Когда я была маленькой девочкой, мы с родителями, бабушкой и дедушкой жили в большом красивом сталинском доме на Кутузовском проспекте, все впятером в одной маленькой комнате.

В нашем доме обитало очень много народа, потому что половина квартир тогда представляла собой коммуналки. Народ проживал у нас разнообразный: от творческой и научной интеллигенции до рабочих с заводов и фабрик. Отношения между соседями тоже были разные: случались и классовые столкновения, и общие праздники, и мелкие бытовые скандалы, и трогательные акты взаимопомощи.

Но все без исключения инженеры, артисты, фрезеровщики и парикмахерши одинаково побаивались тётю Раю с четвёртого этажа, лифтёршу по должности и старшую по подъезду по зову сердца. Лифтёрша тётя Рая знала о жильцах нашего дома больше, чем они сами о себе знали, и, будучи женщиной социально активной, выпускала еженедельную подъездную стенгазету.

В своей стенгазете тётя Рая освещала все события нашего доме в целом и внутри каждой квартиры в частности, вывешивала её по субботам в холле первого этажа напротив лифта, сидела рядышком с ней на стуле с грозным видом и охраняла своё творение от гнусных покушений. А покушались на газету многие, несколько раз её срывали или закалякивали отдельные рубрики, ведь тётя Рая в своих статьях клеймила пьяниц нашего дома, злостных алиментщиков, спекулянтов, нерях, стиляг и расфуфыренных девиц, скандалистов и двоечников.

Одним словом, доставалось всем.

Нередко возле газеты происходили стычки жильцов с лифтёршей.

– Что ж вы, тётя Рая, позорите меня на весь дом? – причмокивал импортной жвачкой длинноволосый Борька из пятнадцатой квартиры. – Чё вы тут понаписали: «Видали Борьку-молодца? Стиляга, бабник и фарца!»
– Фарца ты и есть фарца! – тётя Рая защищала могучим бюстом свою газету. – Торгуешь из-под полы всякой тлетворной гадостью: заграничными грампластинками и джинсами.
– А вы меня за «подполу» ловили? – дерзил Борька.
– Пусть тебя дружинники ловят, – запугивала лифтёрша, – а я тебя глаголом жгу!

Борька достал из-за пазухи яркую упаковку немецких фломастеров и протянул их лифтёрше. Лифтёрша ахнула от такой наглости, но глаза её загорелись алчным огнём. Озираясь по сторонам, она прошептала:
– Сколько?
– Берите за так, тёть Рай, и считайте, что это вам гуманитарная помощь от продажной прессы загнивающего Запада. Может быть, это как-то раскрасит ваше мировоззрение.

Лифтёрша на какое-то время закрыла глаза на моральное разложение Борьки, но тема загнивающего Запада будоражила её воображение, и она завела в газете политическую рубрику. Отныне материалы в стенгазете стали красочнее и масштабнее, теперь доставалось не только пьянице-алкоголику Коляну с третьего этажа и Любке – бесстыжей мини-юбке из девятой квартиры, но и новому президенту Джимми Картеру из США с его гонкой вооружений.

Свежий выпуск стенгазеты украшала выполненная фломастерами иллюстрация – страшная зубастая сосиска, похожая на акулу, обливалась слезами внутри птичьей клетки, на неё осуждающе взирал школьный глобус печальными глазами осьминога. Мама объяснила мне, что это, наверное, запертая в клетке ядерная бомба, а рядом с ней наша планета Земля, потому что под картинкой были написаны гневные стихи тёти Раи.

Громко стонет Земля,
Не скрывая свой страх:
«Человек, ты меня
Превратить хочешь в прах!
Что задумал ты, брось,
Аль не мать я твоя?..»

Ну и так далее: о страданиях Земли, грядущей ядерной зиме и неминуемой гибели нашего коммунального дома.
Мне стало страшно, но мама погладила меня по голове и сказала, что всё будет хорошо и наш дом мы ни за что не отдадим Джимми Картеру, а у тёти Раи явный прорыв в творчестве. Единственное, что смутило маму, – это фраза «аль не мать я твоя».

Похоже, эта строчка смутила не только маму. Когда лифтёрша отлучалась со своего политического поста, её стихи то и дело поправляли жители нашего подъезда. «Аль не мать» было зачёркнуто, а сбоку приписано: «Ведь же мать я ж твоя!» – затем появилось новое: «Мать аль не мать? Вот в чём вопрос!» – или даже «Мать-перемать!»

Редактура ужасно разозлила тётю Раю, ещё больше её расстроило, что потраченные на политическое произведение фломастеры быстро закончились. Следующий выпуск стенгазеты был исполнен шариковой ручкой в прозе и посвящён исключительно жильцам с перечислением самых гнусных их пороков, переходившим в прямые оскорбления.

Мы с мамой возвращались с прогулки, остановились у свежего обличительного выпуска, и мама покачала головой.

– Тётя Рая, вашу газету почитаешь и подумаешь, что у нас не дом, а Содом с Гоморрой. А ведь соседи-то у нас в основном хорошие, вы бы радостные события освещали. Вот у Кати с Сашкой с пятого этажа ребёнок родился, поздравили бы! Лидия Петровна из тридцать седьмой квартиры все лестничные пролёты комнатными растениями украсила, а Иваныч новую лавочку у подъезда сколотил.
– Так я и хочу написать, что ребёнок Катькин вечно орёт как оглашенный – покоя никому нет, горшки с цветами весь подъезд загромоздили, а лавка Иваныча так долго от краски просыхает, что у меня вся юбка в зелёную полоску!
– О людях надо писать хорошее или смешное, – сказала мама, – а лучше – хорошо и смешно одновременно.
– Это о покойниках надо говорить хорошо или ничего, – парировала лифтёрша, – а у нас в доме все, прости господи, живы пока. А коли живы, так пусть и ведут себя прилично: ноги вытирают, музыкой не грохочут, в лифте не писают!
– Вот попомните мои слова, тётя Рая, будете продолжать в таком ключе – ваша газета долго не проживёт, – пророчествовала мама.

Долго ли ещё прожила тётираина стенгазета, нам узнать не довелось – пришёл срок расселять нашу коммуналку, нам выдали ордер на новую квартиру, и мы переехали в другой район. Но мамины слова, что «о людях надо писать или хорошее, или смешное, а лучше – хорошо и смешно одновременно», запомнились надолго.

В седьмом классе меня приняли в комсомол и тут же назначили в редколлегию школьной стенгазеты. Красивый высокий комсорг Валера, по которому вздыхали все старшеклассницы, поручил мне ответственное задание – написать заметку о двоечниках, злостных хулиганах и прогульщиках нашей школы и заклеймить их позором. Я вспомнила тётю Раю, её газету и содрогнулась.

– Валера, боюсь, что заклеймить у меня не получится, – жалобно сказала я. – Может, ты передашь ответственное задание кому-нибудь другому, а я напишу о нашем живом уголке?

– Старых, где твоя комсомольская сознательность? – строго спросил меня красивый комсорг. – Мне сообщали, что у тебя неплохие сочинения о Великой Победе и нашей помощи ветеранам.
– Ну так то о Победе и о помощи, а здесь о позоре, – и я смутилась, потому что у Валеры были очень синие глаза.
– Работай, Старых! – отрезал Валера. – Это твой комсомольский долг!

Через три дня я принесла готовый материал, Валера прочитал его и нахмурился.

– Это что ещё такое? Какие могут быть веснушки-конопушки на носу двоечника Голикова и весёлый пёс Банан у прогульщика Смирнова?
– Так у Голикова правда очень забавные веснушки, а пёс Банан у Смирнова на самом деле ест бананы, – вяло промямлила я.
– Это анекдоты какие-то, а не обличительная статья, – лицо Валеры сделалось не таким красивым. – Ты их тут не позором школы делаешь, а звёздами «Ералаша».
– Я по-другому не умею, – расплакалась я. – Мне мама говорила, что о людях надо писать или хорошее, или смешное.
– Ладно, – смягчился Валера. – Передам задание более сознательному члену редколлегии. Но мне сообщали, что ты рисуешь. Хочешь, чтобы было смешно, – тогда рисуй на них сатирические карикатуры, но остро и обличительно! Не разочаровывай меня!

По старой пионерской привычке я отсалютовала Валере и побежала к ватману с красками, чтобы не разочаровывать синеглазого комсорга. Карикатуры у меня вышли неудачные, то есть неудачные именно для меня в социальном плане: Смирнов, которому я пририсовала большое пузо и торчащие из портфеля бутерброды с колбасой, зажал меня в углу на лестнице и сделал мне на носу «сливку», а Голиков, которому я нарисовала в три раза больше веснушек и бланш под глазом, назвал дурой и пообещал мне такой же бланш после уроков.

Тогда я пришла к Валере и взяла самоотвод.

Когда я стала совсем взрослой и меня взяли в известный серьёзный журнал, мне тоже давали злободневные темы. Я очень старалась, но обличать и клеймить у меня по-прежнему получалось плохо. Редактор вздыхала и говорила, что мне не хватает здорового журналистского цинизма, и, устав бороться, предлагала брать интервью у детей, маленьких артистов и клоунов. Что я и делала с большой радостью.

Но однажды меня пригласили писать в «Мою Семью». Не обличительные статьи, не клеймящие, а весёлые и добрые рассказы о людях, которые мне симпатичны. И вот уже почти двадцать лет я делаю это с лёгким сердцем и большим удовольствием. Не то чтобы я боюсь, что мне наваляют после выпуска очередного номера, сделают «сливку» или поставят бланш под глазом. Просто мне ужасно нравится, что у наших читателей после прочтения газеты поднимается настроение. Они смеются в автобусах и электричках, листая по дороге на работу страницы газеты, кому-то посочувствуют, где-то даже всплакнут и в который раз поймут, что они не одни, что их понимают, что надежда и радость есть.

Когда у нашей газеты был 15-летний юбилей, я писала о десятках читателей, с которыми подружилась за это время благодаря газете. О читателях, которые впоследствии сами стали нашими авторами, и о наших прославленных авторах, которые поддерживают связь и не конкурируют, а говорят друг другу добрые слова.

Героями моих рассказов бывают не только вымышленные персонажи или животные, но и мой сын, мои друзья, даже наши читатели, которые мне пишут свои истории. И за это я получаю совершенно удивительные сюрпризы.

Когда-то мы с сыном Стёпкой гуляли по ВДНХ, он укатался на роликах, и мы присели передохнуть на лавочке у фонтана «Дружба народов». На соседней лавочке сидела компания мам и детей, один из мальчишек Стёпкиного возраста тоже был на роликах, но, видимо, в первый раз в жизни: ноги его разъезжались, он не держал баланс, отчаянно падал.

Измучившись наблюдать его тщетные попытки, мы со Стёпкой бросились на помощь пацану. Слушая нашу с сыном перепалку во время обучения мальчика, его мама вдруг пристально в нас вгляделась и спросила робко:
– Простите, а вы не те самые Мама со Стёпой из «Моей Семьи»? Мы всё время читаем о вас рассказы.

С тех пор мы надолго и крепко подружились с Леной и её сыном.

Пару лет назад мне написала девушка Лика и призналась, что всю свою юность читала нашу газету, рассказы о взрослеющем Стёпке, и вот теперь просит совета. У неё не вполне сложились отношения с молодым человеком, но она забеременела и не знает, стоит ли сохранять ребёнка. Вроде бы всё довольно грустно в жизни, и она собирается идти на аборт, но мои рассказы про Стёпку её волнуют, ей хочется такого же сына.

Мы находились с ней на связи несколько месяцев. Чувствуя некоторую ответственность, я старалась вытянуть Лику из депрессии, удерживала от непоправимого шага, на Лику свалилась куча болячек, и вопрос уже стоял о сохранении одной из жизней – Лики или ребёнка, но мы очень ждали сына. И в конце концов мужественная Лика справилась, у нас родилась девочка Алёна!

Это стало главным событием жизни Лики и большой наградой мне. Я надеюсь, что всё у них теперь хорошо.

Некоторые подружки сердились, что я делаю их героинями своих рассказов, другие относились к этому с пониманием и юмором, и вот недавно произошло следующее.

Мне позвонил друг мой Мишка, который в последнее время не сходит со страниц газеты, ведь я пишу о том, как мы вместе с ним и нашим товарищем Ярославом путешествуем по разным странам.

– Когда выйдет вторая часть рассказа о наших похождениях в Италии и Греции? – спросил меня Мишка. – Долго ещё нам прикажешь ждать?
– Ну ты прямо как редактор меня прессуешь, – возмутилась я. – Напишу, я же не конвейер!

– Давай уже скорее, люди в городе Электростали и городе Сиднее замучились ждать продолжения! – напирал Мишка.
– Ну конечно, а ещё читатели в Рио-де-Жанейро и Мариуполе не находят себе места! – съязвила я.

– Да ты не понимаешь, что натворила! – заржал Мишка. – Папа нашего Ярика поднял на уши всю Электросталь и родственников из Австралии, мир требует продолжения банкета!

И вот какую трогательную историю он мне поведал.

Наш друг Ярик уже давно работает в Москве. В городе Электростали у него по-прежнему живут родители, а старший брат переехал с семьёй в Сидней. Конечно, они созваниваются, реже встречаются и очень скучают друг по другу. Папа Ярика, Игорь Вячеславович, простой нормальный инженер завода «Элемаш», давно покупает газету «Моя Семья». Раньше он делал это для мамы, Ярикиной бабушки, которая не пропускала ни одного номера и по причине больных коленок гоняла сына, то есть папу Ярика, в киоски за очередным выпуском. А когда бабушки не стало, папа Ярика уже по привычке брал «Мою Семью» в киоске еженедельно.

В тот день Игорь Вячеславович в очередной раз купил свежий номер газеты, взял его с собой на завод, в свободную минутку полистал и, увидев рассказ о путешествиях компании друзей из Италии в Грецию, заинтересовался, потому что сын его Ярослав тоже собирался летом по такому маршруту.

По удивительному совпадению одного из героев рассказа тоже звали Яриком, папа это отметил для себя с приятным чувством. А потом свободная минутка истекла, надо было срочно возвращаться к работе, Игорь Вячеславович оставил газету где-то на столе и пошёл трудиться.

Но «Моя Семья» – газета магнетическая, она притянула к себе его коллег, те вчитались, всмотрелись в фотографии героев моего рассказа и несколько удивились. А потом нашли Игоря Вячеславовича и задали ему прямой вопрос:
– Это ведь твой сын Ярослав на фотографии?

Папа Ярика рассмотрел снимок – и всё!

Несколько дней он бегал по друзьям и знакомым, конечно, показал газету маме Ярика, восторженно объявлял всем прохожим и киоскёрам, что в самой главной газете страны «Моя Семья» напечатали рассказ о его сыне, и даже с фотографией.

Игорь Вячеславович скупил все оставшиеся экземпляры газеты в киосках, раздаривал знакомым, позвонил в Сидней старшему сыну со словами: «Вот вы там сидите в своей Австралии, а в России про нашего Ярика вышла газета, и весь народ её читает!»

Что говорить, получился праздник!

Услышав эту чудную историю, я отправила редактору продолжение рассказа. Редактор сказал, что это здорово, и сообщил дату выхода второй части наших похождений. Я позвонила Мишке, тот позвонил Ярику, Ярик позвонил папе – читать продолжение предстояло через неделю!

А теперь, дорогой Игорь Вячеславович, я хочу обратиться непосредственно к вам. Поздравить с Новым годом, пожелать здоровья и счастья и объявить во всеуслышание со страниц «главной газеты страны», что у вас замечательный сын Ярослав и друзья его очень любят!

Как же всё-таки приятно писать в газете о людях хорошее и смешное!