Песня Александра Розенбаума, начинающаяся словами «Наладился этап на Сусуман», написана о моём родном городе.

Строго говоря, родился я не в Сусумане, а в пригородном посёлке. В городе не было родильного дома, и всех беременных везли в поселковый роддом за 25 километров. Поэтому у меня, как и у всех моих земляков, появившихся на свет в пятидесятых, в качестве места рождения значится село Нексикан Сусуманского района Магаданской области.

Не без гордости за свою малую родину отмечу, что, очевидно, такая запись присутствует и в паспорте Ефима Шифрина. Мы жили с ним на одной улице, посещали один детский сад, учились в одной школе, но об этом я узнал много позже из телепередачи, в которой всенародно известный артист рассказывал о своём детстве.

Первое, что всплывает в моей памяти при слове «Сусуман», – это три возвышающиеся над городом сопки, прозванные горожанами «Три богатыря». Наши с друзьями попытки забраться на вершину какой-нибудь из них никогда не удавались. Склон, издали выглядевший пологим и нетрудным для восхождения, с каждым шагом казался всё круче, идти становилось всё тяжелее. Сбивалось дыхание, бешено колотилось сердце, приходилось чаще отдыхать. Не преодолев и четверти пути, мы поворачивали назад. Детских сил для покорения «Богатырей» недостаточно.

Сусуман – это и поражавшие моё воображение необычные названия близлежащих, по колымским меркам, населённых пунктов. Все они что-нибудь означали. Беличан – «узкое место», Буркандья – «заливной берег», Челбанья – «берёзовая», Кадыкчан – «маленькое ущелье», Нексикан – «лабаз на дереве». Мне больше всех нравилось мелодично-кошачье название посёлка Мяунджа – «большое сердце».

Незабываемым воспоминанием о Сусумане (название означает «буран», «позёмка») остаётся городской парк. По воскресеньям туда ходили целыми семьями. Для мужчин гвоздём программы был футбол. Женщины с детьми на время матча шли в кафе «Лето» лакомиться мороженым. Мы, пацаны, спешили в тир и, быстро истратив на стрельбу выданную родителями мелочь, присоединялись к болельщикам.

Играть с сусуманскими футболистами приезжали такие же любители из посёлков, расположенных вдоль Колымской трассы. Матчи проходили в весьма своеобразной обстановке. Игровое поле окружало плотное кольцо болельщиков, сидевших на узких скамейках в два ряда. Потягивая из двух-трёхлитровых банок продававшееся неподалёку бочковое пиво, они со знанием дела выкрикивали игрокам советы:
– Коля, Коля, пасуй налево, Сурилло открыт!
– Алихман, держи правый угол! Угол держи!
– Макарыч, навешивай на штрафную!

Такое тесное общение зрителей с футболистами создавало иллюзию собственного живого участия в игре, да и игроки старались на пределе сил, чтобы не заслужить нелестный комментарий осерчавшего болельщика:
– Ну, кто так бьёт, косоногий!

Восторженный рёв после каждого забитого сусуманцами гола можно было слышать на окраине города. Пропущенный же нашей командой мяч вызывал всеобщий стон разочарования, обычно сопровождаемый возгласами «судью на мыло!».

По неписаному правилу команда, победившая в первом тайме, на перерыв уходила в крытую раздевалку. Проигравшие футболисты отдыхали на улице, на небольшом травянистом пятачке за воротами, где угрюмо выслушивали настоятельные указания болельщиков о том, как надо и не надо играть.

В общем, мои детские годы на Колыме, особенно летние каникулы, были наполнены разнообразными и не всегда безопасными развлечениями. Купание в холодной бурной реке Берелёх – «волчья». После просмотра фильма «Спартак» – повальное увлечение деревянными мечами и щитами. Было даже запланировано общегородское побоище, к счастью, вовремя сорванное милицией. Плавание на хлипких дощатых плотах по затопленному водой котловану. «Войнушки» на улицах города с самодельным оружием, стреляющим скобками из алюминиевой проволоки. Взрывание бутылок-бомбочек с водой и карбидом.

Все эти яркие впечатления запомнились на всю жизнь.

Особое место среди них занимает ночная поездка по бескрайним колымским просторам. Как-то вечером крепко выпивший, но устойчиво державшийся на ногах дядя Лёша, живший в нашем доме, предложил ребятне съездить «на рыбу». С десяток мальчишек проворно забрались в грузовик. Сам дядя Лёша с высокомерным видом устроился на сиденье рядом с шофёром.

Нашему счастью не было предела. Сидя на деревянных лавках внутри фургона, мы с восторгом наблюдали через проём в задней стенке, как стремительно убегала от нас гравийная дорога, как медленно проплывали незнакомые сопки, а порой под нами разверзались головокружительные пропасти карьеров.

Через несколько часов пути наш восторг заметно поутих. На небе появились первые звёзды. До места мы ещё не доехали, а ведь надо было до ночи успеть вернуться назад! Вспомнив, что никто из нас не предупредил родителей о поездке, мы окончательно сникли.

Ближе к полуночи машина въехала в какое-то селение с десятком неказистых домишек. Ни о какой рыбе, естественно, уже не было и речи. Протрезвевший за время пути дядя Лёша и водитель помогли нам вылезти из фургона и завели в одну из хибар. Там нас встретила пожилая женщина. Выбивавшиеся из-под платка седые пряди придавали ей сходство со страшной старухой-ведьмой из фильма «Вий».

Коротко переговорив с хозяйкой, дядя Лёша с шофёром поторопились в местный сельсовет звонить в Сусуман, успокаивать наших родителей, сходивших с ума. Не раздеваясь, мы послушно улеглись на постеленные женщиной на полу дерюги.
Внезапно электрическая лампочка, свисавшая с потолка, несколько раз моргнула.

– Предупреждают, что скоро свет погаснет, – скрипучим голосом пояснила старуха, зажигая керосиновую лампу. – На ночь в посёлке электричество отключают.

Вскоре лампочка погасла. Стало совсем жутко. Рядом в полумраке притаилась колдунья из «Вия». Мы находились где-то у чёрта на куличках, в сотне километров от родного города, и всех нас дома ожидала грандиозная взбучка.

Первым не выдержал самый младший, второклассник Толик. Его жалобный плач тут же дружно поддержали остальные. Комната, освещённая тусклым мигающим фитилём, наполнилась всхлипываниями и поскуливанием.

Вернулся дядя Лёша, уже совершенно трезвый. С кем и как он договаривался, неизвестно, но обратно мы ехали в автобусе-барбухайке с мягкими дерматиновыми сиденьями.

Уже под утро нас, сонных и напуганных предстоявшим дома разбором полётов, дядя Лёша поочередно провожал до квартир. Он горячо извинялся перед родителями и брал всю вину на себя, отводя от пацанов, казалось, неминуемое суровое наказание.

…Сейчас в Сусумане проживает четыре с половиной тысячи человек. За последние десятилетия население райцентра сократилось вчетверо, большинство окрестных посёлков сменили свои звучные названия на общее для всех – «посёлки-призраки». И только «Три богатыря» по-прежнему стоят над городом в своём вечном горделивом и неприступном дозоре.