– Да я просто обалдела! Такое ощущение – все кинулись строиться, ремонтироваться. Дома, дачи, бани. Ни жить ни быть, умоляют, бьют кулаком в грудь, клянутся, что за ценой не постоят. Такое количество звонков… Сначала записывала в очередь, а сейчас отключу телефон, точно.

Так говорила жена «вольного каменщика», по совместительству домашний координатор-диспетчер: муж на стройке, она на телефоне. И правда, отключилась.

При этом «Авито» ломится от предложений мастеров на все руки – строителей, кровельщиков, плотников – глаза разбегаются.

Так, думала я, найму солидную компанию. Там и официальный договор, и репутация, и ответственность. Всё-таки дымоход – именно он у нас требовал замены – дело пожароопасное. После себя бригада оставляет чистоту, увозя строительный мусор в белых мешках. И скидка пенсионерам, и даже страховка прописана, если, не дай бог, случится ЧП. Этим летом в соседнем коттеджном посёлке сорвался с лесов и погиб 26-летний парень…

– Освободимся к концу октября-ноября, и то не обещаем, – примерно так отвечали в строительных компаниях.

Делать нечего, обращусь к частникам – зато дешевле. Читаю: «Берёмся за работу любой сложности, относимся с душой, делаем на совесть. Дорогие, останетесь довольны». Прямо не объявление, а кавказский тост. Некий Арам. Ой, нет. Я не расистка и не ксенофоб, но… Знаете, всё же разный темперамент, обычаи. Лучше позвоню печнику Геннадию из деревни К. Но вспомнила: сосед имел с ним дело, очень не советовал связываться.

Так, вот ещё телефончик. Бойкий тенор на том конце провода проявляет ко мне неподдельный интерес. Но, едва услышав про дымящую и искрящую трубу, кричит, что плохая слышимость, и обещает перезвонить. И исчезает навсегда.

Я приуныла. Всё складывалось, как предупреждали соседи: хорошие, проверенные строители нарасхват, осталась «некондиция». Дорого, но мило, дёшево, но гнило. Думала, что выбирать и рыться в предложениях буду я, однако рылись и выбирали «из меня».

Вернее, даже и не выбирали. Ссылались на высокую занятость, на горячую пору: погожие деньки, конец августа. На строительный бум, на коронавирус. Дескать, люди сообразили, что эпидемии, карантины, самоизоляции и прочие катаклизмы лучше переживать не в тесном муравейнике, а в своём домике, желательно на природе. Гулять не на балконе, а на собственном кусочке земли.

Вот ещё рекламирует себя мастер на все руки Николай, позвоню-ка ему.

– А что у вас? Разрушилась и дымит банная труба? (В голосе мгновенное разочарование.) Та-а не, я как-то больше на крупных заказах. Фундамент залить. Кровля, подшив. Садовый домик, баню под ключ. Мелочёвкой не занимаюсь. Размахнуться негде.

То есть лучше Николай будет сидеть и ждать выгодного заказа.

– Заплачу сколько скажете, – заманиваю-прельщаю я.

Мнётся.

– Та-а не-е…

Подруга сказала:
– Знаешь, в чём дело? Ты женщина. Баба, которая ведёт переговоры. Уже одно это их настораживает. Кому охота иметь дело с бабой? Ничего не понимает, лезет под руку с глупыми вопросами, советами, визг поднимает…
– Я не такая, – обиделась я. Напротив, всю жизнь испытываю благодарность и священный трепет перед людьми физического труда. Перед теми, кто умеет делать то, чего не умею я. Попадаю под гипноз, как кролик перед удавом.

Подруга права. Беда в том, что в нашей семье некому вести переговоры. Хорошо жить за широкой спиной «настоящего мужика», который все поиски и договорённости возьмёт на себя, найдёт общий язык, договорится по-мужски, хлопнет подрядчика по плечу, хряпнет с ним рюмашку за почин…

Но настоящий мужик не будет мягким и покладистым, как мой. Не станет, как он, есть трёхдневный суп (если борщ, то и вовсе четырёхдневный). Не почистит картошку, не помоет посуду, не повезёт, куда захочет моя левая нога, и не станет терпеть прочие прелести от эмансипированной «творческой» жены. Творческие люди – те ещё сокровища.

Вот почему я снова и снова набирала номера объявлений. Кто ищет, тот всегда найдёт!

Я очертила строителю Михалычу проблему: на крыше труба дымит изо всех щелей и искрит, а вокруг дерево. Сложность – что банька встроена прямо в дом. Печная труба, параллельно с газовой, пронизывает два этажа и чердак и уходит на верхотуру. Боимся пожара, остались без бани…

Не то чтобы наша семья банные фанаты, но так хорошо в промозглую погоду разжечь в доме живой огонь. Подкидывать полешки, ворошить, сидеть у потрескивающей железной печурки…

Михалыч ознакомился с фронтом работ. Как полагается настоящему профи, хмуро обхаял работу предыдущего мастера («Кто эту порнографию вам строил?»). Вообще-то «порнография» служила нам верой и правдой двадцать лет, но я (не лезть под руку с женскими замечаниями!) благоразумно промолчала.

Михалыч обещал управиться за день вместе с мальчиком-подмастерьем, цена 10 тысяч. Меня смутила скорость работы: строительная сфера всё же дело обстоятельное, неторопливое, не какое-нибудь такси. Это те носятся, потому что время – деньги. С домом лучше не торопиться, делать как следует, не спеша, качественно. Могут возникнуть нюансы.

– Женская логика! – снисходительно откликнулся Михалыч.
Вот оно – баба с советами под руку. Лучше помолчу.

Когда робко попросила (как советует интернет) сфотографировать трубную проблему на телефон, чтобы я могла увидеть всё своими глазами, – Михалыч кратко аргументировал:
– Я что, больной, по крышам с телефоном лазить? Поменьше в интернете сидите.

Действительно, сконфузилась я. Лучше пойду сварю людям кофе. Только мешаю работать.

Старую кирпичную трубу на крыше разломали – она оказалась чёрной от сажи и… пустой. Никакой предполагаемой железной трубы в ней не было.

– А её и не должно быть, – успокоил верхний сосед, к которому я постоянно бегаю за советами. – И у меня её тоже нет.

Всё же Михалыч склонялся к тому, чтобы поставить сплошную железную.

Во-первых, лучше тяга, у него самого в коттедже такая. Во-вторых, они с мальчиком еле-еле тяжеленный железный наконечник с зонтиком сняли – вдвоём его обратно не поставить. Тут либо автокран вызывать, либо рабочую силу нанимать. В-третьих, деньги же заявлены на установку новой железной трубы.

Мы быстренько сгоняли в «Торгметалл», купили, привезли трубу в разрезанном виде – мастеру с мальчиком было не поднять трёхметровую.

– Кривовато в месте сварки получилось, – сидя на коньке, самокритично резюмировал Михалыч. – Ну да ничего, не очень заметно.

Действительно, труба не девка, нам на ней не жениться. Лишь бы не дымила, лишь бы баня ожила. Да и не так, чтобы сильно криво… Это мы потом поняли, что нужно было бегать вокруг дома и смотреть с разных ракурсов – там зрелище с наклоном трубы оказалось печальнее.

Вообще, я с самого начала нарушила все мыслимые правила при заключении договора. В нём, договоре, должны были стоять по пунктам неполадки, которые требовалось устранить: не работает баня, дымит труба, тянет угаром.

Да и не было никакого договора, я о нём даже не заикалась. Грустный опыт подсказывал: одно упоминание о договоре или хотя бы о расписке – и пыль столбом, у подрядчика только пятки сверкают. Шарахаются как чёрт от ладана, смотрят подозрительно, хоть и божишься, что договор «для личного спокойствия» и что ни в какую налоговую я идти не собираюсь. Железный аргумент шабашников: да мы, хозяйка, всю жизнь без бумажек работаем, никто не обижался. Договоры-шмаговоры какие-то… Договор у них ассоциируется с судами и является синонимом слов «сутяжничество» и «склока».

На радостях забыла и правило номер два: расплачиваться только после проверки работы. То есть в нашем случае – трубы. Но мой покладистый муж сказал, что печь топить можно только недельки через две, когда свежая кладка просохнет, – а то потрескается.

– Завтра проверяйте – ничего кладке не сделается, – разрешил усталый, грязный, но довольный Михалыч, засовывая купюры в автомобильный бардачок.

После выяснилось: можно (и нужно) проверять тягу сразу, поджигая газетку. Га-зет-ку! А я-то на следующее утро набухала от души – проверять так проверять, – забила печь берёзовыми поленьями.

Перед этим мы, чертыхаясь, долго, насколько хватало длины рук и кочерги, выковыривали из дымохода обугленные цельные кирпичи – они обильно нападали в узкую трубу, когда Михалых кувалдой рушил старую кладку. И кирпичи в дымоходе встали и так, и эдак, и поперёк – и сколько их там ещё осталось, не выковырянных? Посветили зеркальцем – вроде какой-никакой просвет есть, голубеет далеко вверху кусочек неба. Но неужели Михалыч так же буйно колотил бы по трубе на собственной крыше?

Молчу о том, что и водосточный жёлоб под крышей был погнут теми же обломками, – сгоряча не заметили.

Огонь горел так себе, лениво, – не горел, а скорее тлел. Но ведь дым куда-то девается – проявляла я скромные познания законов физики. Муж поднялся на чердак, и сразу выяснилось, куда девается дым. Слышу – бежит по лестнице, громыхая сапогами.

– Прекращай топить, весь чердак в дыму!

Легко сказать «прекращай». Залили дрова водой. Ой, а наверху, на чердаке, мокрое бельё. Скорее в стирку, сама виновата.

Михалыч, спасибо ему, оказался человеком отзывчивым, примчался сразу. Погрешил на щель в кладке, замазал остатками цемента, велел проверить. И снова о газетке ни слова. Снова забиваю печь, снова дымище на чердаке – рядом человека не видно. Я закоптилась, как колбаса, – до сих пор люди принюхиваются.

Михалыч озабоченно сказал, что причина серьёзная, а потому её устранение – это особая плата. Потому что нам от него что надо было? Чтобы он, Михалыч, воткнул трубу – он её и воткнул, какие претензии? Разговор со вчерашних доверительных воркующих ноток перешёл на высокие тона. (Вот он, женский визг.)

Я сказала, что это нечестно. Что мы положились на михалычевский профессионализм, но остались при своих интересах – с дымящей трубой (раньше хоть на открытом воздухе на крыше, а сейчас на чердаке), без бани и без денег.

– Да мне ваши десять тысяч тьфу! – напирал на меня широкой грудью Михалыч. – Я жизнью на высоте рискую! Я весь раненый! Откуда мне знать ходы-выходы ваших труб? Вы мне схему предоставили?

Странно, что он её не потребовал при начале работ. Да и откуда взять схему, если мы покупали двадцать лет назад дом-коробку уже с трубой?

Я не надеялась, но Михалыч повёл себя благородно – вернул (в сердцах швырнул на капот машины) пять тысяч и умчался. А мог бы не возвращать – со мной раньше так поступали. Договора-то нет. Да и будь он – стоит ли трепать нервы из-за денег? Тем более Михалыч ведь действительно вкалывал на верхотуре почти 12 часов. Вот только нам от этой работы ни жарко ни холодно.

– Кажется, я знаю, в чём причина, – сказал муж, до сих пор перетаптывавшийся за спиной. Не специалист, не печник, не каменщик, не строитель. Что-то нарисовал на бумажке, прикинул. Простучал кладку резиновым молоточком. Аккуратно вынул пяток кирпичей.

Картина сразу прояснилась: уложенная вчера на большой газовый дымоход новенькая труба плотно закрыла выход дымоходу маленькому, печному.

Муж вырезал в новой трубе овальное отверстие 20 на 30 сантиметров, оттуда сразу потянуло ветерком. Заложил кладку, замазал цементом. И дым рванул вверх. Вся работа заняла полтора часа.

А я впервые за лето взяла ручку. То есть села за клавиатуру. До сих пор у меня физически не было времени написать хотя бы слово. Траншеи, колодцы, водостоки, теперь вот дымоход… Жить в своём доме и любоваться пламенем очага – это только звучит красиво. Дом, безусловно, даёт покой и счастье. Но взамен требует от хозяина всего его целиком, на меньшее не согласен.

Иначе дом, как нежный цветок, хиреет и приходит в упадок. Щедро даря ощущение уюта, крепости, надёжности – привязывает к себе, лишает мобильности, свободного времени и мыслей. Высасывает не нервы, время и силы, а саму жизнь.

…Ну вот, сгоряча выставила дом как вампира какого-то. Но по крыше барабанит холодный осенний дождик, а в котле загудел газ, пошло благодатное тепло. В баньке затрещали поленья, заплясали прозрачные огненные ленточки, пошли ассоциации и мысли. Где, как не у огня, вспомнить старую притчу?

Как озябший одинокий путник сидел у печи и требовал: «Эй, печь, согрей меня!» – и очень удивлялся, что она стоит безмолвная, пустая и холодная. А надо-то было пойти в лес, набрать хворосту, разжечь огонь…

Не так ли и мы рассуждаем: «Вот когда этот человек докажет, что греет, и любит, и ценит меня, – тогда, так и быть, я откликнусь, согрею его ответным теплом».

– Но это несправедливо! – вскидывается строптивая подруга. Она сидит рядом на полу, скрестив по-татарски ноги, и в её тёмных, почти чёрных глазах по-кошачьи поблёскивают отражённые огонёчки. – Значит, я, то есть путник, – обхаживай печку – а она, барыня, рассе-елась, ждёт, когда её обслужат. Игра в одни ворота получается. Нужно чтобы я и печка… тьфу, то есть я и путник… Одним словом, нужна взаимность, чтобы тепло шло с обеих сторон… Иначе нечестно.
– Скажи это печке.