Рашида Жеребцова (отец русский, мать татарка) ещё со школы называли бандитом. Когда шёл по улице пружинящей своей походкой, мускулистый, широкоплечий и сильный, щуря и без того сощуренные глаза, доставшиеся от степных материнских предков, прохожие шептали вслед: «У, бандит максатихинский». И никто не знал, что сила внешняя была только половинка его, а настоящая неукротимая сила жила внутри.

Сила жила без устали и толкала его совершить что-нибудь значительное. Рашид до поры усмирял её, как кучер усмиряет рвущуюся вперёд ломовую лошадь, а она всё тянула и тянула, прося хода.

В школе Рашид дружил с Петей Голубевым. И только этой дружбой объясняли потом учителя то, что отличник Петя не окончил школу с золотой медалью. «Не боись, – сказал Рашид. – Я узнавал, настоящего золота в этой медали на фиксу не хватит. Так что если продавать, ничего бы мы за неё не получили».

После школы Жеребцов и Голубев расстались: Петя уехал учиться в Петербург, а Рашид остался дома, в Максатихе, и первое время неугомонно метался по селу, выискивая себе дело по силам.

Вскоре он завербовался на северную стройку, потом на камчатские рыбные промыслы, и даже отсидел год в тюрьме за драку. Но когда вышел, то понял, что сил у него по-прежнему не убавилось, а дел как не было, так и нет.

После отсидки Рашид стал испытывать неприязнь ко всем закрытым помещениям и, дождавшись весны, перебрался ночевать в сад. Ночами он лежал под яблоней на раскладушке и смотрел на весёлые звёзды, которые волновали его своим величием, и в голову беспрестанно лезли чудные мысли. Думалось о том, как тысячи лет, теряясь в пространстве, мчится звёздный свет, чтобы, достигнув какой-нибудь планеты, отразиться здесь в речке или колодце.

Пользы от этих мыслей Рашиду было никакой, а навредить они могли. И навредили. Они-то, звёзды, перед которыми он сознавал свою незначительность, и навели его на мысль совершить грабёж. Не кошелёк умыкнуть, не картошки с чужого огорода натырить, а самый настоящий разбой, звон от которого на долгие годы оглушит всю округу, – ограбить инкассаторскую машину.

От неожиданности Рашид привстал с раскладушки. И тут только заметил, что ничего вокруг не рушится, не оглашается грохотом, наоборот, наступил тихий предрассветный час: звёзды гасли, на востоке сквозь кусты яблони проступала румяная заря.
Рашид обхватил себя руками за плечи и просидел на раскладушке до восхода солнца. От отчаянной жути его знобило, будто окунали в ледяную воду. Но вылезать, как ни трясло, он не хотел.

Тут же, на раскладушке под яблоней, он придумал, как все произойдёт. Инкассаторская машина – это громко сказано. Это для Максатихи она инкассаторская, а на самом деле – наполовину развалившийся автобус, на котором раз в месяц из лесхоза с зарплатой приезжала бухгалтерша с шофёром. Охраны никакой, оружия тоже. Подробности он разработает потом, но уже знает, что ему нужен на подхвате второй человек. А к кому, кроме друга Пети, он может обратиться в селе, где на него изначально смотрели как на бандита?

Петя приезжал в Максатиху каждый год, и всегда в отсутствие Рашида, – сначала на студенческие каникулы, потом в отпуск. Максатиха всякий приезд казалась ему всё меньше, и он представлял, как однажды от села останется одна церковь. Обнадёживало лишь то, что от церкви, как от печи, исходит тепло, а вокруг тепла рано или поздно снова соберутся люди.

В этом году отпуск Голубеву дали рано – перед самыми майскими праздниками. Но это было к лучшему – хотелось помочь стареющим родителям управиться с огородом.

Петя Голубев копал грядки и сажал картошку, когда появился Рашид. Они крепко обнялись. Оказалось, прошлое не отпустило их совсем, наоборот, подтолкнуло ближе, словно время, сделав изгиб, вернулось к истоку. Была тут не просто радость, а радость какая-то щенячья, восторженная. Родители Пети издали смотрели на встречу и беспокоились: не явился ли гость с бутылкой?

Целый день друзья провели вместе: прошлись по селу, заглянули в школу. Петя ловил на себе пытливые взгляды Рашида, словно тот примеривал на него костюм – подойдёт по размеру или нет. Видно, хотел сказать нечто важное, но не решался.

Напоследок отправились к реке. Тут, на любимом своём просторе, Рашид и рассказал о задуманном ограблении инкассаторской машины.

Петя согласился сразу.

– А получится у нас с разбоем-то? – на всякий случай усомнился он.
– Не боись, я узнавал, – как когда-то в школе про медаль, ответил тот.

Теперь Петя стал возвращаться домой поздно. Встревоженная мать даже не знала, радоваться в этот раз приезду сына или нет.

– Ты где бываешь, сынок? – не рассчитывая узнать правду, спрашивала она.
– Да так, везде…
– С Рашидкой, наверное. Жениться тебе надо, Петя, другие заботы пойдут. Некогда будет о глупостях думать.
– Брось ты, мам.
– Нет, не брось. Правду говорю. Рашид семьи не заменит, его того и гляди скоро обратно в тюрьму упекут. Он дождётся, – мать качала головой.

Виделись приятели обычно на чердаке, в стороне от чужих глаз, чтобы потом, когда начнётся следствие, на них никто не указал. Рашид, всё ещё не терпевший закрытых помещений, сразу распахивал слуховое окно, впуская вольный ветер, и под крышей кружились побеспокоенные пылинки. По коньку, привлечённые идущими снизу голосами, скакали любопытные сороки, и звук от их топота получался гулкий, как от сапог с подковками.

– Точно вертухаи тюремные топчутся, – недовольствовал Рашид.

Пока шла подготовка к грабежу, Петю мало интересовало, что его ожидает, откладывал эти мысли на потом. Он не то чтобы серьёзно отнёсся к происходящему, а двойственно, словно к игре воображения. Как если бы плыть по реке на плоту, а представлять себя посреди бушующего моря: и страху натерпишься, и утонуть не утонешь. Нет, до дела у них с Рашидом наверняка не дойдёт. Где-нибудь пересечёт их дорожку черта, за которую заглянуть можно, но не прыгать же в неизвестность сломя голову.

Петя тем временем делал то, что нужно: перекрасил свой старый велосипед и спрятал вместе с рюкзаком и удочками в условленном месте в лесу. Завалил для верности валежником. Чем занимался Рашид, он не знал.

Вместе на людях они появились лишь однажды, когда отправились на вокзал, к стенду «Их разыскивает милиция». Стенд висел здесь же, на стене, – набор мошенников, воров и грабителей. Хитрость затеряться среди разыскиваемых преступников и замести следы придумал ещё раньше Рашид – недаром он, светлая голова, сидел в тюрьме. Пусть затем милиция ищет тех, чьи фотографии у них уже имеются.

Один из преступников оказался похож на Петю – и ростом, и цветом волос, и возрастом. Правда, у него были особые приметы: золотой зуб и татуировка на кисти руки в виде паука. Но это даже к лучшему, пояснил Рашид, приметы запомнятся в первую очередь. На зуб они наденут коронку из золотой фольги, татуировку нарисуют тушью перед самым ограблением. Сам он будет действовать в маске. Большого сходства не требуется, достаточно кавказского акцента, как у одного из разыскиваемых.

Раньше Петя не обращал на такие стенды внимания. Но сейчас вгляделся в лица преступников с особым интересом, словно уже встал в их ряд. А ведь и правда встанет, если пойдёт на грабёж. Но до этого надо дожить.

Тем временем приближался день зарплаты, на который был назначен грабёж. Маячил где-то в туманном отдалении и вдруг высветился в полный рост. И действовать теперь предстояло быстро и чётко, словно перебежать по канату с одного конца на другой.

План был такой.

Минут за пять до выхода бухгалтерши из банка Петя в тёмных очках поднимется в салон автобуса. Это будет напряжённый момент: не выдать себя, не растеряться, а этак небрежно облокотиться о поручень рукой с татуировкой (отпечатки Рашид потом сотрёт) и сказать шофёру, что спустило заднее колесо.

Тут снова напряжённый момент. Надо, чтобы шофёр поверил Пете. Обычно в таких случаях верят и, ругаясь, лезут из кабины проверить неполадку.

Одновременно с началом разговора начнёт движение к автобусу и Рашид. Одет он будет неброско – рубашка и джинсы. Главное здесь – рассчитать всё до мгновения, до последнего шага.

Когда шофёр выберется посмотреть и попинать ногой колесо и пока будет, наливаясь злостью, ругать фиксатого шутника – на место Пети в автобус заскочит Рашид и, пригибаясь между сиденьями, проберётся в конец салона. Спрячется за огромным деревянным ящиком для инструментов. Дальше, как говорят, дело техники. На полпути к лесхозу Рашид натянет на лицо маску, выйдет из убежища и, угрожая бухгалтерше ножом, заставит шофёра свернуть в лес, на заранее намеченную дорогу.

Правда, может возникнуть ещё одна проблема. Неизвестно, как поведут себя доморощенные инкассаторы. С шофёром Рашид справится. Он по тюрьме знал таких людей. Этот при виде ножа сразу притихнет, вспомнит о своём здоровье, своих болезнях, которые нужно беречь от волнения.

Другое дело – бухгалтерша: женщина степенная, пожилая, уже с внуками, ответственная. Для неё государственные деньги – то, что для шофёра его болячки: трогать нельзя. Она, если порядок нарушен, угроз не испугается, полезет в драку.
Но Рашид был уверен, что справится с бухгалтершей. В лесу он свяжет инкассатора, заберёт портфель с деньгами (не забыть стереть отпечатки пальцев) и исчезнет. У спрятанного велосипеда переоденется, пристрочит к велосипедной раме удочку, положит портфель с деньгами в рюкзак, закопает нож и через двадцать минут появится в Максатихе под видом вернувшегося с озера рыбака.

Петя, выполнив часть плана, будет дома. Он и позвонит потом, когда всё завершится, в лесхоз, сообщит, где искать автобус с людьми.

Теперь оставалось ждать намеченного срока. И все эти последние дни на душе у Пети было тревожно. Рашид поддержать его не мог – перед грабежом они решили не встречаться совсем.

Мать снова удивлялась Пете: то пропадал неведомо где, то безвылазно сидит дома. Радовалась, что сын, наверное, разругался с Рашидом. И эта её тихая радость была для Пети мучительнее всего.

Ограбление было назначено на понедельник, а в субботу Петя уезжал – заканчивался его отпуск. Конечно же, они с Рашидом знали о дне отъезда с самого начала, но, не сговариваясь, молчали, как будто и не было такого препятствия или оно устранится само собой.

Провожать его на автостанцию (Петя решил ехать автобусом) теперь не таясь отправился Рашид. Странно, но он, казалось, нисколько не был расстроен, что ограбление сорвалось. Дорогой он молчал, и лицо его, как у глухонемого, было отрешённым. Такое лицо бывает у человека, занятого одной, но огромной, всепоглощающей мыслью.

День выдался душным, в палисадниках, под кустами сирени, томными голосами изнывали куры. После полудня солнце застыло в зените, не поднимаясь и не клонясь, тени подобрались, и улица, по которой они шли, открылась жгучим лучам.

Рашидка щурил на редких прохожих глаза, встречные опасливо поглядывали и жалели Петю Голубева, оказавшегося с ним в одной компании.

Купив билет, вышли на воздух к ларьку попить пива. Автостанция стояла на площади, откуда во все стороны расходились три дороги. Две поднимались в гору, а третья, достигнув края села, обрывалась с откоса, а дальше виделась в зыбившейся дали синяя щётка леса, над которой громоздились размытые пепельные облака. На открытой площади было ещё жарче. От духоты воздух напряжённо звенел на одной струне и никак не мог оборваться.

– Какой простор, а? – восхитился Рашид и снова задумался о чём-то далёком и всепоглощающем, и от него исходило такое же, как в воздухе, звенящее напряжение. Петя тоже притих, чувствуя себя виноватым за скорый отъезд.

О несовершившемся ограблении они по-прежнему не говорили. Ну, не удалось, но разве это главное. Главное то, что они пережили. И было то, что бывает, когда отпустишь вожжи, – и лихой восторг от скачки, и счастливый ужас.

Наконец Рашид до чего-то додумался.

– Ладно, сорвалось с лесхозом, надо забыть об этом и жить дальше, не расслабляться. Да и не получилось бы у нас ничего.
– А я знал, что не получится, – подал голос Петя.
– Неужели? – Рашид посмотрел на него с интересом, ожидая продолжения. – Ну-ка, ну-ка?
– Не совсем знал, а так, догадывался.
– Ладно, говорю, проехали. Ты лучше скажи: на следующее лето тебя ждать?
– Как отпустят, так обязательно приеду. Не знаю только когда.
– Лучше летом.
– Само собой, летом лучше.
– Обязательно, Петя, летом. Дело есть, и помощник мне нужен.
– Что, опять грабить? – не к месту напомнил Голубев и сразу пожалел о сказанном: получалось так, будто он насмехается над их неудачей.
– Да нет, – Рашид сделал вид, что ничего не заметил. – Ты что-нибудь о кладах в нашей местности слыхал?
– Нет.
– А я вот недавно услышал.

Оказалось, что в последние дни Рашид был занят не подготовкой к ограблению, а совсем иным делом. Дни эти прошли с пользой. Узнал он, к примеру, что четыре века назад под Максатихой произошло сражение с поляками. Это была великая битва, правда, мало кому сегодня известная. Победа склонялась то на одну сторону, то на другую. На помощь своим торопился польский отряд и, выйдя из леса, уловив в отдалении шум битвы, в поспешности двинулся не в обход, а напрямик через озеро. Сначала выбрались на лёд пешие воины, потом подтянулись пушки, и, наконец, возник конный обоз с провиантом, боеприпасами и казной. Лёд трещал, колыхался под ногами, но никто не придал этому значения. А когда поняли, что оказались в ловушке, не бросились бежать врассыпную, а сгрудились на одном месте, точно искали друг у друга защиты. Это и стало роковой ошибкой. Лёд под тяжестью проломился, огромные льдины, синея на изломах, вздыбились, вовлекая в воду кричавших людей. Всё было кончено в мгновение ока, и там, где на заснеженной равнине темнели неприятельские солдаты, лошади и повозки, осталось пустое тревожно колыхающееся место.

– По моим подсчётам, утонули они метрах в трёхстах от берега, напротив плёса, там самое удобное место для спуска. Озеро, конечно, обмелело, я уже плавал туда и нырял, глубина метра три-четыре, не больше, – утверждал Рашид.

Самое удивительное, что, слушая, Петя верил Рашидке. Верил и в сражение под Максатихой, и в пушки и казну, утонувшие вместе с польским отрядом. Наверное, внутренняя сила Рашида опять подхватила его и понесла, и Петя, подлаживаясь под её стремительный ход, и сам не собирался отставать.

– Разметим это место на участки, – продолжал Рашид, – и будем обследовать дно метр за метром. Что нам потребуется? Лодка у меня есть. Значит, нужны длинные шесты – прощупывать дно, потом вёдра – поднимать ил. Ещё маски и ласты.
– Маски с ластами я в Питере куплю.
– Лады, а за мной тогда всё остальное.

Склонив головы, они принялись обсуждать, что сделают с находками. Пушки и холодное оружие надо будет отдать в районный музей, а казну… Казну, конечно, оставят себе. Хотя и тут можно поделиться. Зато звон от их находки оглушит не только Максатиху, но и всю округу.

Рашид, моментально загоравшийся от всякого дела, особенно если оно было по его силам, точно берёсту, поджёг Петю, и у обоих были ошалелые, невидящие счастливые глаза. Автобус они пропустили, и Петя уехал следующим, уже к вечеру.