Когда-то одним из моих самых любимых праздников был День геолога. Я всегда старалась в этот день поздравить папку, который буквально жил на своих буровых.

Воспитанник детдома, он работал с 14 лет, но всегда тянулся к знаниям. Сам, без малейшей поддержки, поступил в престижный тогда московский институт – сейчас это Российский университет нефти и газа. Очень хотел учиться, но появились мы с братом, и учёбу пришлось оставить. Из далёкого кишлака, в котором мы тогда жили, на учёбу в столицу не наездишься.

Кто знает, чего бы он мог достичь, если бы получил высшее образование. Но всю жизнь папа проработал инженером по технике безопасности.

Самыми заманчивыми для меня вещами в гараже были огромные ящики с образцами геологических пород. Чего тут только не лежало! Казалось, у каждого камня или сланца – своя история, своя загадка. Нам и игрушек не надо было – лишь бы разрешили взять эти камешки в руки ещё раз.

В доме постоянно звучали названия буровых и новых месторождений. И когда папка после вахты возвращался домой, для меня было высшим счастьем услышать его шаги и кинуться навстречу.

Тогда мне казалось, что его работа – это просто работа, как у всех, не более того. Но, став взрослее, я поняла, с каким риском сопряжён этот труд.

Как-то раз отец вернулся с буровой бледный как полотно: произошёл взрыв газа, погибли рабочие. Папка до последнего был с людьми – вытаскивал живых, оказывал необходимую помощь, старался по максимуму обезопасить объект.

Помню, как мама потом стирала в ванне его чёрный костюм, и вода моментально окрасилась кровью.

В те дни отец замкнулся, ни с кем не разговаривал и в душе винил себя за произошедшее. Но что мог сделать обычный инженер, если над ним было своё начальство, которое само решало, когда, что и как?

О той страшной истории в нашем доме старались не говорить. Но у меня на память остались три камешка – спрессовавшийся от взрыва песок.

Наверное, как раз из-за того случая, когда в выпускном классе школы моим одноклассникам выделили квоту на обучение в Ивано-Франковском университете нефти и газа и многие поехали туда и поступили, отец категорически запретил мне это делать. Пришлось выбрать совсем другую профессию.

Но и работая в газете, выпрашивая у шефа задания, я моталась по буровым на дальние расстояния, писала о буднях вахтовиков и о трудностях, с которыми они сталкивались каждый день.

Со временем во многих терминах и производственных процессах начала разбираться не хуже дипломированных геологов-нефтяников – я так хотела быть похожей на отца, жить его жизнью!

Кстати, он мне её не раз спасал, а позже спас жизнь уже моему сыну. В восемь месяцев тот попал в больницу, нужно было срочно делать переливание крови, счёт шёл буквально на часы. Когда я вышла из палаты в коридор и мельком посмотрела в окно, то увидела огромную толпу людей; врачи потом мне сказали, что их было не меньше двухсот. Вся контора, и начальство, и спецы, и рядовые рабочие – пришли в больницу спасать внука коллеги, которого искренне уважали.

В результате кровь сдала экономист Роза. Она навеки стала для моего отца второй любимой дочкой, а для меня – второй матерью моего сына. Рада, что связь с этой прекрасной женщиной мы поддерживаем долгие годы.

Это уважение к отцу – результат его честной, принципиальной, бескомпромиссной работы. Он никогда не брал взяток, хотя мог бы, поскольку позже возглавил профком нефтегазового холдинга, через его руки в девяностые потоком шли дефицитные товары и продукты. Но мы, его дети, всегда знали, что в семью он принесёт этот дефицит по остаточному принципу. Сначала рабочим: им нужнее, у них большие семьи.

Впрочем, и для меня, и для брата этот принцип был в порядке вещей. Нам и в голову не приходило говорить «хочу», «дайте немедленно». Нет так нет, папка сам знает, как поступить.

Мы могли бы переехать в Ташкент и жить в огромной четырёхкомнатной квартире или получить двухэтажный особняк в районе аэропорта в своём областном центре. Но отец вновь уступил свою очередь тем, кому нужнее. А мы продолжали жить как прежде. Вначале – в общежитии небольшого районного городка, затерянного в песках. Когда матери нужно было что-нибудь постирать или приготовить, меня, годовалую, носили на руках суровые парни-геологи, передавая друг другу, как драгоценность. Потом мы поселились в квартире на четвёртом, верхнем этаже дома, где летом крыша раскалялась от невыносимого пекла. И снова никто не роптал – мол, а почему мы живём именно так? Надо значит надо, отцу виднее.

А потом наступило время, когда опытных мастеров поставили перед неприемлемым выбором – не хочу сейчас вспоминать, перед каким. Большинству пришлось уйти. Моему отцу это решение далось с огромным трудом и болью. Наверное, именно это и была точка невозврата, когда его жизнь, из которой ушло любимое дело, начала постепенно давать сбой.

Через три года после переезда в Крым он умер в местной больнице. И в наше далёкое крымское село со всего Узбекистана, Украины, России, других стран потоком хлынули телеграммы с соболезнованиями. Писали и простые работяги, и люди, чьи имена сейчас входят в учебники геологии и нефтегазоразведки. Спрашивали, чем помочь, говорили, всегда могу на них рассчитывать, что я не одна и геологическое братство – это не просто слова.

Он умер в том месяце, когда отмечается День геолога, в апреле. Недавно исполнилось 12 лет со дня его смерти. Тогда из жизни ушёл не только он, но и часть меня, потому что не было ни секунды, когда бы я о нём не помнила.

И даже здесь, в Крыму, ко мне подходят люди и говорят: а знаете, ваш отец был моим учителем… Помог получить профессию… Спас мою жену от болезни, отправив её самолётом в Ташкент… Выделил нам квартиру… Не раз выручал деньгами…

На память о нём остались учебники по геологии и химии – их я проштудировала от корки до корки, – а ещё старенький дом, который он так и не успел восстановить. И главные жизненные правила: не предавай товарища, не лги, не кради. И не совершай поступки, за которые мне, отцу, было бы стыдно, что у меня такая дочь.

Стараюсь, папка. Живу как умею. И то, что домик наш по-прежнему старенький, зато в друзьях у меня полсвета, наверное, говорит о том, что твои уроки я усвоила. Светлая тебе память, мой самый любимый человек.

Я больше не праздную День геолога. И ненавижу апрель, отнявший самое дорогое.