Каждое буднее утро, в сумерки, в дождь, в снег, в ласковой дымке петербуржской белой ночи, Оля надевает рабочие рукавицы и лезет по металлической лестнице высоко-высоко – на пятьдесят, на семьдесят, а то и на девяносто метров, в маленькую кабинку строительного крана, ставшую для неё вторым домом почти сорок лет назад.

Да-да. Ольге Борисовне исполнилось 60, а она всё ещё непререкаемый авторитет и лидер в мужской профессии крановщика. Оля – давняя читательница «Моей Семьи», а также моя давняя читательница. Написала мне пару лет назад, мы встретились и с тех пор не теряем связь. А поскольку я часто рассказываю о людях с необычными, удивительными судьбами, не написать об Ольге ну просто не могу, хотя бы потому что не представляю её сверстниц, карабкающихся ни свет ни заря, в любую погоду, под самые облака…

В Ленинград Оля приехала 15-летней девочкой, поступать в профессионально-техническое училище. Какую же романтическую она выбрала профессию – мастер-реставратор по стеклу и шёлку! Однако не сложилось – не прошла отбор, хотя училась хорошо.

Обиженная девочка собралась домой, и тут ей предложили поступить на другое отделение с фантастической специальностью – машинист башенного крана. И Оля не раздумывая согласилась.

Учёба проходила в экспериментальной девичьей группе. К тому времени решили делать машинистами башенных кранов женщин, а не мужчин, потому что мужчины по своей природе неусидчивый народ. А тут надо системно «сидеть на заднице» на большой высоте, да ещё быть внимательным и пунктуальным. Забегая вперёд, скажу, что из тридцати девчонок в Олиной группе остались в профессии только пять.

Училище располагалось в Петергофе, в бывшем Суворовском городке, в зданиях расформированного суворовского училища.

А рядом Ленинград с его музеями и парками. Прогулки у Невы, проводы белых ночей, экскурсия в Таллин, которой Олю премировали за хорошую учёбу, и даже стройотряд, который направили в Астрахань!

С фотографии тех лет на меня смотрит симпатичная девчонка, милая, но явно максималистка. Оля говорит: в молодости считала себя едва ли не дурнушкой. Говорю ей, что это не так, но «тараканчики» в милой головке, бесспорно, бегали.

Мы сидим в уютной кухне на 16-м этаже жилой «свечки» из белого кирпича. Из окна видны Сосновский лесопарк, крыша гимназии, за ней спортивная площадка и тот самый дом, где находилась моя легендарная коммуналка со «Славиками из мглы».

Да, Ольга долгое время была моей соседкой, как и психолог Галина Белозуб, но узнал я об этом, когда переехал в другой район. Пьём чай с привезённым Олей из Иерусалима вином, и она рассказывает о себе.

– Окончила я ПТУ, и сразу началась трудовая жизнь. Серьёзный кран мне сначала не доверили, трудилась на маленьких. А потом всё выше и выше. Почти сразу случилась первая и единственная в моей трудовой биографии авария: не рассчитала траекторию габаритного груза и снесла только что возведённую строителями колонну. Разъярённый бригадир орёт: «А ну слезай!» А я ему сверху: «Сам сюда лезь!»

Естественно, бригадир, матерясь, забирается ко мне в кабинку. И вдруг начинает меня, как дочку, успокаивать. Это он мне спустя несколько лет рассказал, случайно встретив в трамвае: когда увидел мою физиономию со слезами на ресницах, так вся злость и прошла.

Пожурили меня немного и простили. А колонну строители восстановили, понятное дело. С тех пор я на стройке прижилась. Уважали, по-дружески ухаживали, помогали поутру поднимать в кабинку сумку с провизией и вещами – бывало ведь и так, что по многу часов вниз не спускалась. А помог закрепиться на стройке и выжить характер. Я по жизни такая упёртая, с места не сдвинешь!

И так во всём. Вышла замуж. Даже будучи беременной, до самого декрета лазила на свой кран, к тому же платить к этому времени стали очень хорошо. За кого вышла? Обыкновенный парень, после армии. Работал электриком. В общем, как у всех в нашей среде.

Родилась дочка. Муж начал пить. На стройке многие пьют, даже начальство. Боролась как могла, таскала его по врачам, по бабкам всяким. Даже когда у него ноги отказывали, таскала. Развелись, но я продолжала с ним жить, пыталась лечить. Какое-то время ещё жили в одной квартире. И тут я впервые в жизни влюбилась по-настоящему, тоже в обыкновенного мужчину.

Какие были чувства! Наверное, это и есть та самая «биохимия», когда хочешь дышать человеком и не можешь надышаться, так с ним хорошо. И ездила я к нему за город электричкой, потому как жил в Ленобласти. А первый муж сгорел в доме: пьянки, пожар…

Со вторым тоже всё закончилось. Причина? Вернулся однажды мой любимый с работы с красивым кожаным портфелем. Рассказал, что ехал с каким-то хорошо одетым, но в ж… пьяным мужчиной, и, мол, мужик тот вышел, а портфель оставил. Странно как-то это звучало, но уж как есть.

После ужина мой новый муж полез в этот портфель, а там бумаги какие-то и целый пакет с печатями – круглыми, треугольными, со штампами всякими. Я ему и говорю: «Надо срочно давать объявление, в бюро находок сдать, представляешь, какая это потеря для человека!» И слышу в ответ: «Так ему и надо, буржую хренову., хорошо живёт! Посмотри, тут у него ещё фотки с корпоратива. Жрёт, с бабами пьёт на брудершафт… Пусть теперь страдает, мучается, не всё ж нам!»

Поругались мы по этому поводу впервые, но очень серьёзно. Я решила взять этот портфель и отвезти на Финляндский вокзал в бюро находок. Просыпаюсь утром, а портфеля нет. Спрашиваю: где? И слышу в ответ: «Я его сжёг, чтобы буржую не достался».

С этим человеком я прожила ещё четыре года, но чувства к нему закончились в то самое утро. Если ты знаток женщин, то должен знать одну истину. Женщина устроена так, что стоит допустить один единственный промах, и всё – для женщины тебя больше не существует, и ничто тебя не реабилитирует, не спасёт, можешь начинать жить заново, но уже с кем-нибудь другим.

А стройка осталась. Стройка была всегда – и при Союзе, и в девяностые, и в двухтысячные, а в следующее десятилетие ещё больше. Столько лет!

Еду или хожу по любимому Питеру и вижу дома, которые я построила, буквально во всех районах. Ты не представляешь, какие чувства в душе. Как будто я во всех этих домах жила, живу и буду жить!

А с двухтысячных пошла тенденция нанимать гастарбайтеров. На стройке это в основном таджики и узбеки. Мне на узбеков почему-то везло. Удивляюсь, как быстро они учатся пить и ругаться матом. И при мне пытались заворачивать, а я им такую ответку дала, что уши в трубочку скрутились. С тех пор со мной они культурно общаются. Однажды даже открытку на Восьмое марта подарили, сразу от двух бригад, вот почитай.

Открытка в своём стиле, но тёплая, спору нет: «Дорогая Оля Борисевна! Поздравляем! 8 Марта между-народный женский день. Оля. Твой жизнь будь добрый и долеко. От бригада Ровшану (маналытчик) и от бригада Джонгира (каменчик). Каждый раз буд здарова и кроссива…»

А ещё подарили шампанское и красивую коробку конфет.

– Ну как, чувствуется, что от души? – спрашивает Ольга. – А ещё они не любят строительные каски носить. Так мне вменили в обязанность их сверху фотографировать: у кого каски на голове нет – штраф пять тысяч рублей. И вот они как увидят сверху, что я навожу на них смартфон, сразу прячутся.

А ещё приезжал корреспондент, увешанный фотоаппаратами. Снимал стройку, бригаду, потом захотел снять наше хозяйство сверху, то есть с крана. Спрашивает: «А кто у вас крановщик?» Все ему на меня показывают, так он глаза и вытаращил. Полезли наверх. Когда оказались в кабинке, вижу – у парня стресс или что-то в этом роде. Тем не менее отснял и виды, и меня на рабочем месте. Пришла пора спускаться – гляжу, а он трясётся. Спрашивает: «И что, вы каждый день вот так туда-сюда?» Отвечаю: порой и по нескольку раз в день.

Тут ему ничего не оставалось, как изобразить бравый вид и откланяться. На половине пути журналист оставил на площадке рюкзак и всю аппаратуру. Спустился, а сам трясётся… И наши мужики полезли доставать его вещи, сам он уже не смог.

Ну и как-то раз влипла. Можно сказать, чудом осталась жива. У нас по правилам при ветре больше четырнадцать метров в секунду работать на кране запрещается. А в тот день порывами было до двадцати. Но уговорили меня закончить, пропадал бетон.

И вот усилился ветер, и кран вместе с грузом поехал. Доехал до тормозных амортизаторов, снёс их, проехал ещё несколько метров и встал.

Сверху вижу – ко мне со всех сторон бегут люди. Спускаюсь. Бригадир первым кричит: «С днём рождения!»

Я поначалу не врубилась. А потом смотрю – мой кран застыл на границе котлована. Непонятно, по какой причине остановился. В тот же день я прямо с работы пошла в церковь. С тех пор хожу постоянно. Подружилась с прихожанами, с батюшкой, в Иерусалим съездили.

И время идёт. Дочка подарила мне двух прекрасных внуков, мальчика и девочку, зять на службе дорос с лейтенанта до подполковника, домик за городом купили, очень уютный, гостям всегда рады.

Жизнь как жизнь. С виду романтика, высота, панорамы новостроек внизу, море электрических огней или снег в трёх измерениях. А огни, оказывается, бывают разные, утренние и вечерние, праздничные и будние, мокрые от дождя или в иголочках январского инея. И жизнь по сути – это каждый день вверх по металлической лестнице, которая в дождь мокрая, а зимой ледяная, а ты уже дважды бабушка, хочется в тепле чаи гонять, а лезть наверх надо. Жизнь вообще так устроена – только вверх и никак иначе…

В кабине Ольгиного крана по-женски уютно, на окнах красивые занавески. С грустью подумал, что когда-нибудь уйдёт отсюда хозяйка и всё в этой кабинке изменится.

Но ведь и так всё очень изменилось и в мире, и в городе, и в стране.