Среди старых открыток больше всего было тёти Олиных. Строчила на все праздники. Понять можно: она тогда с мужем на Крайнем Севере жила, медсестрой работала. Холод, замкнутое пространство, отсутствие свежих овощей и фруктов.

Рукоделием спасались да эпистолярным жанром. Тётя Оля так сама рассказывала, когда приезжала в отпуск к дедушке в Краснодарский край погреться.

Наташа тоже приезжала туда погреться, её отправляли из Москвы на каникулы, только этот дедушка для неё был уже прадедушкой. А тётя Оля – это папина двоюродная сестра. С папой тётя Оля виделась сто лет назад, в последний раз – на свадьбе у какого-то Гарика. Зато она писала папе открытки, а вот он своей родственнице так ничего и не черканул за все годы. Наташина мама говорила, что это свинство – не отвечать Ольге. Но папа каждый раз ссылался на отсутствие вдохновения.

Тогда мама брала тетрадку с адресами, доставала из сумки купленные на почте новогодние открытки и садилась писать поздравления. «Твоя доля», – говорила мама и подвигала Наташе несколько открыток, разделяя свою женскую долю с дочерью. «Можно я сама выберу открытки?» – просила Наташа, желая растянуть время в ожидании вдохновения.

Наташа медленно раскладывала открытки на столе, как раскладывают пасьянс. «Бабушке Маше, бабушке Лиде, дедушке Ване», – перечисляла Наташа причитающихся ей родственников. «Тётю Олю себе бери, – говорила мама, – я ей никто, а ты – какая-никакая племянница».

Летом у деда взрослые тоже не хотели брать себе тётю Олю, и она доставалась детям. Каждое лето там собиралась большая компания родных бабушек и дедушек, двоюродных мам и пап, троюродных детей. Чинили заборы, белили дом, поливали огород, варили варенье, солили огурцы.

На особом положении был прадедушка – он плёл корзины, которые заполоняли всё пространство двора и подбирались к огороду.

В общем, дел хватало, и дети всем страшно мешали, пока не появлялась тётя Оля. Она и сама была какая-то детская, маленькая, худенькая, с густой чёлкой и вздёрнутым носиком. А ещё она была правильной медсестрой, потому как с её появлением все болезни и недомогания исчезали. Затихал прадедушкин громовой кашель, и поясничная боль у огородников проходила. А для разбитых детских коленок вместо зелёнки у Ольги имелась специальная жидкость, которая не щипала. И незрелые абрикосы с яблоками Ольга разрешала есть детям, только их надо было обязательно мыть.

Наташа всегда любила кислое. Она и сейчас выбирает недозрелые, твёрдые абрикосы.

А ещё с тётей Олей им разрешалось лазить на чердак и сидеть в подполе. На чердаке у них были тайный наблюдательный пункт с биноклем кого-то из дедушек и старая икона. В подвале они рассказывали страшные истории, хранили вещественные доказательства существования потустороннего мира и зловещих преступлений. Среди вещдоков числилось зеркало, ведущее в ад, на вид обыкновенное старое зеркало. А ещё кровавая фата убитой невесты – тюль с пятнами ржавчины. Колесо от скифской колесницы, оно же колесо от детской коляски. Дерево добра, спалённое драконом, оно же обгоревшее бревно.

Только вот купаться с тётей Олей детей не отпускали, плавать она не умела. Хотя Ольга говорила – ну и что, зато могу оказать первую помощь утопленнику.

Однажды она купила в аптеке с десяток спринцовок, и началась настоящая водяная война. И когда надоело брызгать друг друга, дети перекинулись на взрослых. Потом детей наказали и уложили днём спать, как маленьких. А Ольга их сторожила – это было её наказание.

Когда прадедушка умер, дом продали, и Наташин летний маршрут изменился. А потом вообще все выросли и постарели. Тётя Оля переехала с Крайнего Севера в Ленинградскую область, и открыток от неё поубавилось, а потом и вовсе один Новый год остался.

Когда умер Наташин папа, тётя Оля продолжала писать маме с Наташей. А с папой, Царство ему Небесное, она так и не встретилась за всю жизнь со свадьбы загадочного Гарика, да и Наташа виделась с тётей Олей только в детстве, как, впрочем, и с остальными папиными родственниками.

Однажды Наташа, отвечая на Ольгину открытку, написала ей свой номер телефона. Через пару недель Ольга позвонила – всё такая же, дом дедушки помнит, и скифское колесо, и фату, и свадьбу Гарика. Кстати, Гарик оказался папиным двоюродным братом Игорем, во Владивостоке с семьёй живёт, сын у него Миша. А Леночка с Ромкой в Новосибирске – это Машины дети. Юлька – в Краснодаре, Танина дочка. Алёшка – в Германии, жена у него из русских немцев. Вика с Ритой в Туле живут. Глебушка – в Америке, Кирюшка – в Калининграде.

Тётя Оля ещё долго перечисляла разбросанных по миру родственников, как бы собирая их снова вместе в дедушкин дом. Наташа точно помнила только Мишку и Вику – они одногодки. Ромку ещё, он отлично рисовал. На день рождения прадедушки нарисовал лошадь на лугу, и все были в восторге. Это был последний день рождения прадедушки, дети устроили настоящий концерт на полтора часа, с тётей Олей две недели репетировали. Дедушка принимался несколько раз плакать, и тогда Наташе не было понятно, отчего он плачет, а теперь понятно.

Она теперь и сама каждый раз сдерживала слёзы на детских праздниках у дочки. И Новый год ей теперь кажется грустным праздником. Может, оттого, что заставляет остановиться и прислушаться ко времени, к прошлому. И последняя минута года, перед боем курантов, ей всегда кажется самой длинной из всего года.

А вот подготовку к Новому году Наташа любила. И сейчас было самое время. Подарки, новое платье, парикмахерская. А встречать можно к дочке поехать или к друзьям на дачу, а можно и дома остаться – соседи обязательно заглянут. И только Наташа села подписать открытку тёте Оле, как та сама звонит, легка на помине.

– Наташа, выручай. У меня путёвка в пансионат, а я руку сломала. Они мне говорят – можно на другого человека переоформить. Может, ты съездишь вместо меня, всего-то на пять дней, с тридцатого по третье января. Место там замечательное, красота, море, горы. Да ты сама знаешь, дедовы края.
– Тётя Оля, да, может, ну её, эту путевку. Давай я лучше к тебе приеду, как ты там со сломанной рукой одна будешь?
– Я нормально, приспособилась. Мне путёвку жалко, всё оплачено, там скидка большая. А если деньги возвращать, то двадцать процентов пропадут. Поезжай, детка, я так рада буду.
– Рада… – Наташа задумалась. – Да я не планировала уезжать из Москвы.
– А я не планировала руку ломать. И путёвка не планировала пропадать. Я вообще не люблю планировать. Действовать надо по обстоятельствам. Ну, ты ведь уже согласна?
– Да вроде бы согласна, – Наташа прислушалась к ощущениям. – Хорошо, только деньги я прямо сейчас переведу.
– Договорились, номер карты я пришлю.

За день до вылета Наташе, как обычно, расхотелось уезжать из дома. Она представила унылую южную зиму, бесснежную, с мелким непрекращающимся дождём, здание советского пансионата из стекла и бетона, панно с изображением переплетённых натруженных рук. Наташа вдруг почувствовала запах подгоревшей каши – значит, завтрак, потому как в обед пахнет тушёной капустой, а на ужин – варёной рыбой. И обязательно столы с замасленными клеёнками. И, конечно, повсюду полуживые отдыхающие с нарушениями системы кровообращения и опорно-двигательного аппарата.

…Сбылось всё, кроме столовой и отдыхающих. Столовая представляла собой скорее ресторан в стиле «а-ля рюс». Да и отдыхающие подобрались в том же стиле – компании, состоящие из нескольких поколений, приехавшие гульнуть по полной, затаренные алкоголем и крикливыми детьми.

Одна я, как дура, думала Наташа, привыкла старших слушаться, зачем вообще согласилась, балда. Надо было деньги ей перевести, а самой дома остаться.

И в ресторане на ужине она оказалась одна за столом. Там ещё сохранилась традиция рассаживать отдыхающих за определённые столы. И официантка предупредила её, что и в новогоднюю ночь она должна будет сидеть за этим столом.

Тут и знакомиться не с кем, рассуждала про себя Наташа, все при деле – жрут, пьют, гуляют, морды красные, довольные. Ещё, говорят, Дед Мороз приедет. Его тут только не хватало. Ладно, напьюсь шампанским да спать пойду.

На следующий день, 31 декабря, Наташа не пошла ни на завтрак, ни на обед, чтобы не расстраиваться. В баре кофе с коньяком выпила, пирожное слопала. Хотела коньяка с собой купить, чтобы вообще из номера не вылезать, а потом передумала что-то, то ли платье новое надеть захотелось, то ли с Дедом Морозом познакомиться.

В общем, явилась она на праздничный ужин. Смотрит, а за её столом бородатый мужчина сидит, закуску поглощает. От неожиданности её аж в жар бросило. А когда Наташа волновалась, она пургу несла.

– Ах, это вы Дед Мороз? – обратилась она к жевавшему бородачу.
– Надеюсь, что не я, – занервничал бородач. – Я, знаете ли, не очень силён в перевоплощении и не планировал в новогоднюю ночь изменять своим принципам.
– Простите, я не хотела напугать ваши принципы. Я и приходить не хотела. Зачем я тут нужна. Лучше я, наверное, пойду.
– Да что вы! – испугался бородач. – Новый год всё-таки.
– Новый год, говорите, а я думала, зачем это тут все собрались, – Наташа продолжала нести пургу. – Вы, наверное, с семьёй приехали, смотрю, стол на четверых накрыт?
– Нет, я один рискнул. Путёвка случайно подвернулась недорогая.
– Вот и мне подвернулась.

В этот момент к их столику подошла худенькая брюнетка в блестящем платье.

– Добрый вечер. А меня за ваш столик направили. Будем Новый год вместе встречать.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, – сказал бородач.
– Вы с мужем? – поинтересовалась Наташа. – Просто тут ещё одно место, вот я и подумала.
– Нет, я одна. Путёвка недорогая, вот я и решила поехать, развеяться.

Так они и дальше вели себя, как могли вести себя люди, случайно оказавшиеся за одним столом. Правда, за пять минут до Нового года влетел всклокоченный мужчина в свитере и по указанию официантки плюхнулся за их столик. «Только с дороги», – объяснил мужчина и мгновенно умял селёдку под шубой.

В половине первого появился Дед Мороз, и начались дурацкие конкурсы. Сначала вызывали по желанию, и Наташин стол спокойно поглощал горячее, потом стали выхватывать кого ни попадя. А потом вообще пошли по всем и по каждому. Это был простой, но мучительный конкурс. За каждым столом решили выявить лучшего певца и чем-нибудь наградить. А условия были такие – спеть свою любимую песню из детства, причём запеть требовалось всем одновременно, но не сговариваясь о песне, то есть чья песня заглушит все остальные, тот и победитель.

Вопли стояли жуткие. Наступил черёд Наташиного стола. Ей не нужно было ломать голову. «Четыре неразлучных таракана и сверчок» – любимая Наташина песня. Они её с тётей Олей на прадедушкин день рождения выучили. Впятером исполняли, Ольга сверчком-дирижёром была.

Наташа и запела её. Поёт, а что другие поют – не слышит. И только где-то на втором куплете поняла, что все одну и ту же песню горланят.

Никто им не поверил, что они не сговаривались, да они и сами не поверили. Правда, дополнительную бутылку шампанского получили на всех.

– Я не понял, что это было? – первым очнулся мужчина в свитере.
– Лично я пела свою любимую детскую песню, – заявила брюнетка.
– А я других и не знаю, – сказал бородач.
– А я знаю другие, просто эта мне больше всего нравится, – сказала Наташа. – Кстати, слова я выучила благодаря моей тёте. И сижу я здесь благодаря ей.
– И я благодаря своей тёте! – настаивала брюнетка.
– А я вместо тёти, – сказал бородач.
– Я не понял, кто кого разыгрывает? – заволновался мужчина в свитере. – Меня тётя Оля сюда прислала. Я на фуре в Подольске стоял, груз только после Нового года обещали, а она звонит, говорит, путёвка пропадает. Ну, мне какой выбор, ехать порожняком во Владик или в Подольске торчать. Вот я и рванул.
– Простите, а вы случайно не Миша? – робко спросила Наташа.
– Михаил я.
– А папа ваш – Гарик? – робко поинтересовалась брюнетка.
– Игорь вообще-то, но все его Гариком звали.
– Мишка, я же Ромка из Новосибирска! – не выдержал бородач. – Помнишь, я тебе такую же лошадь нарисовал, как и дедушке.
– А я Вика из Тулы, только без Риты, помните, у меня сестра родная Рита.
– А я Наташа из Москвы.
– Ну, тётя Оля!
– Во даёт!
– С ума сойти!
– В своём репертуаре!
– Все купились!
– Сожрали с аппетитом ядовитый порошок!

Обратно ехали на Мишкиной фуре. Сначала в Питер к тёте Оле, она и правда руку сломала. Потом Наташу с Вичкой в Москву доставили. Наташа пригласила Вику погостить. А Ромка с Мишкой остался груз ждать, всё равно через Новосибирск ехать.

«Прибавилось груза, – шептал Мишка, лёжа рядом с храпевшим Ромкой. – «Прибыл на Южный полюс, открыл свой сундучок, а там весёлая компания под крышкою сидит».

«Прибавилось груза, – шептала Наташа, устраиваясь на скрипучей раскладушке. – «Поужинали дружно и ложатся на бочок четыре неразлучных таракана и сверчок».

В голове у всех были свои тараканы, но на душе почему-то было легко как никогда.