Дома, как известно, и стены помогают, а вот в больнице старикам тяжело. Но всё равно бабушки из женской палаты терапии не унывали: кто анекдоты рассказывал, кто жизненные истории, а кто в телефоне сутками сидел, почище молодух.

Медсестра ругается:
– Опять капельницу упустили, я же просила следить!

Все дружно смеются:
– Мы и следили. Только не видит никто.

А то напевать возьмутся, душевно так.

Но больше всего, конечно, нравилось рассказывать «за жисть».

– Вот, бабоньки, расскажу о себе, как сюда попала. Мне восемьдесят пять, пожила уже. Две дочки, внуки, всё как полагается. Но живу пока одна, топчусь потихоньку. Себя обихаживаю, иногда с младшими внуками сижу. А тут заболела крепко, так заболела, что попросилась к старшей дочери. Та забрала меня к себе, а я ей говорю: я, Маша, ведь к тебе умирать приехала, не обессудь. Та в слёзы да заругала: я тебе дам умирать, сейчас всех лечат, мы тебя живо на ноги поставим!

Дочек у меня две. Старшая, Маша, ей уж шестьдесят годков, пенсионерка сама, и младшая, Кира, ей всего сорок четыре. Разница у них в шестнадцать лет вышла. Машу я в двадцать пять родила. Потом у нас с мужем долго детей не было. Сначала старались завести ребёночка, я по врачам ходила, потом бросила, без толку всё. Так и дожила до сорока лет – и забеременела! Что делать? И так мы с мужем рядили, и этак. Поздновато Бог послал, чего людей смешить. Решили, что не буду рожать. Пошла на аборт. Легла в больницу. Завтра операция. Ночью не спала, всё думала. И надумала – часа в два собрала манатки и начала рваться домой. Меня не отпускали, говорили – мол, подожди до утра. А я больше не могла там оставаться. «Выпустите меня!» – кричала, взбаламутила всё отделение. Разбудили дежурного врача, он меня и отпустил. До сих пор помню, как пешком шла по ночному городу. Общественный транспорт не ходил. А перемещаться на такси было как-то не принято, да и не подумала я о такси.

Под утро позвонила в свою дверь. Открыл заспанный муж, увидел меня с вещами. Испугался! «Что случилось?» – «А то случилось, что скоро станешь папашей!»

Хочу сказать, беременность пошла мне на пользу, все говорили, что помолодела, расцвела. Когда мы со старшей дочкой Машей нарядные шли по улице, к нам даже ребята подкатывали: «Девочки, давайте познакомимся!»

Вот так и родила Кирочку в сорок с лишком лет. Поздний ребёнок, что тут скажешь, пылинки с неё сдували, все прихоти выполняли, она этим и пользовалась. Старшая, Машенька, превратилась в няньку. Идёт на свидание – вот тебе коляска с сестрой, всё равно гулять будете. Чуть позже собирается к друзьям – и Киру с собой бери, развлечётся. В садике Кира была недовольна: у всех родители молодые, а у неё старые. Мама ещё ничего, а вот отца дедушкой называют.

И дальше на воспитании это сказывалось, что мы в возрасте. То не понимаем её, то просто сил у нас нет. Воспитывали, поднимали, как могли. Только чувствовала я, что какая-то обида на нас у Кирочки. Молодая она, всё по-своему делает, злится, что запилила я её. У них, молодых, всё сейчас по-другому, сама жизнь другая. Может, и правда недолюбила я её. Или, наоборот, перелюбила, кто теперь разберёт.

Так вот, я у Маши, болею. Пришла Кира, и я случайно услышала их разговор. Кира жаловалась, что бабка – это я – совсем с головой не дружит, ахинею несёт, всех раздражает. Всё лежит, грязь развела, хотя бы полы протёрла. И много ещё чего. Маша ей возразила, что мама болеет, совсем плохая – мол, тебя позвала, чтобы посоветоваться. А та ей: что тут советоваться, помрёт – похороним, не волнуйся, всё быстро сделаем, я уже всё знаю, недавно родственника хоронили. Маша на неё как закричит! Выгнала взашей. И тут меня увидела, а у меня ноги подкосились. Сидим обе на полу и ревём.

После этого вызвали «скорую», та и привезла меня сюда.

– Ну, ты даёшь, подруга. А давайте споём? Или нет, я такой анекдот вспомнила – обхохочешься!