Я хочу с вами поделиться, друзья, как пишут свою писанину так называемые писатели. Я сам так называемый писатель, поэтому знаю.

Конечно, Пушкин-Кукушкин, Шекспир-Вампир, Гомер-Большой-Размер – это другое измерение. Я не о них, а о таких, как я, шкодливых соединителей букв. О, как нас много! Писателей теперь больше, чем людей.

Если вы думаете, будто мы, так называемые писатели, – некие эльфы из параллельного мира, которые видят то, чего не видит никто другой, вы глубоко ошибаетесь. Писатели – скорее гоблины, чем эльфы. Я не шучу. И фамилия мне – Гоблистратов.
Если же полагаете, что писатели – это карьеристы, пишущие, дабы урвать побольше денег, опять же ошибаетесь. Писательством не прокормишься и славы не добьёшься.

Говорю вам как писатель «средней руки»: писатели – люди глубоко и неизлечимо больные. И пишут они исключительно от безысходности. Сублимируют своё, так сказать, либидо, как выразился бы Зигмунд Фрейд. Злобнейший, надо заметить, был гражданин.

Хотите знать, как я стал писателем, как скатился в эту яму? Делюсь.

И тут мне не обойтись без небольшого вступления.

Есть такая категория женщин, вернее, пардон, – баб, которых уже не один век называют «базарными бабами». Обычно считается, что это такие ясноглазые, крашенные хной простонародные особи с пятым размером груди, не отформатированным размером попы и семечками во всех двадцати карманах малахая. Они розовощёкие, метко плюются шелухой и в совершенстве владеют нецензурной лексикой. Подобные экземпляры я встречал, но их, судя по моему скромному опыту, не так много.

Зато тип базарной бабы в сто раз чаще встречается среди так называемых интеллигентных женщин. О, я всю жизнь живу в атмосфере «интеллигентных женщин». Начну с детства.

Сначала, во втором и третьем классах, я занимался музыкой в школьном кружке «Колокольчик». Сольфеджо, хор, фортепьяно. Был солистом при хоровом исполнении песни «Мой Лизочек так уж мал».

Потом родители заняли денег и купили мне пианино. Выяснилось, что моя соседка снизу – преподаватель музыки. Зовут её Лидия Витальевна Оштрафьянц.

Оштрафьянц она по мужу. Её настоящей фамилии я не знаю и знать не хочу, но предполагаю, что она звучит как-нибудь так: Кричалова, Вопилова, Ругалкина, Нецензурова или близко к этому.

Раз в неделю я ходил к ней заниматься музыкой. Какие-то сомнения закрадывались в мой детский мозг и раньше, но только со временем я осознал: она не владела музыкальным инструментом! Она действительно не могла доиграть ни одно произведение до конца!

Я играл «Жили у бабуси два весёлых гуся». Лидия Витальевна кричала: «Не так! Не так!» – исполняла это произведение сама, но в конце фальшивила. Уж про гусей-то можно было выучить.

Поверьте, у меня отличный слух, не абсолютный, но очень хороший. Она на самом деле сбивалась и фальшивила. Если верить интернету, она и сейчас преподаёт музыку. Фантастика!

Я прозанимался ещё пару месяцев и закончил этот маразм.

Всё моё детство прошло в соседстве с Оштрафьянцами. Я знал, что Геворг Оштрафьянц приходит домой в шесть. Дальше, пока я там жил, сценарий повторялся ежедневно.

Геворг Оштрафьянц приходил домой. Затем Лидия Витальевна и Геворг (отчества не знаю) выходили на балкон курить и начинали громко ругаться, словно крича друг другу «ау!» в тайге.

Ругались они ровно три часа, с шести до девяти. Сценарий ругательств, должно быть, составлял Шекспир-Вампир. Судя же по масштабу ссор, помогал ему Гомер-Большой-Размер. Но наше солнце русской поэзии Пушкин-Кукушкин тут был ни при чём.

Я окончил школу, потом университет, у меня началась своя жизнь. Женился, начал жить в другом месте. Пошли дети, пломбы, варикоз и всё такое.

И вот однажды мне позвонил отец и сказал:
– Мы Лиду затопили – трубу прорвало. Кошмар. Хотя прорыва-то никакого не было, сантехник приходил, у нас всё сухо. Ничего не понимаю… А тут врывается эта Лида и орёт: «Вы нас затопили!»
– Кто такая Лида?
– Наша соседка снизу.
– А, Лидия Витальевна, музыкантша без слуха. И что?
– Ничего. Денег требует.
– Не вопрос. Сколько?
– Пять тысяч долларов.
– Сколько?

А дело было во второй половине девяностых. Представляете, сколько запросила эта девушка-ночь? Уму непостижимо, по тем временам – целое состояние.

– Встреться с ней, Володь, может, договоришься. А то я пытался…
– И что?
– Орёт, как выпь при диарее.
– Понятно. Играть на музыкальных инструментах не умеет, петь, естественно, тоже. Остаётся орать. Попробую.

Через пару дней, заранее созвонившись (она, конечно, по телефону на меня наорала, как Лепс на микрофон), я пришёл к гражданке Оштрафьянц.

Дверь квартиры открыта, захожу. Осторожно заглядываю в коридор. И что же вижу? Гражданка Оштрафьянц стоит спиной ко мне на стремянке и из чайника под потолком поливает обои.

Я тихо вышел, поднялся в квартиру к родителям. Звонок в дверь не заставил себя ждать. Открываю. Врывается Оштрафьянц:
– Вы нас опять затопили! Когда это кончится? Я в суд подам! Предъявлю суду, б…, всё, что вы мне затопили! Я, я!..
– А чайник, из которого вы обои поливали, тоже предъявите? – спросил я.

Гражданка Оштрафьянц стала похожа на мумию Леди Гаги.

– Как вы смеете? Да я!..
– А я вас сфотографировал, – сказал я, чуть ли не в первый раз в жизни жестоко соврав. – Тихо зашёл и сфотографировал. Вы были так увлечены поливкой обоев, что даже не заметили меня и не услышали щелчка.

Я достал из кармана свой любимый маленький фотоаппаратик. Тогда ещё не было смартфонов.

– Показать?

Оштрафьянц не то чтобы позеленела, она стала малахитовой. С прожилками и бляшками ненависти ко всему человечеству.

– Гады! Б…и! Суки! Контры! – проорала она так, что за окном испуганно зачирикали воробьи.

С тех пор я гражданку Оштрафьянц не видел и, честно говоря, не очень хочу видеть.

О, я был очень зол. Не знаю, позеленел от злости или посинел. Скорее всего, покраснел, будучи потомственным сангвиником, склонным к гипертонии.

Зато на следующий день сел за стол и молниеносно настрочил свой первый рассказ. От злости настрочил, от острого чувства несправедливости. Во мне всё булькало и пузырилось, как в самогонном аппарате.

Нет, это не был рассказ про «бабу, которая орёт», скорее наоборот. Это был довольно добрый рассказ под коротким названием «Тю!», про хорошего человека, симпатичную женщину. После гадости хочется радости. Понимаете?

Чтобы написать о добром, нужно проникнуться глубокой ненавистью к злу. Во сказанул, самому понравилось.

Я, граждане, написал около трёхсот рассказов, и каждый по принципу «злость на зло». Знаете, как мама Чехова говорила о своём гениальном сыне? «Антоша – злой». Я, конечно, не Чехов, но тоже – «злой».

Несмотря на всю свою злобность, могу сказать: весь мир – моя семья! Это единственное правильное мироощущение.

И ещё: я не «баба, которая орёт», а «мужик, который строчит». Хотя есть, конечно, куча мужиков, которые орут, и баб, которые строчат. И всем нам – счастья. Включая гражданку Оштрафьянц, преподавателя музыки, которая не умеет играть на музыкальных инструментах, но хочет очень много денег.

Известный сюжет. Известный и Пушкину-Кукушкину, и Шекспиру-Вампиру, и Гомеру-Большому-Размеру.