась на глубине, поэтому папа сделал мне подобие спасательного жилета, применив пустые пластиковые бутылки из-под лимонада «Буратино». Конструкция вышла громоздкая, двигаться в ней в воде я практически не могла, но и не тонула.

Папа плыл со мной до буйков, держа на верёвочке, как воздушный шарик. Добравшись до места, велел крепко держаться за огромный красный поплавок, а сам нырял на дно за рапанами. Потом мы варили их в огромной эмалированной кастрюле на летней кухне хозяйки, у которой снимали комнату. Тогда их ещё никто не ел, и соседи по домику смотрели на нас с интересом и брезгливостью. Недавно я видела, как рапанов подавали в одном модном ресторане.

Когда папа заканчивал морскую охоту, маска доставалась мне. Я со знанием дела промывала её в волнах, потом лихо плевала на стекло, чтобы не запотевало, – всё, как учили. Папа затягивал мне резинку потуже, я опускала лицо в воду, и мы плыли к берегу. По пути попадались мелкие чёрные и серые рыбки, водоросли, тянувшие к свету свои листья-щупальца, небольшие медузы.

Черноморское побережье не отличается буйством красок, но мне тогда казалось, что я в самой настоящей сказке!

На глубине всегда ждали сюрпризы: то небольшой скат, круглый как блюдце, то семья дельфинов, встретившая рыбий косяк и так увлёкшаяся охотой, что мы остались незамеченными. А однажды у буйка мы попали в стаю огромных, похожих на грибы, прозрачно-фиолетовых медуз. Стоило опустить лицо в маске под воду, и я словно смотрела мультфильм, необычный, немой, завораживающий.

Но папа, позже меня заметив желейные макушки, изменился в лице, побросал наловленных моллюсков и приказал быстро забираться ему на спину. Я заползала неохотно, еле-еле, мне было жаль улова, уплывать сейчас и пропускать свою очередь с маской не хотелось. Канючила и тянула время. Папа прикрикнул на меня, броском подсадил на спину и погрёб к берегу, раздвигая медуз руками. Уже на пляже я увидела, что все его руки в красных пятнах.

Мама охала и прижимала ладони к щекам, а папа смеялся:
– Не волнуйтесь, девочки, у меня кожа грубая, всё как на собаке заживёт.

И хотя на нём и правда необычайно быстро затягивались любые раны, ожоги от медуз не проходили ещё несколько дней, и папа постанывал во сне, если случалось неудачно повернуться. На мне, к слову, не было ни пятнышка.

В тот отпуск папа показал мне, как ловить крабов. Для начала их нужно выследить.

Мелкие иногда встречались у кромки моря, но основная охота происходила у больших валунов. Если у ловца получалось удержаться на склизких от водорослей камнях и замереть, то скоро прямо ему под ноги выползали погреться на солнышке крупные глянцевые особи. Они двигались насторожённо, угрожающе растопырив клешни, но, не почуяв опасности, останавливались – вот тогда-то и надо было их хватать! Быстро протянуть руку и зажать жёсткое тельце обязательно сзади, с хвоста, а то вцепится в палец – мало не покажется.

В то лето у меня не получилось поймать ни одного краба – маленькая была, боялась, больше путалась у папы под ногами. А он ловил. Держал краба двумя пальцами, пока тот возмущённо размахивал клешнями в надежде цапнуть обидчика. Сунешь палочку, он зажмёт её своими «ножницами» и висит, как игрушечный. Главное – не упустить.

Тут уже маска для плавания служила маленьким аквариумом: мы сажали в неё крабика, и я могла рассматривать его сколько угодно. К вечеру папа выпускал его на то же самое место, где поймал. Радостный краб, не давая нам возможности передумать, скрывался под камнями. А мы шли домой наскоро смывать соль под еле тёплой водой и садились ужинать, после чего меня, от усталости уже не чувствовавшую ног, папа нёс на руках.

Они с мамой тихонько разговаривали и смеялись, стараясь меня не разбудить. Я силилась не заснуть, из последних сил разлепляя глаза и вслушиваясь в интересную взрослую беседу, но уже ничего не разбирала, а перед окончательной сдачей сну успевала заметить, как кружатся над головой крупные южные звёзды.

…Муж заглянул на балкон.

– Ты чего тут застряла? Холодно, домой иди.
– Иду. Отнеси на кухню, пожалуйста, – я сунула банки мужу в руки, прихватила маску и позвала сына из детской.
– Максим, откладывай свои прописи, сейчас будем в ванной нырять учиться. В настоящей маске, в дедовской.

Наполнив ванну до краёв и вбухнув туда целую пачку морской соли с лавандой, сын весь вечер доставал со дна игрушки от киндер-сюрпризов, а я сидела рядом и рассказывала ему о море своего детства.