С Мишкой мы дружим, страшно подумать, уже 28 лет! С Олесей и её мужем Андреем – столько же. И с Серёгой могли бы дружить 28 лет, если бы не развелись лет двадцать назад.

Все мы познакомились в конце прошлого века в доме №3 по улице Вильгельма Пика, где располагается главный киноинститут страны.

Мы и ещё несколько сотен амбициозных молодых людей пришли во ВГИК, чтобы постичь алхимию «важнейшего из искусств», но юная пылкость сердец и влюбчивость нередко отвлекали нас от высоких целей. На каждом шагу, на каждой из многочисленных ступенек ВГИКа, в каждой мастерской то и дело вспыхивали романы, а в нашей 417-й аудитории даже сложилось две семьи.

Недавно Олеся отправила мне сообщение: «Наташка, представляешь, у нас с Андрюхой в этом году серебряная свадьба!»
«Кошмар, до чего вы дожили, ребята!» – поздравила я.

Олеся с Андрюхой, а также с главным достижением их творческого союза – сыном Ванькой, несколько лет назад перебрались в Лондон.

Поучаствовать в праздновании их юбилея я могла только виртуально, по скайпу. И вдруг на третьем тосте осознала: «Минуточку, молодожёны, ведь и у нас с Серёгой могла быть в этом году серебряная свадьба!»

Я нашла страничку бывшего мужа-однокурсника в соцсетях и написала ему сообщение: «Дорогой мой мальчик, поздравляю тебя с нашей серебряной свадьбой!»

Смелое, конечно, заявление, если учесть, что мальчик на фотографии был уже лысым и не общались мы с ним все эти годы со дня развода, но я надеялась на его чувство юмора и сентиментальные воспоминания. Однако, судя по лаконичному Серёгиному ответу, воспоминания его были не столь сентиментальны. Тогда я позвонила нашему другу и однокурснику Мишке.

– Нет, ну ты представляешь, поздравила бывшего с годовщиной, а он мне на это – «Бог дал, бог взял…»

Мишка ответил не сразу, что-то осмысляя.

– Информация противоречивая, понял не всё. Если кого-то поминаем, то к чему поздравления? И какой именно из твоих бывших?

Я издала мученический вздох, хотя в нерасторопности мышления упрекнуть Мишку было бы нечестно. За 28 лет у нас с ним набралось столько бывших, что если бы мы задались целью всех собрать, перезнакомить и переженить, а к ним бы ещё добавились все их бывшие, которые тоже бы переженились между собой и нарожали детей, – мы с Мишкой могли бы создать маленькое королевство и возглавить его на правах самых главных бывших.

Я поделилась этой идеей с Мишкой.

– Здорово, да? А государственный гимн был бы у нас – «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!».
– Не поддерживаю твоего замысла, – возразил Мишка. – Во-первых, чтобы возглавить королевство, нам с тобой тоже пришлось бы пожениться, а я предпочитаю учиться на чужих ошибках. Во-вторых, наши бывшие нас тут же бы свергли и, может быть, даже казнили в назидание остальным. Во всяком случае, если бы Серёга тебя обезглавил, как Марию Стюарт, я бы его не осудил: из-за твоих парикмахерских экспериментов человек до сих пор не обзавёлся волосами.
– Неправда! Я внимательно рассматривала Серёгины фотки в соцсетях, его причесон – давно не моих рук дело, это уже сама природа постаралась!

Мы с Серёгой были темпераментной парочкой, отношения выясняли бурно, однокурсники по стенкам жались, не желая попасть под горячую руку в такие моменты. В одну из ссор, когда мы с мужем уже исчерпали все аргументы и голоса наши осипли, я схватила реквизиторские ножницы и в каком-то безумном порыве единым махом отчикала приличную прядь волос с Серёгиной головы.

Все присутствовавшие в ужасе ахнули, я и сама испуганно замерла с ножницами в одной руке и половиной мужниной причёски в другой. Серёга задумчиво ощупал свою голову, забрал у меня волосы и молча ушёл.

Однокурсники постепенно стали приходить в себя, посыпались реплики. Андрюха присвистнул:
– Ни фига се! Ну ты и дура!
– Старых, он тебя убьёт, – прошептала Олеся.
– Скорее обреет ночью, – усмехнулся Мишка.
– А зачем он волосы унёс? – спросила Олеся. – Неужели пошёл обратно приклеивать?
– Думаю, он их забрал, чтобы она на волосах ничего не колдовала, – предположил Мишка.
– Да нет, чтобы ей скальп не достался как трофей, – веско заявил Андрюха, – Нет скальпа – нет победы.

Я бросилась за Серёгой, преисполненная раскаяния, но догнать не успела. Обнаружила его только дома: он сидел перед трюмо и с меланхолическим видом продолжал выстригать у себя пряди волос, делая самые жуткие причёски.

Он уже обкорнал себе макушку, а довольно удлинённые волосы по бокам, которые прежде носил «хвостиком», разлохматил и сделался похож на клоуна Полунина. Затем он собрал их вместе наверху и с помощью моего лака поставил в виде ирокеза. Результат его также не устроил. Тогда он остриг волосы с одной стороны, а длинные пряди с другой перекинул через проплешину и прилизал, превратившись в тихого серийного маньяка.

– Серёженька, остановись, что ты делаешь! – взмолилась я. – Давай постригу тебя аккуратно, пока ещё не поздно.
– Уже слишком поздно, ведьма! – зловеще сверкнул на меня глазами муж. – Ты сделала всё что могла, а теперь принеси мне дедову опасную бритву!
– А может, сразу саблю? – предложила я. – Если ты хочешь побриться дедовскими методами, можно взять и топор.

Были бы мы нормальными людьми – наш конфликт мог закончиться банальным битьём посуды и хлопаньем двери, но нет, мы были не таковы! Нам, молодым одарённым художникам, надо было всё довести до абсурда, до трагедии с самоуничижением.

Начинающий актёр Серёга за один вечер примерил на себя с десяток образов, в итоге обрился наголо, став гладким, как бильярдный шар.

С течением времени волосы, конечно, отрастали, но вот парадокс – с тех пор Серёга стал регулярно брить голову, и в конце концов волосам надоела эта бессмысленная борьба, они совсем перестали расти. Так он теперь и ходит «бруталом» уже четверть века.

– Я знаю всех твоих бывших, – продолжил свои рассуждения Мишка, – не скажу, что дружил со всеми, но сочувствовал многим.
– Ну, знаешь, – обиделась я, – не только чёрный след я оставляла в сердцах своих возлюбленных, было и много хорошего! Вот, например, красные туфли…

Пару лет назад меня пригласили сниматься в очередном сериале. Накануне вечером я получила сценарий, выучила текст, утром поехала на площадку. Съёмочная группа уже работала над первым эпизодом на улице, процесс был в самом разгаре.

Увидев стайку актёров, взлохмаченного режиссёра и оператора с камерой, я направилась к ним, но путь мне преградил неизвестный молодой человек.

– Мадмуазель, позвольте вашу ручку!

Полагая, что он хочет со мной поздороваться, я протянула руку, и вдруг он ловко надел на мой безымянный палец обручальное кольцо.

– Поздравляю, теперь вы жена.
– Ничего себе, – я даже опешила, – так лихо и без прелюдий со мной не обращался ещё ни один мужчина! Хотя бы представьтесь.
– Реквизитор Паша, – улыбнулся парень, – не забудьте вернуть мне колечко после съёмок.

Ну да, всё верно, я ведь играю в сериале жену и должна быть окольцована, а вот те двое мужчин у гримвагена – похоже, мои партнёры, киношные муж и любовник. Одного из них я, кажется, знаю.

Подхожу к актёрам и лукаво обращаюсь к знакомому:
– Ну вот мы и снова встретились! Помните, Ваня, как мы целовались с вами на столе в моём кабинете?

Мужчина, к которому я обратилась, испуганно захлопал глазами, неловко покосился на коллегу и спросил меня предобморочным шёпотом:
– Простите, а мы разве с вами… – по его лицу я поняла, что он судорожно пытается перелистать в памяти всех своих бывших женщин, но совпадений не находит.
– Ванечка, не ищите в личном архиве, – удержала я его от помешательства, – мы с вами вместе играли в другом сериале, я была начальницей, вы – коварным подчинённым, который соблазнял меня прямо на рабочем месте… Ну же, вспоминайте!

Пока бедный мужчина восстанавливал в памяти утерянные файлы, второй актёр обратился ко мне с многозначительной улыбкой:
– Наташа, а ведь и мы с вами тоже когда-то целовались…

Тут уж растерялась я, уставилась на второго во все глаза, но никак не могла его вспомнить.

Ситуация неловкая: актёры – народ обидчивый, они уверены, что навсегда остаются в памяти партнёров, а я совсем не могла припомнить наших с ним совместных съёмок, да и лицо его мне ни о чём не говорило. Я неуклюже пыталась выкрутиться, он понимал, что память моя бессильна, но от этого почему-то даже ликовал.

Ассистентка позвала всех на костюм. Мы направились к костюмерному вагончику, мой забывчивый партнёр наконец оживился, в его голове начали всплывать обрывки воспоминаний, он радостно делился ими со мной, я вежливо ему кивала, но всё моё внимание было теперь сосредоточено на втором актёре, который бросал на меня загадочные взгляды и время от времени произносил смутно знакомые, тревожные фразы:
– Пусть ложь сердец прикроют ложью лица… Да, Наташа?.. Я смею всё, что можно человеку, кто смеет больше, тот не человек!
– Шекспир? – угадал забывчивый актёр и, театрально схватившись за грудь, продолжил: – Пусть боль кричит! От шёпота тоски больное сердце бьётся на куски!.. Вы сейчас «Макбета» репетируете?
– Сейчас – нет, но играл когда-то в студенчестве, много-много лет назад, – нежно вздохнул второй актёр и, взглянув на меня, добавил с особым чувством: – Из одежды – только туфли. Ах, эти красные туфли до сих пор не дают мне покоя…
– Вы играли Макбета голым и в женских туфлях? – осуждающе покачал головой первый актёр.
– Виктор, прекратите уже, – краска залила мне лицо, – я вспомнила, где мы с вами целовались, достаточно…

К тому времени, о котором настойчиво напоминал мне Виктор, я уже развелась с Серёгой, окончила ВГИК, но по старой дружбе всё ещё подыгрывала в студенческих отрывках у знакомого режиссёра. Режиссёр решил поставить Шекспира, пригласил на роль Макбета некоего студента Витю, а на роль леди Макбет позвал меня. На репетициях с этим Витей у нас завязался лёгкий романчик, но проклятые красные туфли, чёрт бы их побрал, случились уже после показа, в комнате студенческого общежития.

– Вас не узнать, – смущённо сказала я Виктору, – из мальчика вы превратились в мужа.
– В любовника, – с усмешкой уточнил Виктор. – Сегодня я играю твоего любовника, а мужа играет вот этот Иван, – кивнул он на забывчивого артиста.

По сценарию любовная история в нашем фильме была очень запутанная. Помимо двух мужиков, у моей героини существовала ещё и дочь от одного из них. Конфликт персонажей строился на признании истинного отцовства.

Весь съёмочный день Виктор гарцевал передо мной, стараясь разбудить былые чувства, и наша с ним реальность так смешалась с вымыслом сценариста, что я даже не заметила, как загнала в умственный тупик бывшего Макбета. Мы снимали сцену выяснения отношений моей героини с любовником на общем плане, когда голосов актёров не слышно, текст этой сцены был не прописан, и говорить можно было всё что угодно, хоть таблицу умножения, хоть детскую считалочку.

Я решила действовать в предлагаемых обстоятельствах и стала благодарить героя за подаренного мне много лет назад ребёнка, отцом которого он являлся по сюжету. Виктор отреагировал, на мой взгляд, чересчур наигранно: выпучил глаза, побледнел, схватил меня за руки, а в довершение всего ещё и слезу пустил.

Я подумала, что для общего плана слишком много мелких деталей и суеты, но Виктор шептал мне жарко:
– Так у нас с тобой все эти годы был ребёнок? Как назвали?
– Раиса Захаровна, – пошутила я, всё равно ведь звука не слышно.
– Как – Захаровна? – неожиданно обиделся Виктор. – Почему не дала моего отчества?
– Сцена снята! – объявил режиссёр. – Переходим к следующему кадру!

Но Виктор не отпустил моих рук, а только сжал их ещё сильнее.

– Кто этот Захар? Он твой муж? Рая считает его своим отцом?
– Вить, остановись, – я высвободила свою руку и дружески похлопала его по плечу, – сцену отсняли, пошли чайку выпьем.
– Ты должна познакомить меня с дочерью, – настаивал Виктор. – Как ты могла скрывать её от меня столько лет?

И тут до меня дошло!

– Витя, ты с ума сошёл? Нет у нас с тобой никаких детей, успокойся! Я говорила от лица персонажа!

Бывшие возлюбленные – как партнёры по съёмочной площадке, с которыми вы когда-то вместе сняли своё очень личное кино. А если это ваше кино ещё и переплетается с кино настоящим, то за такие сюжетные повороты смело можно и премию «Оскар» вручать.

– Привет! Как провела карантин? Думал о тебе всю среду.

Это звонит Илюша. За последние годы из статуса бывшего он уже перешёл в статус родственника, успел дважды жениться и развестись, наши сыновья дружили, со второй его бывшей мы поддерживали друг друга в сердечных переживаниях. Илюша этому не препятствовал, ему даже льстило, в нас обеих он был уверен – ни одна не скажет другой больше чем надо. Вот дурачок.

– Здравствуй, дорогой, я тоже вспоминала тебя именно в среду. Ментальная связь?
– Пуповина недорезанная!

Смеёмся. Обменявшись новостями, тут же переходим к взаимным уколам, это у нас нечто вроде приятной игры в пинг-понг.

– Помнишь, как ты тогда…
– Старик, у тебя аберрация памяти, это было не с тобой.
– Склеротичка! Не хочу знать, что было до меня и после, но этот эпизод не уступлю никому!
– Ты присвоил себе мои воспоминания!
– Ты позвонила мне теперь, чтобы снова ругаться?
– Но это ты позвонил!

Можно злиться на бывших возлюбленных, вспоминать прежние обиды, но этих людей уже не вычеркнешь из жизни, не сотрёшь из памяти навсегда, никто не сможет сыграть их роли, заменить на плёнке воспоминаний, сделать монтаж. А если фильм получился хорошим, по прошествии времени уже неважно, кто с кем ссорился в процессе работы. Осталась картина, которую обоим хочется пересматривать.

Фильм для двоих.

– А как твоё текущее кино? – интересуюсь Илюхиной личной жизнью. – История выходит неплохая?
– Если оценивать в этих терминах: лирический сериал для семейного просмотра, не остросюжетный и без гротеска, – признаётся он с удовольствием.
– Ну и слава богу, отдыхай тогда, трескай попкорн на диване, ты это заслужил после триллеров с погонями.
– А как у тебя на личном? – спрашивает Илюха.
– Если оценивать в этих терминах… – задумываюсь, – давно бы уже пора сказать: «Всем спасибо! Съёмка окончена!» – и пускать финальные титры, но…

Остановите, пожалуйста, на этом кадре, перекрутите к началу эпизода!

Герои несутся на мотоцикле по оживлённой трассе, на середине пути их застигает ливень, она в легкомысленных бриджах и тонкой кофточке, хотя он и убеждал её одеться потеплее, ведь лететь на мотоцикле с большой скоростью совсем не то же, что комфортно расположиться внутри тёплой машины.

Он сворачивает на обочину, достаёт из кофра запасные мотоциклетные штаны, тяжёлые и негнущиеся, как у сварщика, вдевает её в них, снимает с себя огромную кожаную куртку с большими плечами и, требуя абсолютного повиновения, засовывает в куртку её дрожащее тельце, а сам надевает лёгкую ветровку, в которой ему, конечно, будет холодно за рулём, но её протесты рассыпаются пред его нарочито грозным взглядом.

В мотоциклетном облачении на три размера больше она чувствует себя не женственной, не сексуальной, неуклюжей, как космонавт в скафандре, зато полностью защищённой.

Они мчатся дальше, ливень беспощадно сечёт по забралу шлема, как море в шторм заливает стёкла иллюминаторов, но совсем не страшно, ведь она за его широкой спиной.

Прижимаясь к нему, продев озябшие руки под его куртку, она держится за его тёплое тело – сейчас они единое целое, их шлемы романтически стукаются друг о друга.

На светофорах он притормаживает и, отводя руку назад, ободряюще кладёт на её бедро – это самое прекрасное прикосновение на свете.

Он останавливается у заправки, они спешиваются, снимают шлемы и заходят в придорожную кафешку. Он идёт за горячим кофе и пирожками с земляникой. Она ждёт его за столиком. За окнами хлещет дождь, а внутри так уютно.

Она ощущает спиной его возвращение, и вдруг на её мокрые волосы опускается нечто очень лёгкое – это фирменная картонная корона от кафешки, которую выдают маленьким детям.

Он улыбается и достаёт телефон, чтобы снять её в короне на память, она протестует – волосы смялись под шлемом, косметика смазалась по дороге, а он говорит: «Моя королева!» – и делает несколько снимков.

Интересно, сохранил ли он эти кадры в своём телефоне? Нет, наверное, давно уже удалил, и это кино осталось только в их памяти.

Или вот ещё: большая низкая луна пустила дорожку по чёрной глади воды, небо сливается с морем, и все знаки зодиака отчётливо светятся в космосе над их головами, бросая вниз золотые звёздочки, потому что август – сезон звездопада. Невесомая морская вода ласково окутывает их голые тела, а если потереть ладошкой о ладошку, вода фосфоресцирует мириадами искр…

– Старых, – прерывает поток моих воспоминаний Илюша, – я знаю тебя уже двадцать лет, перестань морочить мне голову, какие титры! Уверен, ты всё ещё с надеждой вглядываешься в поток машин, когда слышишь рёв мотоцикла на дороге.
– Не понимаю, к чему ты клонишь, – увиливаю от ответа.
– К тому, что финал твоего последнего фильма какой-то невнятный, – подтрунивает надо мной Илюша. – Я бы на вашем месте ещё поработал над сценарием. Благодарные зрители обещают купить самый большой попкорн и усесться у экранов в предвкушении нового сезона.

Я совершенно спокойна и уверена в себе, мне просто надо придумать достойный финал, только за этим я и приехала на дачу. Он, как обычно, колет дрова – тоже мне Челентано! Замечает меня, красивым жестом вонзает топор в землю, невозмутимо подходит и как ни в чём не бывало целует в щёку:
– Привет!
– Я приехала сюда на двух электричках с пересадками, потом на автобусе, прошла пешком по деревенской дороге с лужами и ухабами два километра только затем, чтобы поставить точку в нашей истории! – говорю заносчиво.
– Я так и понял, – нахально улыбается, – а рюкзак не великоват для последней точки? У тебя там что, пишущая машинка?
– Лимонный пирог испекла автоматически, пока размышляла над финалом, – признаюсь смущённо. – Ещё бутылка белого вина – зачем-то купила в вашем сельпо. И овощное рагу с индейкой в контейнере. Очень много этого рагу наготовила, домашние уже не в состоянии есть, не выбрасывать же…
– А я баню растопил случайно, гостей, что ли, ждал? – пожимает плечами. – Веник берёзовый замочил и шапку тебе новую для бани купил. С чего бы это?
– То есть ты хочешь сказать, что я такая предсказуемая, – сержусь. – И финалы у меня никогда не получаются, так?
– Послушай, ты училась в главном киноинституте страны, – снимает с меня рюкзак и несёт его в дом. – Неужели тебе там не объяснили, что открытый финал – это тоже хороший ход?