Ощущение свободы испытываешь дважды – когда выходишь в море и когда возвращаешься на берег. Карантин я провёл на корабле. Под ногами палуба, над головой паруса, а суша видна лишь издали, в бинокль. И захочешь, а не выберешься, все порты закрыты.

На учебный парусник «Паллада», шедший вокруг света, меня пригласили в качестве координатора группы морских практикантов. Мы должны были совершить трёхнедельное путешествие от Кейптауна до Маврикия. Во время таких туров практиканты изучают работу с парусами, осваивают морские узлы, знакомятся с жизнью парусника. Но никто из них не становится профессиональным моряком. Ведь у всех работа, и для многих практикантов даже три недели отпуска – много. Кто же знал, что так получится?

Когда я вылетал из Москвы, ситуация с карантином только начиналась. В Домодедове был приглушён свет, в залах оказалось безлюдно, на табло мигала «отмена» 70 процентов рейсов. На моих глазах пассажиров, вылетавших в Душанбе, сняли с самолёта: Таджикистан закрыл границы. Я должен был лететь через Турцию и сомневался: вдруг застряну в Стамбуле? Или в ЮАР посадят на карантин? Но отказаться от вылета не мог, большая часть группы уже была в Кейптауне.

Не верилось, что карантинные меры зайдут далеко. Ну, что там – Китай, Италия… Наверняка СМИ преувеличивают, как всегда. К ежедневно льющейся с экранов драматической чепухе привыкаешь и на крики «Волк! Волк!» не обращаешь внимания.

Застряли в море

В порту Кейптаун мы сели на борт «Паллады» 19 марта, и, как только вышли в море, правительство ЮАР объявило, что закрывает границы. Спустя несколько дней мы узнали, что и Маврикий закрывает границы. Лишь временно, волноваться не о чем. Но спустя две недели карантин продлили. Авиабилеты домой пропали, мы не смогли зайти в порт и остались плавать в Индийском океане. Все ближайшие порты тоже были закрыты. Вернуться в Россию невозможно.

Нам пообещали, что высадят в Сингапуре. Недалеко – всего месяц пути. Но и Сингапур отказался впускать иностранцев. Правда, судну разрешили, стоя на рейде, пополнить запас топлива и провианта. Для нас оставался последний вариант – идти в порт приписки Владивосток. В итоге наше плавание затянулось на два с половиной месяца, за которые мы прошли почти 9 тысяч морских миль.

Мы уже не гостили на паруснике, а жили на нём. Учебное судно «Паллада» построили в Польше по советскому заказу, чтобы обучать морскому делу курсантов Приморья. Отсюда и название – не столько в честь греческой богини, сколько в честь погибших в Приморье одноимённых судов. Первым был фрегат «Паллада», на котором с посольской миссией в Японию отправился писатель Иван Гончаров. Вторым – бронепалубный крейсер «Паллада», затопленный в русско-японскую войну.

На паруснике было 158 человек, из них – сотня курсантов, проходящих практику. Для них кругосветное путешествие заняло 7 месяцев – большой срок, особенно если учесть, что в последние месяцы сход на берег оказался невозможен и кругосветное плавание стало вдобавок автономным.

День сурка

Мы жили в таком же кубрике, что и курсанты. Питались в курсантской столовой во вторую смену. На приём пищи нам отводилось не больше пятнадцати минут. Потом вахтенные начинали убирать столовую. Еда ко второй смене успевала остыть. Мы утешали себя, что так она полезнее и желудком усваивается лучше. Кормили сытно – суп, мясо с гарниром, фрукт. На полдник – выпечка. Только свежих овощей и салатов не хватало, ведь они долго не хранятся.

В качку столы накрывали мокрыми простынями, чтобы стаканы и тарелки не скользили. Но к холодной мокрой ткани сам прилипаешь рукавами. От привычки ставить локти на стол быстро избавляешься.

Во время шторма камбуз не работал. Из-за крена и качки кастрюли ходили ходуном, еда расплёскивалась. Голодающим выдавали доширак, который каждый мог заварить кипятком самостоятельно. К счастью, шторм случался редко.

Голод скорее был информационный, новости к нам не поступали. Ни телевидения, ни интернета. Единственный судовой электронный почтовый ящик на всех. Радист собирал приходящие на почту личные электронные письма, распечатывал на принтере, складывал и разносил по адресатам, как военно-полевую почту.

Пару раз в неделю капитан Николай Зорченко зачитывал по судовой связи «новости с земли». Их он получал тоже по электронной почте – от родственников и друзей. В основном новости были из Приморья, родного края для большей части находившихся на судне. Но в качестве экзотики иногда упоминались Москва, Китай или Трамп. В целом сообщения были позитивные: коронавирус со дня на день будет побеждён!

Хотелось в это верить, но когда мы смотрели на небо, то не видели ни одного самолётного следа. А когда смотрели на море – сомневались: доберёмся ли вообще до суши? И что увидим, когда доберёмся, – летающие по пустым улицам полиэтиленовые пакеты?

Но на судне некогда предаваться меланхолии. В 7 утра судовое радио гонит на зарядку, в 7.45 – подъём государственного флага. Потом завтрак, приборка, начало судовых работ и так далее до отбоя в 23.00.

«День сурка», – ворчали курсанты. Но и они соглашались, что работа и дисциплина влияют благотворно. Кроме работы и учёбы, на судне регулярно случались парусные авралы, причём неожиданно. Только примешь душ, а по судовому радио: «Аврал! Все наверх!» Надеваешь страховку и бежишь. Ветру не прикажешь. Если переменился, нужно срочно ставить паруса или, наоборот, убирать, поворачивать реи.

Мышиная команда

Редкий парусник идёт весь маршрут под парусами, это хлопотно и неэффективно. То штиль, то встречный ветер. Даже 25 процентов времени под парусами – это считается неплохо для парусника. В остальное время работает машина. Механики на судне – уважаемые люди. Машинной командой в 13 человек командовал стармех Петр Холдобо.

– Мышиная команда, – смеялся он – Мы как мыши двигаемся, нас практически не видно.

Себя он в шутку называл «страшный механик», чтобы сдававшие зачёты курсанты не расслаблялись. А механики звали его «дед». Машинное отделение – сакральное место, оно похоже на закрытый мужской клуб на глубине 3,5 метров ниже ватерлинии. Женщин туда не пускают. Исключение могут сделать в порту, если приходит проверка. В прочее время это табу, плохая примета. На «Палладе» даже вспоминали случаи, когда нарушение запрета чуть не приводило к аварии.

У многих членов «мышиной команды» было хобби. Токарь Сергей – отличный рыбак. Стоило «Палладе» лечь в дрейф, он шёл на верхнюю палубу с удочкой и редко возвращался в каюту без улова.

Моторист Александр Кузовлёв в своей каюте собирал модели броненосцев в масштабе 1:100. Строил из пластиковых деталей, которые тоже вырезает и выплавляет сам – например, из обломков старого холодильника. Его крейсер «Варяг» и лидер эсминцев «Ташкент» могли бы сделать честь любому морскому музею.

Морской стоматолог

Самое необычное на «Палладе» – стоматологический кабинет. Вероятно, единственный в мире на парусных судах. Когда-то такие кабинеты были на «Крузенштерне» и «Седове», но их убрали ради экономии. В небольших переходах это нестрашно, а что делать, если заболит зуб в кругосветном плавании? Да ещё без возможности выхода на берег?

Лечил пациентов стоматолог Борис Корсаев, калмык по национальности. Принимал бесплатно. В его каюте висели портрет далай-ламы и буддистский лунный календарь. А рабочий кабинет был чуть больше стенного шкафа. Там помещались стоматологическое кресло, бормашина и полка с лекарствами. Для табуретки врача места уже не было. Приходилось работать стоя, принимая пациентов и в крен, и в качку.

– Я приспособился, – рассказывал Корсаев. – То спиной в переборку упрусь, то рукой на больного облокочусь. Больной мне тоже ассистирует, лампу держит. А что делать? Это же море!

Во время кругосветки в иностранных портах к Корсаеву приходили курсанты или члены команды с других российских парусников, то с «Крузенштерна», то с «Седова». Больше идти им оставалось некуда, зубная боль сама не рассосётся. Да и на самой «Палладе» каждый пятый побывал клиентом стоматолога.

Я тоже оказался в их числе. Разболелся зуб мудрости, а с ним вся челюсть. Ходил к стоматологу, как к психоаналитику.

– Борис Нармаевич, может, вырвем его? – сомневался я, лёжа в кресле.
– Почему вы хотите его вырвать? – спрашивал стоматолог. – Вдруг это не он болит, а соседний?
– Что же, не рвать пока? Потерпеть?
– Не стоит терпеть боль. Лучше бы вырвать. Но у нас нет рентгена, мы не можем знать наверняка. Давайте пока не будем рвать.

Эти разговоры продолжались несколько дней. Меня они успокаивали. В недеянии – буддийская мудрость. Но я страдал из-за чрезмерной страсти к сладкому, которую разжигали выдаваемые в столовой шоколадки и булочки. В итоге Корсаев принес жуткого вида щипцы и удалил причину моих страданий.

Молотки Империи

Самая популярная работа на судне – сколачивать старую краску и красить судно заново. В море металлические детали быстро ржавеют, деревянные – гниют. Нужно без остановки заниматься ремонтом, шлифовкой и покраской.

Курсанты эту работу недолюбливали. Что за радость? Сидишь и долбишь молотком на солнцепёке покрытый ржавчиной кнехт. То ли дело – взял и убрал всю ржавчину «болгаркой». Но «болгарку» курсантам не давали. Порежутся ещё. На флоте – как в армии: если работу можно сделать медленно, не стоит торопиться. Пусть лучше парни будут заняты, а не бездельничают.

Однажды от скуки курсанты начали выбивать молотками имперский марш из «Звёздных войн»: там-там-там, там-да-дам, там-да-дам. Марш был хорошо слышен в учебной аудитории, находившейся палубой ниже. В этот момент там должны были проходить занятия, но собравшаяся в аудитории молодёжь не могла сосредоточиться из-за смеха. Пришлось руководителю снимать «музыкантов» с работы.

Праздник Нептуна

Мы пересекли экватор и были посвящены в моряки. На палубе соорудили из старого паруса «чистилище», внутри повесили пластиковые бутылки с водой и рассыпали пепел. В парусе сделали прорези, через которые просовывали руки вымазанные краской «черти» – они пытались схватить несчастного кандидата в моряки. Чтобы стать моряком, нужно задобрить Нептуна и пройти испытание чистилищем.

– Что ты принёс нам, юный мореход? – спрашивал Нептун, держа в руках трезубец. И ждал в ответ подарок – песню или танец. «Черти» и свита Нептуна от души измывались над мореходами, проходившими экватор впервые: заталкивали в чистилище, посыпали пеплом, поливали зелёнкой, предлагали выпить кружку солёной морской воды. Затем прямо на тело ставили печать о прохождении экватора и разрешали совершить омовение в купели, сооружённой из резиновой лодки. С этого момента каждый выдержавший испытание мог считать себя моряком дальнего плавания.

Здесь же, на экваторе, провели учения по оставлению судна. Прыгали с борта в спасательных жилетах. Высота борта от воды – 4 метра. Жилет нужно придерживать руками, чтобы от удара не повредить шею. Курсанты тренировались в жилетах, а опытные члены команды прыгали в воду артистически: с лееров ограждения, с надстроек, кувырком или ласточкой. Я тоже так попробовал. Вода в Индийском океане тёплая, но твёрдая. Чем выше заберёшься для прыжка, тем твёрже. Если воткнулся в воду неаккуратно, будешь неделю ходить с огромными синяками.

Впрочем, ту же неделю мы ходили со следами плохо отмывающейся зелёнки, так что в целом нормально.

Палубный марафон

На «Палладе» любят спорт. На верхней палубе устроены два турника и брусья. Есть штанга, гантели, гири, боксёрская груша. В 17.20 начинается свободное время, и на палубу выскакивают спортсмены, каждый со своей музыкальной колонкой. Подтягиваются, прыгают со скакалкой, бегают кругами по палубе, занимаются гимнастикой. Или играют в морской волейбол.

Волейбольную сетку натягивают между грот-мачтой и леерным ограждением надстройки фока. Мяч прикреплён к верёвке, иначе улетит в океан после первого удара. Верёвка длинная и постоянно запутывается. С непривычки то рука в петлю попадёт, то нога. Приходится распутывать игроков и делать подачу заново. Потом привыкаешь и от верёвки уворачиваешься. В истории «Паллады» был случай, когда игрок ударил так сильно, что мяч оторвался и улетел в воду. Капитан объявил учебную тревогу «человек за бортом». Спустили лодку, мяч обнаружили и спасли.

Палуба парусника почти плоская. Лишь ближе к носу она немного поднимается. Поэтому по ней можно бегать трусцой. Опытные судовые бегуны, старший матрос Олег Анищенко и практикант Станислав Ляховецкий, предложили устроить первый в истории парусных судов палубный марафон. Пробежать 42 километра по палубе посреди открытого моря – такого ещё не было! Капитан Зорченко идею поддержал. Назначили несколько дистанций по силе участников – 1 километр, 5, 10, полумарафон 21 километр и полный марафон 42 километра. Разметили беговую трассу, изготовили и выдали бегунам нагрудные номера, вынесли музыкальные колонки, напечатали списки участников, чтобы фиксировать пройденные круги. Один круг – 150 метров, весь марафон – 282 круга по палубе. Предусмотрели даже воду, еду для спортсменов и влажную губку для омовения. Ведь марафон – это 5 часов непрерывного бега, без остановки, в жарких тропиках, на деревянной палубе идущего по волнам судна.

Я выбрал для себя дистанцию 10 километров и пробежал её за час. Олег и Стас оказались единственными, кто полностью осилил марафонскую дистанцию, они финишировали в темноте, за полчаса до отбоя.

Пираты Малаккского пролива

Чтобы сопроводить нас по Малаккскому проливу (между Малайским полуостровом и индонезийским островом Суматра. – Ред.), нам навстречу из Владивостока вышел военный буксир «Калар». Официально – чтобы защитить нас от пиратов. Была и неофициальная версия. Следом за нами шёл парусник «Седов», у которого после шторма в Атлантике в двигатель попала морская вода и начались технические проблемы. Малаккский пролив – зона интенсивного судоходства. Если бы двигатель внезапно заглох, было бы сложно идти только под парусами. А вызывать буксир из Сингапура – намного дороже, чем отправить свой.

С другой стороны, в окрестностях острова Суматра действительно водятся пираты. Один из руководителей курсантской практики Александр Буренин работал когда-то на машиновозе под филиппинским флагом и лично сталкивался с ними.

Его 200-метровое судно шло из ЮАР в Сингапур. В качестве 3-го помощника Александр стоял на ночной вахте. В полночь на борт поднялись двое. Вахтенные матросы не заметили пиратов. Они подошли в темноте на двух резиновых лодках, натянули трос, выключили моторы и ждали. Судно упёрлось в трос носом, и лодки оказались подтянуты к бортам с двух сторон. Пираты закинули на борт кошки и залезли наверх. Внизу остались ждать подельники с гранатомётом.

– Заходит на мостик незнакомец. В руках автомат, нож, грудь пулемётными лентами обмотана. Похож на самоанца или филиппинца. И на английском говорит: «Спокойно! Какой груз везёте?» – рассказывал Александр. – Я достал документы. У нас были запчасти, кругляк дерева. В общем, барахло. Он схватил меня, говорит: «Пошли». Заглянул в трюм, действительно ничего интересного. Спрашивает меня: «Ты откуда?» Я говорю «Русский». Он: «Водка есть?» Я говорю: «Найдём». Дал ему несколько бутылок. Он их на себя повесил, как гранаты, в лодку спустился. И они ушли.

Некоторые суда шли по Малаккскому проливу окутанные колючей проволокой, чтобы никто не забрался на борт. Чтобы обезопасить себя от пиратов, на «Палладе» усилили ночную вахту и развернули пожарный шланг. Конечно, от гранатомета шланг не защитит, но мелких грабителей отогнать можно. На учебном паруснике красть нечего, кроме тушёнки и волейбольного мяча, но вдруг пираты этого не знают?

С появлением российского военного буксира стало спокойнее. Для порядка он отогнал от нас пару любопытных рыбацких лодок и сопровождал до самого Сингапура. Больше к нам никто не подходил.

На рейде в Сингапуре

На рейде в Сингапуре мы стояли пару дней. После шести недель плавания было удивительно видеть перед собой берег, высотные здания. Выход на берег запретили. Да и сам вечно живой Сингапур, казалось, опустел. Пустующие отели на набережной не сияли, как обычно, а едва светились. Но грузовых кораблей на рейде стояло много. Кажется, они не могли решить, куда им идти. А куда идти, если порты закрыты? Иногда мимо нас проходили патрульные катера с пулемётами, следили за порядком.

С берега удалось поймать телефонную связь и интернет. Это было счастье – можно позвонить домой и убедиться, что все живы. Что вирус, если не побеждён, то, по крайней мере, не так страшен. И что скоро возобновятся международные рейсы.

К нашему борту причаливали суда портовых служб. На одном привезли машинное масло, на другом – топливо, на третьем – продовольствие. Матросы были смуглые, неопределённой национальности. В Сингапуре сложно понять, кто откуда родом. Прибывшие были в масках или кутали лица в шарфы. Боялись заразиться от нас вирусом.

Курсанты выстроились в цепочку и передавали одну коробку за другой. В коробках были польское молоко, немецкий зернистый творог, голландские йогурты, сок с Кипра. Эти продукты обошли полмира, чтобы попасть на российский парусник.

Хоть мы не смогли выйти в Сингапуре, один лишь вид домов и живых людей нас обрадовал. Ещё и пополнили запасы свежими фруктами и овощами – красота! Теперь точно доберёмся.

Возвращение
Последний месяц пути был лёгким и сложным одновременно. Мы привыкли к судну и полюбили его. Занимались спортом, пели песни, снимали кино, помогали в судовых работах. С каждым днём дом был всё ближе, но шли мы очень медленно, часто ложились в дрейф. Дату захода во Владивосток назначили заранее, и нельзя прийти раньше срока. А хотелось поскорее.

И вот рано утром мы увидели вантовый мост на остров Русский, самый длинный в мире. Я попытался вспомнить, где раньше видел этот мост. Ну, конечно! На 2000-рублёвой купюре, я уже давно не держал в руках денег. Мост так и назывался – Русским, как символ того, что мы вернулись домой.

К нам подошёл пограничный катер со строгими молодыми женщинами в масках. Они направились в учебную аудиторию, раскрыли ноутбуки. Сцена из американского фильма-антиутопии: женщины в форме и масках молча сидели и что-то печатали. Нас вызывали по одному и сверяли с фотографией в паспорте. Проверка шла быстро: за время пути никто не изменился настолько, чтобы было невозможно узнать.

Когда мы спустились на землю, то не могли сдержать радости. Так странно прислушиваться к телу, которое привыкло раскачиваться или вибрировать вместе с двигателем. На суше не было ни качки, ни вибрации. И не было судового радио, которое заранее знало, что нужно делать и куда идти. Иди хоть на все четыре стороны или, говоря по-морскому, на 360 градусов. Хотя на море никто так не говорит. Там обычно знают, куда идут. Поэтому я тоже выбрал единственный правильный курс – и поехал домой.